Звенья разорванной цепи - Бегунова Алла Игоревна - Страница 10

Из прежних знакомцев Анастасии, унтер-офицеров Екатеринославского кирасирского полка, прошедших с ней крымско-татарскую закалку, один Семен Ермилов не ездил в Стамбул и не сражался с турками у стен Очакова, о чем, кстати говоря, очень жалел. Зато сейчас именно он вел свою лошадь рысью рядом с курской дворянкой, чуть-чуть касаясь ее колена своим коленом. Сержант развлекал Анастасию Петровну куртуазным разговором о прекрасной погоде, способствующей их путешествию. Подобно Чернозубу и Прокофьеву, Ермилов имел рост около 190 сантиметров, мощную фигуру, обладал огромной физической силой и всеми навыками бойца спецподразделения.

Что скрывать, Аржанова питала склонность к этим русским богатырям, не раз выручавшим ее из беды. Как живой щит, прикрывали они ее от татарских стрел, османских сабель, от шальных пуль лесных разбойников на московской дороге. Потому, повернув голову к Ермилову, с ласковой улыбкой внимала она немудреным солдатским рассказам и в нужных местах восклицала: «Неужели?», «Ах, нет, такого не может быть!» или «Да-да, конечно!»

Согласно Уставу конного полка 1778 года «в замке», то есть позади курской дворянки, ехал меткий стрелок Николай с егерским штуцером, в походе всегда вынутым из чехла и заряженным. Его посадили на толстого, неповоротливого мерина по кличке Гнедко, самого спокойного и тихого во всем кирасирском табуне. Новоявленный капрал севастопольского гарнизона ездил верхом неважно и едва ли бы справился с управлением каким-нибудь бодрым, энергичным конем. Даже сейчас, при движении отряда неширокой рысью, Гнедко приходилось понукать, и Николай был занят этим, по сторонам не оглядывался.

Он с радостью покинул дом, где неделю назад его жена Арина родила мальчика, как две капли воды похожего на князя Мещерского. Младенца уже крестили и нарекли Алексеем. Большой, толстый, горластый, он кричал по ночам, требуя еды. Арина вставала к сыну. Николай видел, как пухлыми губками новорожденный жадно хватал сосок ее округлой груди, полной молока. Трогательный сюжет, излюбленный иконописцами, но ведь это был не его ребенок.

Между тем перед отъездом Флоры в Евпаторию супруг завел с ней разговор о том, как бы и ему поехать с ней в составе этого отряда. Он-де волнуется за нее и готов, как прежде, взять на себя заботы о безопасности.

– Но зачем, милый? – улыбнулась ему Аржанова. – Пятнадцати кавалеристов – вполне достаточно.

– Достаточно для чего? – не уступал полковник.

– Согласись, что времена изменились. На территории полуострова находится Крымский корпус генерала Каховского численностью до двадцати тысяч человек, в Севастополе на базе Черноморского флота еще – около восьми тысяч матросов и солдат. В самом Гезлеве, то есть в Евпатории, расположен пехотный батальон усиленного состава и батарея на двенадцать орудий.

– Тогда почему ты едешь туда?

– Хочу встретиться с кое-какими людьми.

– С татарами?

– С исламскими террористами, – уточнила Аржанова. – Далеко не все правоверные мусульмане поддерживают этих бандитов. Так что у меня всегда есть шанс…

– Следовательно, надежный защитник тебе не нужен?

– Помилуйте, ваше высокоблагородие! – с притворным удивлением произнесла курская дворянка. – Разве это подходящее занятие для заместителя управляющего конторой Севастопольского порта – скакать неведомо куда по степи день и ночь? Да ведь капитан первого ранга Доможиров тебя не отпустит. И будет совершенно прав!..

Никогда прежде не ездила Флора в Гезлеве-Евпаторию по западному, как бы дугой изогнутому побережью полуострова. Места же здесь были красивейшие. Оживляли их четыре достаточно большие, по крымским меркам, реки: Бельбек длиной 63 км, Кача – 68 км, Альма – 84 км и Булганак протяженностью 52 км. Все они впадали в Черное море, но начинали свой бег на северо-западных склонах главной горной гряды. Весной, при таянии снегов в горах, реки становились бурливыми и полноводными, однако долгим засушливым летом они быстро теряли живительную для этой земли влагу. Но долины их, особенно при впадении в Черное море, отличались богатым и разнообразным растительным миром.

