Черный передел - Бегунова Алла Игоревна - Страница 9

Анастасия инстинктивно отступила назад и скрестила руки, чтобы прикрыть груди и ту прерывистую белую линию, что пролегала по ложбинке между двумя холмиками. Этот след от удара кривого турецкого кинжала «бебута» лучше чего-либо другого напоминал ей о поездке в Крым. Казы-Гирей, двоюродный брат хана и резидент османской разведки – «МУХАБАРАТА» – на полуострове, пытал ее в караван-сарае у деревни Джанчи, но не добился от русской путешественницы ни слова.

Потемкин знал про шрам.

Как боевой знак, свидетельствующий о железной воле, стойкости и отваге «ФЛОРЫ», он восхищал светлейшего. Но не только. Наделенный пылким воображением князь представлял себе явственно картину пытки. Почему-то она волновала его, усиливая вожделение. Он сострадал своей прекрасной любовнице, словно собственной кожей ощущая прикосновение холодного кинжала и резкую боль, какая приходила вслед за ударом.

Потемкин осторожно развел руки Анастасии в стороны, наклонился и прикоснулся губами к верхнему краю красноватой отметины. Аржанова вздрогнула. Не отрывая губ от шрама, светлейший спускался все ниже, встал на колени перед ней и продолжил свои ласки, удерживая молодую женщину за бедра.

– Не надо, – вдруг попросила она.

– Ты не хочешь меня? – совершенно искренне удивился он.

Анастасия сделала над собой усилие:

– Всегда к вашим услугам…

Но многоопытный Григорий Александрович уже насторожился. Поднявшись с колен, он посмотрел ей в лицо так пристально, что Аржанова не выдержала и отвернулась. Пауза продлилась долго. Он чувствовал, что сейчас спешить не надо. Пусть курская дворянка сама сделает последний шаг к близости. Он должен увидеть томный блеск в ее глазах, ощутить, как жар охватывает стройный гибкий стан, как наливаются тяжестью груди, как твердеют, все больше выступая, небольшие острые соски.

Раньше ему легко удавалось доводить Анастасию до такого состояния. Словно воск, таяла она в его руках и откликалась на каждое прикосновение. Он знал, что не расчетливая похоть кокетки, умело добивающейся своей цели, руководит ею, а безоглядная страсть женщины, действительно в него влюбленной. В те дни чувства полностью управляли ее разумом, и в этом заключалась огромная победа светлейшего князя.

Разве Аржанова не ждала свидания с возлюбленным?

Конечно, ждала. Только внезапно почудилось ей, будто она на краю обрыва над темной и бурной рекой. Можно очертя голову броситься вниз и забыть обо всем на свете. Наверное, еще полгода назад она так бы и поступила. Но нынче черная вода ее не манит. Что-то изменилось, и ей хочется подольше задержаться здесь, на земле, вглядываясь в блики света, играющие на волнах.

Между прочим, они сами этого хотели.

Приняв Анастасию в секретную канцелярию Ее Величества после возвращения из Крыма, они говорили ей, что она лишь в начале длинного пути, что каждое следующее поручение потребует от нее новых сил и способностей, но даст также и драгоценный опыт, знания. Ей придется без конца учиться, и учителями ее будут разные люди.

Хотела она признавать тот факт или нет, однако Рудольф, Антон и Эльжбета, безукоризненно исполнив свои роли, преподали Аржановой ценный урок. Правда, иногда ей казалось, будто они действуют с чрезмерным прагматизмом и даже бравируют этим. Потому сперва Анастасии не очень нравилась их наука.

В воинской части мужа она наблюдала совсем другие отношения: «Офицеры одного полка – одна семья». Тесное полковое товарищество скрепляло воинский дух, взаимовыручку, стойкость людей в битвах и походах. Оказалось, секретная канцелярия Ее Величества – не Ширванский пехотный полк, хотя текст присяги – тот же. Здесь каждый сам за себя. Постепенно она поняла – так лучше, так проще. Не открытые чувства, не голос сердца, но сухие доводы рассудка и поступки, выверенные с математической точностью, являются главными на этой службе. Похоже, и ей пора отделить личные переживания от требований, изложенных в закрытых ведомственных инструкциях…

Не холодно было в предбаннике, но как-то сыро. Совершенно обнаженная, Анастасия стояла перед светлейшим князем. Свою притягательность для него она осознавала и стеснения не испытывала. Только медлила и медлила почему-то, отводя глаза и покусывая губы.

