Где Цезарь кровью истекал - Стаут Рекс - Страница 7

Сестра вцепилась ему в плечо.

– Клайд, нельзя же так…

– Оставь меня в покое! – Он стряхнул ее руку. – Вы хотите сделать из отца посмешище, зарезав быка, которому любой отцовский и в подметки не годится. В одном могу вас поздравить – вы выбрали лучшего быка для этой цели. Гикори Цезарь Гринден… Представляю, какая будет сенсация. Я это говорю, потому что немного разбираюсь в скоте. Во всяком случае, когда-то разбирался. Когда Цезарь еще никому не был известен, я хотел, чтобы отец его купил. И вы думаете, что вам удастся прикончить его?

– Конечно. Только с чего ты взял, будто я хочу обидеть твоего отца? Чушь какая-то… Я это делаю исключительно для рекламы.

– Черта с два! Я вас раскусил. Вы ведете нечестную игру против моего отца. Отстань, сестра!

– Ты ошибаешься, мой мальчик, – терпеливо произнес Пратт. – Я на это неспособен. Послушай, что я тебе скажу. Насколько мне известно, лучший бык твоего отца уже довольно стар. Так вот, если бы твой отец пришел ко мне, когда я купил Цезаря, я бы просто подарил ему быка. Ей-богу, подарил бы.

– Так я вам и поверил! – Клайд кипел от негодования. – Сегодня весь Кроуфилд только об этом и говорит. Конечно, мой отец как член Гернсейской лиги тоже в курсе дела. Он предвидел, что у Беннета и Каллена ничего не выйдет. Зная вас с детства, он был уверен, что вы от своего не отступитесь. Моей сестре взбрело в голову приехать сюда и попытаться вас уговорить, и я согласился. По дороге мы встретили Беннета, Каллена и Дарта. Они рассказали нам, что здесь произошло. Тем не менее мы приехали, хотя я не могу понять, зачем. А теперь я хочу заключить с вами пари. Вы когда-нибудь заключаете пари?

– Ну, вообще-то я этим не увлекаюсь, – пожал плечами Пратт, – но иногда не против дружеского пари.

– Что вы скажете насчет дружеского пари со мной? Скажем, на десять тысяч долларов?

– По какому поводу?

– Бьюсь об заклад на десять тысяч долларов, что вам не удастся зарезать Гикори Цезаря Гриндена.

– Клайд! – воскликнула Нэнси. Вульф прикрыл глаза. Послышались оживленные возгласы, даже Лили Роуэн казалась заинтересованной.

– А что может мне помешать? – спокойно спросил Пратт. Клайд поднял обе руки ладонями вверх.

– Принимаете пари или нет?

– Десять тысяч долларов, что я не зарежу Гикори Цезаря Гриндена?

– Да.

– За какой срок?

– Скажем, в течение недели.

– Хочу предупредить, что я советовался с юристом. Нет такого закона, который мог бы воспрепятствовать мне это сделать, каким бы чемпионом породы Цезарь ни был.

Клайд молча пожал плечами. На его лице было выражение, которое я частенько наблюдал у игроков в покер.

– Что ж… – Пратт скрестил руки на груди. – Это становится интересным. Ну, тогда по рукам. Подпишем чеки? Клайд вспыхнул.

– Банк не оплатит мой чек. Вы это прекрасно знаете. Но если я проиграю, я заплачу…

– Ты предлагаешь джентльменское пари? Мне?

– Можете это так называть. Джентльменское пари.

– Мой мальчик, я очень польщен твоим доверием, но я не могу согласиться на такие условия, когда речь идет о десяти тысячах долларов. Боюсь, что не стану заключать пари, пока не узнаю, насколько ты платежеспособен.

Клайд рванулся из своего кресла. Мои ноги мгновенно подобрались для прыжка, но Нэнси Осгуд удержала брата. Она попыталась увести его, лопоча что-то насчет того, что им нужно спешить, но он вырвался, оттолкнул ее и свирепо уставился на Пратта, стиснув зубы.

– Как вы смеете сомневаться в слове Осгуда? Ладно, в таком случае я выиграю у вас эту сумму, раз деньги для вас самое главное! Будет ли достаточно, если мой отец позвонит вам и подтвердит мою платежеспособность?

– Так ты действительно хочешь держать пари?

– На десять тысяч долларов? В присутствии этих свидетелей?

– Ладно, согласен. Если отец даст гарантию, тогда по рукам.

