Последний часовой - Елисеева Ольга Игоревна - Страница 58

– Он маниак, – рассуждал Федор Петрович Гаас. – Хорошо, что богатый. Будет назначена опека. Купят ему дом в Москве. Здесь пригляд более верный. Но сдается мне, ваш друг никогда не выздоровеет. Уныние, в котором пребывает больной, может длиться до бесконечности.

– Но что причиной?

– Будете удивлены. Гордыня. Один из смертных грехов. Оказывается, и она может свести с ума. Воображает себя царем, средневековым папой, имеющим власть карать и миловать. Такое ненасытное честолюбие ничем не удовлетворить, а потому станет оно его есть, как червяк.

Бенкендорф остался при своем мнении о корнях болезни. После ареста им был произведен досмотр дома. Он вез в Петербург папку с бумагами «Ордена русских рыцарей». Но самое главное – записка Хлора из шкатулки исчезла. Так, точно ее там не было. А может, и не было?

Накануне отъезда генерал зашел попрощаться с несчастным в госпиталь Гааса. Тот сидел, глядя в одну точку. И никак не отреагировал на визит.

Только когда Александр Христофорович уже откланялся, пожелав графу скорейшего выздоровления, Мамонов вдруг поднял на него глаза.

– Я тебя не виню. Ты думаешь, что сделал благо. Но ничего не изменил, – сказал он совершенно внятно. – Если и здоровому человеку лить на голову ледяную воду, он взбесится. А моя боль внутри. Им туда не добраться.

Вид Матвея в эту минуту был настолько тих и разумен, что генерал усомнился, не ломает ли тот комедию? И не загнал ли себя в желтый дом только для того, чтобы уйти от ответа перед следствием? Ведь и Тургенев, и Орлов замазаны по-крупному. Та же участь ждала бы и его.

Глава 5

Философия дела

Женщина на лошади – не всегда амазонка. В этом супруге русского посла Дарье Христофоровне Ливен пришлось убедиться, когда кавалькада всадниц с развевающимися вуалями проскакала по аллеям замка Ваддесдон и углубилась в поля. «Не каждый англичанин родился в седле, – ехидничала графиня. – Глядя на здешних грациозных леди, не сразу поймешь, где кобыла».

Долли обладала острым языком. Узнай ее светские подруги, какие комплименты она им отвешивает, разразилась бы настоящая дамская война. Ничего подобного госпожа Ливен не хотела, тщательно оберегая репутацию самой респектабельной дамы Лондона.

Таковая далась нелегко, и ее поддержание требовало усилий. Англичане недолюбливают иностранцев. Сторонятся их. Все, что находится за проливом, вызывает у жителей острова неодобрение. Смутную тревогу. И напротив, они с наслаждением варятся в собственном соку, питая удивительную тягу друг к другу.

– Прекрасный праздник устроил для нас барон Ротшильд. – К Долли подъехала очаровательная леди Каролина Лэм. Вот кто дал бы сто очков вперед любой континентальной красавице! Недаром покойный Байрон засыпал ее стихами, пока муж засыпал в парламенте.

– О, да. Прогулки особенно великолепны. Говорят, для сада и парка Натан скупил у окрестных бедняков всю землю. Интересно, куда они подались?

– В Лидс, наверное. На верфи, – беспечно бросила леди Лэм. – Недаром Джордж писал: «Жизнь дешевле чулка». Или что-то в этом роде. – Каролина щелкнула тонким хлыстиком, сбив желтую бабочку-лимонницу, пристроившуюся на луке ее седла. – Неправда ли, странно, что Ротшильды так хорошо приняты в свете, много вращаются, а своих жен никуда не берут?

Долли сделала страшные глаза.

– Они твердо придерживаются заветов иудаизма. Их жены – их тайна.

– А правда, что они женятся на сестрах? Какой скандал!

– Да, чтобы капитал не уходил из семьи. Но это только их дело. Раз вера им позволяет…

– Ах, вы все знаете! – восхитилась Каролина. – А у себя в салоне вы их принимаете?

Долли с достоинством кивнула.

– Дипломат не имеет права на предубеждения, дорогая. Эти люди в чести. Сам король не отказывает им в уважении.

– Деньги делают все! – рассмеялась Лэм. – Они ведь очень эксцентричны? Вы не находите? Последняя выходка в палате общин!

