Её запретный рыцарь - Стаут Рекс - Страница 21

Ноултон быстро огляделся, увидел, что стрелки часов показывают четверть первого, потом медленно прошел мимо кабинетиков, осматривая сидевших там людей.

У пятого он остановился. Расположившийся за столом человек поднял глаза и при виде Ноултона встал, протянув ему руку.

— Опаздываешь, — грубовато заметил он.

Ноултон, ничего не ответив, протиснулся в угол и сел.

Человек удивленно на него посмотрел.

— В чем дело? — спросил он. — Ты что-то бледный.

— Не говори так громко, — сказал Ноултон, поглядывая на группу из трех человек, которые остановились в нескольких футах от них.

— Ладно, — добродушно согласился его собеседник. — Да нам и не о чем долго говорить.

Сунув руку во внутренний карман пальто, он достал оттуда завернутый в коричневую бумагу плоский предмет размером с сигарную коробку.

— Денежки здесь, — сообщил он, кладя сверток на сиденье рядом с Ноултоном. — Забирай быстро. Как обычно — две сотни по десятке.

— Мне они не нужны.

Эти слова Ноултон произносил шепотом и с видимым усилием, но держался он невозмутимо и спокойно.

Его знакомый даже немного привстал.

— Не нужны! — воскликнул он, но рухнул вниз под предупреждающим взглядом Ноултона и продолжил шепотом: — Что случилось? Наложил в штаны? Я всегда думал, что ты мальчишка. Ты должен их взять.

Ноултон с твердой решимостью повторил:

— Мне они не нужны. С меня хватит.

Так они пререкались с четверть часа. Ноултон был спокоен, но тверд; его знакомый нервничал и настаивал.

Ноултон несколько раз просил его говорить потише, так как группа мужчин по-прежнему стояла неподалеку и мимо постоянно проходили другие посетители.

Наконец, убедившись, что Ноултон непоколебим, его приятель безнадежно вздохнул, взял сверток и положил его себе в карман.

— Не хочешь — как хочешь, — буркнул он. — А теперь, приятель, позволь, я тебе кое-что скажу: ты гораздо умнее, чем я думал. Мы на крючке. Я это понял, когда ехал сегодня тридцать первым монреальским.

— И тем не менее… — возмущенно начал Ноултон.

— Нет, все в порядке, — прервал его приятель. — Я бы не дал тебе распространять их здесь. Мне только нужны были две сотни, а потом я бы принес тебе следующие. Но следующих уже не будет.

Ноултон улыбнулся, понимая, что объяснять свои мотивы ему бесполезно, и поднялся, чтобы уйти. Его знакомый, заявив, что ему пора на вокзал, тоже поднялся, и они вместе вышли из кафе. На улице они расстались, улыбнувшись друг другу и тепло попрощавшись. Ноултон зашагал домой с легким сердцем, думая и мечтая о завтрашнем дне.

Двадцать минут спустя, в доме не более чем в двадцати кварталах от того, где мирно спал Ноултон, вполголоса возбужденно беседовали два человека.

Один из них, высокий, с дьявольским огоньком в глазах, сидел, одетый в пижаму, на краю кровати. Второй, держа в руке пальто и шляпу, стоял перед ним.

— Он провел двадцать минут в кафе на углу Двадцать восьмой улицы и Бродвея, беседуя с Рыжим Тимом, — сказал один.

— А кто такой этот Рыжий Тим? — спросил человек в пижаме.

— Фигура, хорошо известная в определенных кругах. Его знают от Фриско[6] до Нью-Йорка. Сейчас он, кажется, заделался фальшивомонетчиком. Он пытался передать вашему человеку сверток, но тот сказал, что с него хватит, и не взял. Очевидно, однако, что у него что-то такое уже есть — я имею в виду, у вашего человека. Я бы мог забрать Рыжего Тима с поличным, но решил подождать, чтобы узнать для вас побольше. По-моему, лучше пока вашего человека не беспокоить.

Мужчина в пижаме был спокоен и задумчив. Он задал несколько вопросов, и, когда получил на них ответы, его глаза удовлетворенно заблестели.

— Хорошо поработал, Харден, — наконец сказал он. — Я это подозревал, а теперь, думаю, мы его прижмем к ногтю. Приходи завтра с утра пораньше. Возможно, ты мне понадобишься. Здесь десятка. Доброй ночи.