Первый привал кавалеристы, жалея Аржанову, давно не ездившую верхом на дальние расстояния, сделали у реки Бельбек. Привязав Алмаза к высокому вечнозеленому дереву можжевельника, курская дворянка размяла в пальцах его душистый прошлогодний плод-шарик черно-фиолетового с сизым налетом цвета и спустилась к реке. Бельбек, разлившийся на своем каменистом нешироком русле, шумел, плескал светлой водой, а иногда нес на мелких волнах подарки из предгорных южных лесов: обломки веток, сосновые шишки, коричневую утлую листву, уцелевшую от прошлого лета.

Ополоснув лицо и руки, Анастасия на минуту залюбовалась пологой речной долиной, освещенной солнцем. Она уже бывала в Турции, на Мраморном море и в лесах, его окружающих. Удивительным было сходство здешней природы со средиземноморской. К колыбели европейской цивилизации – Средиземноморью – вышла Россия, присоединив к себе Крым. Драгоценное сие приобретение должны хранить и беречь, как зеницу ока, все последующие поколения россиян!

Второй привал, уже с ночевкой, путешественники сделали вблизи реки Булганак. Здесь у дороги располагалась деревня Кишине (совр. село Табачное – А. Б.), где жили вовсе не татары, а переселенцы из Молдавии. Политика правительства Екатерины Второй, направленная на изменение национального состава населения на полуострове, осуществлялась, хотя и более медленно, чем государыня того хотела. Молдаване, ненавидевшие своих давних поработителей – турок, поселились фактически на побережье, получив во владение обширные земельные и лесные угодья. Если будет нужно, то ружья, порох и свинец им быстро доставят из симферопольского арсенала. Пусть их нелюбовь к мусульманам в нужный момент претворится в жизнь и поможет русским создать еще один опорный пункт обороны.

Самый богатый человек на селе – это мельник, и на его подворье остановилась княгиня Мещерская. Только он о том не догадывался, так как переговоры с ним вел на российско-украинском наречии поручик Чернозуб. По рукам ударили скоро. За пять серебряных рублей офицеру – комната, унтер-офицерам – две, солдаты спят на сеновале, лошадям по гарнцу овса и сколько угодно сена, на ужин постояльцам – три кувшина вина, жареный гусь на шесть килограммов весом и котел мамалыги с лепешками из пшеницы.

На ужин в горницу, освещенную лучинами, унтер-офицеры пригласили хозяина. Аржанова в своем зеленом кафтане с красным воротником, лацканами и обшлагами сидела в углу под иконами и помалкивала. Она вертела в руках, чтоб не отличаться от Чернозуба, Прокофьева и Ермилова, глиняную короткую трубочку, но, естественно, не курила. Разговор пошел длинный, однако познавательный. Мельник повествовал путешественникам о событиях давно минувших – о Русско-турецкой войне в 1770 году в родных его степях, когда входил он в отряд арнаутов, или конных молдавских партизан, помогавших русским. Чернозуб, имевший за сражение при Кагуле серебряную медаль, подтвердил его рассказ. Молдаванин, узнав, что поручик – из тех самых новотроицких кирасир, которые порубили османов в их лагере, расчувствовался и принес в дар бутылку самогона двойной очистки, светлого, как слеза. Ветераны сдвинули глиняные чарки, выпили и пообещали друг другу задать жару бусурманам, коль сунутся они сюда, на Крымскую землю…

Уж совсем недалеко от Евпатории увидела Анастасия еще одну крымскую достопримечательность – очень большое, но неглубокое соляное озеро под названием Сасык. Озеро кормило жителей трех деревень, расположенных по его берегам: Биюк-Акташи, Айдар-Газы и Эски-Карагурт. Татары не пахали, не сеяли и не жали. Они выгораживали в водоеме участки, выпаривали оттуда воду, собирали поваренную соль и с выгодой ее продавали. За этой вкусной сасыкской солью в Гезлеве приходили купеческие суда из Турции, Франции, Италии.

Озеро от моря отделяла неширокая полоса земли, и грунтовая дорога на Евпаторию пролегала как раз по ней. Резвым аллюром преодолели ее кавалеристы. Мелкие камни из-под копыт лошадей падали в озеро, но не подняли на его поверхности даже брызг, так тяжела была от высокого содержания соли его серая, неподвижная вода.