Французская карта - Бегунова Алла Игоревна - Страница 26

Ак-Мечеть, или «Белая Мечеть», то есть по-новому Симферополь, великую царицу не заинтересовал. Она уже видела в Крыму такие пыльные городки с кривыми улицами, состоящими из одних глухих и высоких заборов, с фонтанами на площадях, с минаретами, вздымающимися ввысь возле мечетей, откуда пять раз на дню завывали муэдзины.

В путь двинулись после часовой остановки, связанной с заменой упряжных лошадей на почтовой станции. Это происходило на всем протяжении от Санкт-Петербурга до Тавриды. Упряжных лошадей, пробежавших около тридцати километров, отпрягали и оставляли отдыхать. Новые кони занимали их место, чтобы с полной отдачей сил промчаться по дороге до очередной почтовой станции и там найти отдых, корм и питье.

Крымские упряжные лошади, купленные у того же карачи Адиль-бея, особой статью не отличались и ростом были маловаты, не более 152 сантиметров в холке. Нрав, однако, они имели дикий. Табунщики татарского вельможи просто-напросто их плохо объезжали. Хотя по условиям контракта таких полуобъезженных и полуподготовленных лошадей для царского поезда принимать не следовало. Но требовалось их слишком много, и за всеми уследить не представлялось возможным.

Только сейчас Аржанова вместе с корнетом Чернозубом и сержантом Ермиловым обратили внимание на то, что кучера и берейторы с трудом ставят вороных, каурых, гнедых и рыжих на места в упряжке, то есть строят цуг: первая пара, вторая пара, третья пара, четвертая пара. Экипаж императрицы, изготовленный в Санкт-Петербурге английским мастером Джонсом, был роскошно отделан, очень удобен для пассажиров и вместе с тем весьма тяжел и неповоротлив на ходу. Пока дорога пролегала по ровной, как доска, местности, лошади этого не чувствовали. Теперь же впереди находились узкости, спуски и подъемы, ибо царский поезд, миновав степную часть полуострова, вступил в его предгорье, живописное, красивое и для путешественников опасное.

Забыв про Луи-Филиппа де Сегюра и его секретное королевское поручение, Анастасия провела короткий военный совет. Более половины эскорта они с Чернозубом решили сосредоточить возле открытой кареты самодержицы всероссийской и впереди ее, по бокам же ехать всадникам в два ряда, строй – «колено о колено».

Наконец, берейтор, сидевший на лошади передней, четвертой пары, заиграл в рожок. Царский поезд тронулся с места, постепенно набирая скорость. Сперва мелькали по сторонам замызганные симферопольские окраины. Примерно через полтора часа перед путешественниками открылся величественный вид. Весенняя степь постепенно переходила в зеленые предгорные долины с виноградниками и садами, дальше в голубой дымке рисовались вдали вершины главной крымской горной гряды.

Лошади шли ровной рысью.

Аржанова теперь следовала рядом с экипажем государыни. Колено о колено с курской дворянкой с внешней стороны двигался унтер-офицер Прокофьев. Иногда она с ним обменивалась короткими фразами. Корнет Чернозуб в красном кафтане, богато расшитом серебром, находился впереди эскорта справа, сержант Ермилов в синем кафтане, также причудливо украшенном, – слева. Анастасия видела их спины.

Повернув голову налево, она встречалась взглядом со светлейшим князем Потемкиным, сидевшим спиной по направлению движения, аккурат напротив императрицы. Григорий Александрович на французском языке давал пояснения государыне, императору Иосифу II, принцу де Линю и графу Кобенцелю. Он рассказывал им о фруктовых деревьях, произрастающих в Тавриде, о системе татарских арыков, питающих сады во время засушливого лета.

Дорогу от Симферополя до Бахчи-сарая Аржанова знала как свои пять пальцев. На ней, уже недалеко от бывшей ханской столицы, имелся участок с довольно крутым и длинным спуском, окруженным скалами. Вспоминая свои прошлые деяния на полуострове, Флора оценивала его как идеальное место для засады. Но никаких засад здесь ныне не предвиделось, потому что они с Мещерским расположили у скал полуроту Вятского пехотного полка, первый батальон которого квартировал в Бахчи-сарае.