Второй, повернувшись, чтобы уйти, остановился в дверях и сказал:

— Доброй ночи, мистер Шерман.

Глава 9

Преданный

Странные Рыцари в течение двух месяцев были разделены на два лагеря в соответствии с двумя разными доктринами.

Одну группу составили Дюмэн, Дрискол и Дженнингс. Они считали, что незачем защищать Лилю от самой себя. Если она не хочет внимать их серьезным предупреждениям относительно Ноултона, пусть поступает как знает.

Другая группа, в которую входили Догерти, Бут и Шерман, заявляла, что они имеют моральный долг перед мисс Уильямс и что Ноултона надо сбросить с небоскреба, или разрезать его на мелкие кусочки, или привязать его к скале на дне нью-йоркской бухты.

Все они оживленно между собой беседовали, много времени провели в спорах, которые возобновлялись всякий раз, когда Ноултон появлялся в вестибюле и уводил Лилю с собой. Они разработали множество стратегий и однажды даже начали склоняться к тому, чтобы принять предложение Шермана и обратиться за помощью к одной из местных банд.

Но на практике они никогда ничего не делали — только очень много говорили.

Это, однако, не было совершенно бесполезным — своей болтовней они доставляли массу удовольствия красотке из табачного ларька.

Как только Догерти приближался к ней, чтобы купить сигару или прикурить, она таинственно шептала:

«Он уже мертв?» — и изображала радость, когда слышала, что ему подарен еще один день жизни. А для того чтобы вызвать у Дюмэна очередной поток красноречия, ей нужно было всего лишь мрачно промолвить:

«О, у наш француз есть такой крепкий нервы!»

Наибольшего успеха она добилась, когда задала им головоломку: «Почему это Странные Рыцари любят Республиканскую партию?»

Ответ, который удалось выжать из нее после нескольких дней дьявольских усилий и угроз, гласил: «Потому что и у тех, и у других система защиты — как в немецкой армии».

Но самим Странным Рыцарям было не до шуток.

Они спорили, выдвигали аргументы, строили планы.

Дюмэн и Дрискол проявляли выдержку и старались удерживать остальных в рамках приличия. Временами, когда остальные становились совсем безрассудными, дело доходило даже до того, что они угрожали выступить в поддержку Ноултона. Но агрессивность Бута и Догерти, а особенно Шермана, не убывала, и решимость их антагонистов стала слабеть.

Утром дня, последовавшего за событиями, изложенными в предыдущей главе, Догерти вошел в вестибюль раньше обычного и увидел, что Дюмэн и Дженнингс беседуют с мисс Хьюджес. Подойдя к табачному ларьку, он приветственно хрюкнул, кивнул красотке за прилавком и указал пальцем на свой любимый сорт сигар.

— Что-то здесь не так, — покачала головой мисс Хьюджес, ставя коробку с сигарами перед ним на прилавок.

— Конечно, не так, но это лучшее, что у тебя есть! — осклабился Догерти, выбирая сигару.

— Я имела в виду тебя! — усмехнулась мисс Хьюджес. — С сигарами все в порядке. А ты выглядишь так, будто всю ночь боролся за титул в бильярдном турнире.

— Ха! — выдохнул Догерти.

— Оставь его в покой, — улыбнулся Дюмэн. — У него есть такой темперамент! Он может быть очень опасный.

Догерти от этих слов чуть не подпрыгнул.

— Заткнись! — взорвался он. — Когда я такой, как сейчас, со мной лучше не шутить.

Дюмэн хихикнул, и Дженнингс тоже что-то пробурчал. Догерти набросился было на них, но они ретировались в направлении кожаного дивана в углу.

Вскоре появился Дрискол. Увидев, что Догерти уныло смотрит в окно, он позвал его с собой, и они пошли к своим приятелям, приостановившись по пути, чтобы сказать «доброе утро» Лиле.

— Нарядилась! — заметил Догерти, кивнув в сторону телеграфного столика, когда они присоединились к Дюмэну и Дженнингсу.

— Кто?

— Мисс Уильямс. Вся сияет как купол кафедрального собора. Вы понимаете, что это значит?

Услышав, что никто ничего не понимает, он продолжил: