Вайделот - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 12

Место обитания тура Скуманд нашел ближе к вечеру, поэтому не стал рисковать – к ночи зверь становился вдвойне осторожным. Охотиться на него лучше всего с утра пораньше, когда голодный тур выходил на пастбище. Ночью он отдыхал в лёжке, которую устраивал в такой чащобе, что даже привычные к лесным дебрям охотники дайнавов не могли к нему подобраться бесшумно. А уж слух у тура был отменным. При малейшей опасности он срывался с места и несся по лесу, словно огромный камень, пущенный с крутой горки, ломая на своем пути кусты и небольшие деревца, и попытка убить его на бегу была пустой затеей – толстая шкура быка и железные мышцы отражали стрелы не хуже, чем панцирь.

Помет тура находился на неширокой, но длинной поляне, покрытой густой и сочной травой, и Скуманд был уверен, что зверь обязательно туда вернется. Юный охотник потянулся, разминая мышцы, и не без тревоги посмотрел на небо – будет плохо, если пойдет дождь. В такие часы взять тура практически невозможно.

Казалось бы, чего проще подкрасться к нему, когда все лесные звуки перекрывает шум дождя. Ан нет. Во-первых, тур может остаться в лёжке – зверь не любил дождевое ненастье, и в своем убежище, обустроенном чаще всего в яме под корнями вывороченного бурей дерева, чувствовал себя защищенным от непогоды – как домашняя скотина в хлеву. А во-вторых, во время дождя все его чувства обострялись до предела, и он, наверное, слышал даже то, как крот роет свои ходы глубоко под землей. Малейшее неверное движение охотника – и его вожделенная добыча помашет ему своими крутыми рогами.

Небо было ясным. Впрочем, это еще ни о чем не говорило. Погода в Пуще менялась с поразительной быстротой: с утра сияет солнце и парит так, что все живое торопится спрятаться от жары в густую тень, а ближе у обеду небо вдруг начинает грозно хмуриться, поднимается ураганный ветер, да такой, что трещат столетние дубы, и, наконец, с раскатами грома и в сверкании молний на землю обрушиваются потоки воды, от которой нигде нет спасения, даже под густыми древесными кронами.

Но вот гроза закончилась, отмытое до прозрачной голубизны небо снова блистает над головой, как драгоценный сапфир, однако лесные обитатели не торопятся покидать свои убежища. Проходит час-другой, и небо снова затягивают серые тучи, солнце пугливо прячется в свои златокованые чертоги, и опять Пущу поливает дождь – на этот раз не сильный, но надоедливый, холодный, который может идти весь оставшийся день и всю ночь.

Умывшись в ручье (выдры, завидев охотника, недовольно фыркнули и спрятались в свои домики-пещерки, отрытые в крутом берегу) и подкрепившись куском вяленой дичины (разводить костер на охоте было бы безумием), Скуманд первым делом занялся «веданием» погоды, как учил его Павила, чтобы понять, как ему действовать дальше. Наука это была хитрая, ведать погоду могли немногие вайделоты, но Павила был одним из лучших вещунов, предсказателей погоды.

Сначала юноша посмотрел на воду и с удовлетворением ухмыльнулся. Если рыбы выскакивают из воды, чтобы поймать летающих насекомых, – жди дождя. Но ручей журчал тихо и умиротворенно, и вода лишь струилась, но не шла кругами. Значит, рыба промышляет в глубинах.

После этого Скуманд подошел к муравейнику. Если муравьи прячутся, то в ближайшее время будет ливень. Но ходы в муравейнике были открыты, и неутомимые труженики бодро сновали туда-сюда, таская на себе кусочки зеленых листьев, сухие веточки и прочий лесной мусор – муравьи достраивали свое жилище под новый приплод.

Бодро жужжали мухи, над цветами деловито летали пчелы, нацеливая свои хоботки на капельки медовой росы, туман, стелившийся низко по воде, начал быстро рассеиваться, роса была обильной, пауки усердно плели свою паутину… – в общем, все приметы указывали на то, что день будет сухим и ясным, что сильно порадовало Скуманда. Дело оставалось за малым – затаиться в заранее облюбованной засидке и дождаться появления тура…

Время тянулось медленно, словно цедилось по капле. Так падает в начале весны первый березовый сок в подставленную для его сбора деревянную кадь – кап… кап… кап… Ожидая тура, Скуманд совсем извелся в своем шалашике, который он аккуратно, чтобы не наследить, соорудил из древесных ветвей, – не срезая их, а стягивая и связывая лыком. Эти предосторожности были предназначены не для зверя, а для человека. Иногда в охотничьи угодья дайнавов забредали лихие людишки из диких племен, которые не подчинялись никому и жили в такой глухомани, что даже бывалые охотники-ятвяги не могли найти места расположения их селений.