Графиня прекрасно поняла, о чем говорит собеседница. Сын Натана Лайонел, избранный не без усилий отца в парламент, отказался приносить присягу на Библии и потребовал, чтобы ему принесли Тору.

– Это настоящий вызов обществу! – возмущалась Каролина. – Какое неуважение к нации, давшей им приют! – Она явно повторяла чьи-то слова, вероятно мужа. Всякий раз, поссорившись с любовником, леди Лэм вспоминала о семейных обязанностях, главная из которых – поглощать всю ту чепуху, которую приносит с заседаний благоверный. – Где бы они были, если бы Англия…

«А где была бы Англия? – улыбнулась своим мыслям Долли. – Без займов для войны с Бонапартом? Без денег на армию Веллингтона? Впрочем, с Ватерлоо вышел небольшой конфуз. Пусти лису в курятник».

– Возможно, возмущаться следовало несколько раньше? – мягко поинтересовалась она и бросила уздечку своей караковой кобылки, которая мирно пошла рядом с мышиной лошадью леди Лэм. – Чудная рощица. Кажется, вся компания собирается там?

– Что вы имеете в виду? – Каролина беспокойно дернула головой. – Нет, что вы имеете в виду, когда говорите о возмущении? Когда мы должны были выразить свое недовольство?

– Когда Ганнибал стоял у ворот. – Долли подняла лицо вверх и подставила его теплому, неяркому солнцу, пробивавшемуся сквозь ветки молодых буков. – У меня на родине вот так же, двумя рядами, высаживают березы. Деревья теснят друг друга, и те, что растут по кромке дороги, вынуждены склоняться, образуя свод.

– Вы уходите от ответа.

– Что ж, дорогая. Когда Наполеон бежал с Эльбы, кто помог снарядить новую армию? А потом первым узнал о победе Веллингтона? Почтовая служба Ротшильдов поставлена лучше, чем в Китайской империи! – Графиня не улыбалась. – Натан за сорок часов до правительства получил известия из Бельгии. В тот же день он явился на биржу и объявил о продаже британских ценных бумаг. Началась паника. Раз Ротшильд распродает имущество, значит победа за корсиканцем! Все ринулись за бесценок сбрасывать акции. Их анонимно скупали люди Ротшильдов. К вечеру Натан заработал шестьсот тысяч, а сотни финансистов были разорены. Разве кое-кому из ваших знакомых не пришлось тогда расстаться с фамильными поместьями?

«И разве такая махинация не должна была вызвать гнев общества?» – мысленно добавила Долли. Но что такое общество? Газеты? Им можно заплатить. Парламент? Его никто не слушает. Правительство? Новый заем, и на тебя смотрят, как на благодетеля. Беспечные аристократы, чьи особняки и драгоценности давно заложены в том же банкирском доме, счастливы устроенным праздником.

– Все это очень печально. – Каролина вздохнула. – Лучше веселиться!

– Я не спорю.

Обе всадницы пришпорили лошадей. Долли взяла чуть вправо, чтобы рассмотреть руины средневековой церкви, покинутой, видимо, еще во времена Генриха VIII. От храма осталась одна рыжая кирпичная стена с аркой для ворот да башенка колокольни, сквозь узкие окна которой буйными плетями свешивалась цветущая глициния. Каменные перекрытия и гребень были превращены умелой рукой садовника в подпоры для вьющихся растений, а из специально образованных виноградом и плющом ниш выглядывали головки мраморных фавнов. Ярко-красные и малахитовые листья усыпали поверхность неглубокого пруда.

Чудный уголок! Долли спрыгнула с коня, примотала повод к ветке и присела на любезно оказавшуюся под козырьком стены скамейку. Ей нравилось новое приобретение Ротшильдов, размах и роскошь, с которой они устроились в Бакингемшире. И та дерзость, с какой смели оставаться собой в самом чопорном обществе Европы. Хотя деньги делают невозможное.

Вот, например, раньше Меттерних терпеть не мог евреев. Но когда перед Венским конгрессом Соломон, второй сын великого Мейера Амшеля, предложил ему бессрочный кредит в размере 900 тысяч гульденов, канцлер не просто смягчился. Он провел закон, разрешавший иудеям приобретать недвижимость на землях Священной Римской империи, и смеялся в письмах к Долли: «Австрия пошла с молотка!»