Потемкин помимо чувственного опыта, приобретенного в многочисленных амурных приключениях, обладал еще и невероятной интуицией. Она никогда не подводила его. Людей Григорий Александрович видел насквозь. Это позволяло ему, смоленскому дворянину из захудалого рода, ставшего вторым венчанным в церкви супругом великой царицы, успешно управлять работой военных и гражданских учреждений Российской империи.

Светлейший князь прочитал в глазах молодой женщины нечто такое, что заставило его изменить линию поведения. Он сорвал с плеч рубаху и встал перед ней на одно колено, склонив голову. Потом поцеловал ей руку, но иначе, чем принято, более интимно – повернув ладонью вверх. Ладонь эту он затем надолго прижал к своей щеке, затем – ко лбу, затем – к глазам. Так он шутил и, шутя, просил ее о любви и рассчитывал на хорошее к себе отношение.

Аржанова поняла его игру и улыбнулась.

Подхватив курскую дворянку на руки, Потемкин толкнул ногой тяжелую разбухшую дверь бани. Влажным уютом встретила их парная. Раскаленные камни алели в зеве печи, над чаном с горячей водой поднимался пар, две полки из березового дерева, светлые и широкие, призывали к телесным утехам…

Губернатор Новороссийской и Азовской губерний уделил много времени вдове подполковника Ширванского пехотного полка.

Наступила ночь. Никто не заметил, что любовники обнаженными выбегали в сад, катались по свежему рыхлому снегу и снова ныряли в распахнутые настежь двери предбанника. В чане над очагом еще оставалась горячая вода. Они, смеясь, обливали ею друг друга, хлестались вениками, словно дети, и снова предавались празднику своей страсти.

Но скоро пришел черед и вышитым цветами голландским простыням. Потемкин обернул хрустящей накрахмаленной тканью тонкий стан Анастасии, затем накинул широкое белое полотнище себе на плечи. Совершенно обессиленная, она прислонилась к нему. Капли воды, подобно алмазам, сверкали в ее густых спутанных волосах, синие тени легли под глазами, губы, немного распухшие от его жадных прикосновений, сложились в странную, неясную улыбку. Светлейший держал в объятиях женщину, вновь принадлежавшую ему безраздельно – всем телом, всем сердцем и умом. Душа гордой путешественницы ускользала. Но она была не нужна полудержавному правителю России.

В тесной спаленке с жарко натопленной печью, на кровати, предупредительно расстеленной, они оба точно впали в забытье. Почти десять часов продолжался их сон, беспробудный, глубокий, сладкий. То, что привиделось Анастасии под конец сна, заставило ее испуганно открыть веки. Ребенок от светлейшего будто повернулся в ее чреве. Но она знала: срок не тот да и вообще такого с нею произойти не может. Великолепный возлюбленный берег ее, точно драгоценную игрушку. Семя его проливалось в платок, заранее приготовленный.

Но снова заснуть Аржановой не удалось.

Подперев голову рукой, стала она всматриваться в спящего Потемкина, и впервые задумалась о возрасте генерал-аншефа. Григорий Александрович всегда казался ей мужчиной лет тридцати трех от роду. Просто природа создала его настоящим русским богатырем: рослым, широкоплечим, массивным. Но не жир облегал могучий торс, а гармонично развитые, рельефные мышцы.

Нет, не тридцать три года сейчас губернатору Новороссийской и Азовской губернии, вдруг подумала Анастасия. Гораздо больше ему. Скорее всего – далеко за сорок. А может быть, заботы тяжести неимоверной состарили его раньше времени. Морщины, хотя и неглубокие, избороздили высокий лоб, жесткие складки залегли в углах рта, придав лицу выражение горечи, плечи немного погрузнели и словно бы опустились, живот, ранее атлетически подтянутый, слегка выступил вперед, отвисая.

Тот, да не тот лежал перед ней Потемкин. Сначала курская дворянка удивилась трезвости своего взгляда. Однако вскоре успокоилась. Значит, время обольщений и восторгов миновало. Чудесные подарки, тем не менее, оно оставило. Следует идти дальше и не забывать, что судьбой дарована ей дружба с великим государственным деятелем. А любовь – она рано или поздно уходит. Очень грустно сознавать это, но уходит…