Встреча с дикими не сулила ничего хорошего. Чаще всего они убивали дайнавов, но иногда делали их рабами, и тогда участь пленника была горше смерти, потому что он оказывался на уровне бессловесной скотины. Об этом сумел рассказать дайнавам один их соплеменник, которому каким-то образом удалось бежать из поселения дикого племени. Все его тело было в страшных рубцах, нанесенных чем-то острым, один глаз выколот, а на левой руке не хватало двух пальцев. Все дивились его удаче, благодаря которой он обвел вокруг пальца «лесных людей» – обычно так называли этих кровожадных варваров, великолепных следопытов, способных дать фору даже самым лучшим охотникам дайнавов.

Скуманд задумчиво грыз соломинку и вспоминал Воислава. Благодаря его выучке он дрался на мечах гораздо лучше своих сверстников. Мало того, юный ученик вайделота старался не показывать своего умения, и только раз сорвался, когда из длительного похода со славой вернулся Небр. Он практически перестал заниматься со Скумандом, а тот и не настаивал, имея под рукой такого великолепного учителя, как рус. Но когда Небр захмелел на пиру по случаю удачного набега, он вдруг загорелся мыслью как следует вздуть «волчонка», который рос очень быстро, значительно окреп и при встрече с ним не опускал с поклоном глаза вниз, как это было принято по отношению к наставнику, а смотрел прямо, дерзко и вызывающе.

Хорошо, что у Небра хватило ума взять учебный меч, а не хворостину, как он делал прежде. Может, потому, что Скуманд практически сравнялся с ним ростом, и в его движениях уже просматривалась мощь будущего воина, которую Небр при своем значительном боевом опыте конечно же не мог не заметить.

Скуманд вышел в круг с каким-то странным выражением на своем юном лице, не предвещавшем Небру ничего хорошего. Он был в ярости – пренебрежительный, даже уничижительный тон Небра, который лыбился в предвкушении жестокой порки найденыша, вызвал в его душе бурю нехороших чувств. Скуманд сдерживал их лишь огромным усилием воли, как учил его Павила.

– Ярость в бою не должна заглушать хладнокровный расчет, – поучал его вайделот. – Отрешись от всего наносного, и победа не заставит себя ждать. Ненависть к врагу должна быть до боя. А в сражении она становится помехой.

Примерно так же говорил и Воислав: «Представь себе, что ты один в окружении врагов. Удар может последовать с любой стороны. Поэтому выбрось из головы все лишнее, наносное, – ненависть, жажду славы и, тем более, страх. Мысленно представь себя скалой. Каждый удар вражеского оружия сталкивается с гранью хладного камня, которой является твой меч. Скалу невозможно повергнуть на землю, а значит, бояться тебе за свою жизнь нечего. Ты непобедим! Когда все это ты утвердишь в своей голове, то даже серьезные раны покажутся тебе царапинами, а враги – медлительными, как улитки».

О том, что произошло дальше, долго судачили в поселении дайнавов. Небр сразу же пошел в атаку и принялся лупить деревянным мечом по щиту Скуманда с таким рвением, будто выколачивал пыль из медвежьей шкуры, служившей ему постелью. Естественно, он хотел пройтись своей деревяшкой по ребрам Скуманда, но не тут-то было – на пути самых хитрых ударов Небра неизменно вставал щит «волчонка». Это несколько озадачило бывалого воина, но он не придал особого значения тому факту, что Скуманд не стремится ответить ударом на удар, а только защищается. По идее, так и должно быть. Кто он, а кто этот найденыш, жреческий выкормыш…

Ученик вайделота ждал, когда Небр выдохнется. Конечно, в настоящем бою тот не стал бы кидаться на Скуманда, словно разъяренный тур. Так делали лишь некоторые воины русов, как рассказывал Воислав, – «одержимые». Они не признавали ни защитного облачения, ни щитов, и шли в бой оголенные до пояса. Обычно перед боем «одержимые» пили какой-то напиток, приготовленный волхвами, а затем впадали в дикую, безудержную ярость. Они наводили страх на врагов одним своим видом. «Одержимые» были нечувствительны к боли, потрясающе быстры – могли уклоняться даже от стрел – и беспощадны. Там, где они проходили по полю сражения, оставался кровавый коридор из посеченных вражеских тел.