Клайд повернулся и вышел, ни с кем не попрощавшись. Бронсон отставил свой бокал и последовал за приятелем. Нэнси, хоть и была очень встревожена, задержалась, чтобы немного сгладить впечатление от невоспитанности своих спутников.

– Тут попахивает чем-то скверным, – задумчиво произнесла Лили Роуэн. Она мне указала на место рядом с собой, где сидел раньше Джимми Пратт. – Сядьте сюда, Эскамильо, и поведайте мне, что произойдет дальше.

Я встал, со свойственной мне грацией подошел к ней, сел, завладел ее левой рукой и внимательно уставился на ладонь.

– Дело будет так, – начал я. – Вы будете счастливы, но однажды, путешествуя под водой, натолкнетесь на лысого мужчину, сидящего среди водорослей. Вы подумаете, что это водяной царь, но он заговорит с вами по-русски. Вам покажется, что вы поняли, о чем он говорит, но через некоторое время вы, к своему великому ужасу, поймете, что ошиблись. Дайте-ка мне другую руку для сравнения.

Тем временем Джимми Пратт страстно убеждал в чем-то своего дядю:

– Вы позволили ему разговаривать с вами в таком тоне?! Мне хотелось ударить его! И я бы его ударил…

– Ладно, Джимми, – примирительно поговорил Пратт. – Ты бы не посмел поднять руку на Осгуда. Успокойся, мой мальчик. Кстати, если ты так агрессивно настроен, не согласишься ли помочь нам постеречь быка? Боюсь, что нам придется не спускать с него глаз этой ночью.

– Вообще-то, дядя… – замялся Джимми. – Дело в том… Я уже говорил, что не одобряю этого. Такой бык… Как-никак чемпион…

– Значит, ты не хочешь там подежурить?

– Я бы не хотел в этом участвовать, дядя Том.

– Ну, ладно. Надеюсь, что мы и сами справимся. Как вы считаете, мистер Вульф, имею я право съесть собственного быка?

Вульф пустился в пространные философские рассуждения о писаных и неписаных законах, духовной ответственности и бычьей генеалогии. Он говорил возвышенно и страстно, и всем присутствующим начало казаться странным, что некоторое время назад они могли волноваться из-за таких пустяков, как ссора Пратта с Осгудом, или какие-то бифштексы из Цезаря, или пари на десять тысяч долларов. Закончив свой монолог, Вульф обратился ко мне с предложением: поскольку мы приняли любезное приглашение мистера Пратта отужинать с ним, нам не мешало бы переодеться, для чего следовало достать из машины багаж. Джимми предложил было свои услуги, но Каролина сказала, что это должна сделать она, так как ей предстояло отвезти нас в Кроуфилд. Я последовал за ней к машине. Увидев поодаль, поддеревьями, кучу земли, на которой лежали кирки и лопаты, я остановился. Я заметил ее еще тогда, когда нас везли к дому, но не знал, для чего она предназначена.

– Там яма, где будут жарить быка? – осведомился я. Каролина кивнула.

– Ужасно, конечно, но я не могу придумать подходящей отговорки, чтобы отказаться от дядиного приглашения участвовать в этом пиршестве. Залезайте в машину.

Когда мы выехали на дорогу, я спросил:

– Не мое это дело, но зачем все это понадобилось – для рекламы или чтобы утереть нос Осгуду-старшему?

– Не знаю… Мне надо подумать.

Я замолчал. Минуту спустя мы достигли места аварии. Каролина развернула свою машину перед останками нашей. Я выбрался наружу.

Деревья и телеграфные столбы, озаренные последними лучами заходящего солнца, отбрасывали длинные тени на зеленый ковер пастбища. На другом конце пастбища я увидел Монта Макмиллана, который внимательно смотрел в нашу сторону. Возле валуна величественной поступью прогуливался бык, выглядевший еще крупнее, чем прежде. Теперь, когда мне не грозила опасность, Цезарь казался красавцем.

Перетащив два чемодана, два саквояжа, опрыскиватель и корзины с цветами, я снова запер машину, в последний раз взглянул на быка, которого скоро должны были зажарить и подать на стол порциями по 450 долларов каждая, и занял свое место рядом с мисс Пратт. Я по-прежнему молчал, ожидая, пока она заговорит, и, наконец, дождался.

– Я хочу сказать вам, о чем я думала.

Я вежливо кивнул.

– Я думала о Лили Роуэн.

– Она зовет меня Эскамильо. Рассказала, что вы собираетесь завтра на ярмарку, и предложила мне пообедать с ней.