Два кучера и три берейтора, не убавляя аллюра, подвели экипаж императрицы к данному участку. Впоследствии, при дознании, проведенном Аржановой, они объясняли это тем, что не знали в точности всех особенностей здешней грунтовой дороги: большое количество камней, мелких и крупных, отвесные уступы, в двух местах близко подступающие к дороге и ограничивающие видимость, крутой спуск.

На самом спуске тяжелая царская колесница стала сильно напирать на коней в упряжке, как бы подгоняя их. Они поневоле ускорили бег, хотя надо было уже тормозить. В следующую минуту два или три камня, отскочив от больших колес, с треском ударились о скалу. В узком пространстве они создали эффект, подобный выстрелам. Степные скакуны карачи Адиль-бея их никогда не слышали, здорово испугались и понесли.

Экипаж, подскакивая на ухабах и тяжело переваливаясь на рытвинах, помчался по дороге вниз. Напрасно оба кучера натягивали вожжи и орали как оглашенные: «Оп-па!» Напрасно берейторы, сидевшие на лошадях второй, третьей и четвертой пары, пытались их остановить. Ничего у них не получалось. Всадникам эскорта тоже пришлось прибавить скорости, но кирасиры и драгуны вполне владели своими четвероногими боевыми товарищами, отлично выезженными.

Потемкин, прервав рассказ о садах и фруктах, смотрел теперь на Аржанову. По его губам она читала одно слово: «Опасно!» Но не только слишком выразительный взгляд светлейшего князя в тот момент запомнился курской дворянке. Государыня повернула голову к юному восточному всаднику в чалме, украшенной спереди алмазной кокардой и страусовыми перьями. Ее лицо было абсолютно спокойным, а бирюзовые глаза, как обычно, излучали приветливость и доброту.

– Остановите их, Флора, – негромко произнесла самодержица всероссийская.

– Слушаюсь, ваше величество!

То, что сейчас великая царица вспомнила служебный псевдоним Аржановой и произнесла его вслух, наполнило сердце Анастасии каким-то небывалым и восторженным чувством. Она уже знала, что делать. Исполнительный унтер-офицер Прокофьев по ее приказу поскакал к корнету Чернозубу с повелением обогнать царский экипаж и в метрах двадцати за спуском всем кирасирам спешиться и лечь на дорогу. Лошади, даже взбесившиеся, никогда не пойдут по людям. Сама Аржанова вместе с тремя солдатами справа, а сержант Ермилов с солдатами слева теперь неслись по дороге бок о бок с упряжными конями и помогали берейторам уменьшить их аллюр.

Алмаз не сразу понял, что от него требуется. Большой любитель скачки, особенно – наперегонки, он даже удивленно оглянулся на хозяйку, чувствуя, как упорно и настойчиво она удерживает его. «Рысью, Алмаз, рысью!» – командовала курская дворянка, вплотную подводя арабского жеребца к правому скакуну первой пары, впряженной в экипаж без берейтора.

Анастасии удалось схватить левой рукой вожжи, и теперь она натягивала их, усиливая действия кучера. Алмаз же, притираясь левым боком к обезумевшей лошади, заставлял ее идти галопом гораздо медленнее да в придачу к тому слегка покусывал за холку. Бедное животное пребывало в полной растерянности и уже кое-как переставляло ноги, ибо таким манером жеребцы по большей части и добиваются благосклонности кобыл перед соитием.

Лошади действительно остановились.

Произошло это прямо перед кирасирами в восточных кафтанах, лежащими на дороге лицом вниз. Головы они на всякий случай прикрыли руками. Первым в этом ряду храбрейших находился несравненный и могучий Остап Чернозуб. Меховая шапка, обмотанная чалмой, валялась рядом. Затылок украинца, обритый наголо по татарскому обычаю, блистал на майском солнце. Далее занимали места еще шесть рядовых. Остальные стояли поодаль, держа под уздцы верховых коней, собственных и тех своих товарищей, кто лег на дорогу.

Знатные путешественники вышли из экипажа. После пережитого приключения им, конечно, хотелось побыть на твердой земле и еще раз оглядеться вокруг, чтобы правильно оценить только что свершившееся событие. С особым интересом они наблюдали, как восточные воины, вызволившие их из беды столь необычным способом, поднимаются на ноги, отряхивают свои роскошные кафтаны от белой дорожной крымской пыли, пересмеиваются, переговариваются.