Черный передел - Бегунова Алла Игоревна - Страница 22

Правда, имя Темир-аги один раз упоминалось в донесении. Его написала «FLORA» после поездки в Крым. Императрица открыла ее досье в твердой зеленой обложке, подколотой к докладу Турчанинова, и начала читать. Екатерине Алексеевне понравились эти отточенные формулировки. Хотя Анастасия Аржанова и допускала некоторые грамматические ошибки, как впрочем, и сама царица, чувством литературного стиля она определенно обладала.

Темир-ага, сводный брат Али-Мехмет-мурзы, тоже принадлежал к роду Яшлав. Земельные владения рода располагались в предгорных долинах Южного Крыма и в районах, прилегающих к его столице, Бахчисараю. В отличие от коренных степняков из родов Кыпчак, Мансур и Кырк, чье благосостояние полностью зависело от разбойничьих набегов на Россию, люди рода Яшлав жили по-другому. Обширные сады, огороды и виноградники, поля, засеянные замечательной крымской пшеницей, давали им прекрасные средства к пропитанию и, таким образом, жгучей ненависти к северным соседям они никогда не испытывали.

В их умении культивировать фруктовые деревья и виноградную лозу, возделывать плодородные почвы, строить колодцы и оросительные каналы, делать отличное вино чувствовались знания, присущие иной, не кочевнической цивилизации. Да и выглядели они скорее, как европейцы, а не как азиаты. Голубые или серые глаза, светлые, а иногда и рыжие волосы, правильный овал лица, нос не приплюснутый, а прямой, рослая фигура – все это придавало им такое сходство. Похоже, они являлись потомками древних жителей полуострова: греков, готов, аланов, генуэзцев. В начале XIV века покорились они жестоким завоевателям из Золотой орды, под страхом смерти приняли их религию – ислам, – затем и смешались с ними. Недаром сами степняки называли жителей Южного Крыма не татарами, но «татами».

Темир-ага, по внешности настоящий «тат», мог подлежать вербовке, считала Анастасия. По примеру своего старшего родственника Али-Мехмет-мурзы, он искренне одобрял союз Крымского ханства с Россией. Как вести его вербовку она, однако, не написала. Но это, собственно говоря, и не входило в ее задачу. Путешествуя по стране, русскими совершенно не изученной, Анастасия должна была лишь собирать всевозможную информацию. Анализировать ее предстояло не столько управляющему секретной канцелярией Турчанинову, сколько светлейшему князю Потемкину, и в конечном счете – правительнице Российской империи. Столь важное значение стала с некоторых пор придавать она так называемому «крымскому вопросу».

Царица закрыла зеленую обложку досье, снова подколола его к докладу своего статс-секретаря и сняла очки. Дальнозоркость, появившаяся после пятидесяти лет, затрудняла лишь чтение и письменную работу, но в целом зрение у Екатерины Алексеевны оставалось хорошим. Потирая пальцами виски, она прошлась до комнате. К счастью, никакой боли в голове уже не ощущалось. «Это все метель, наша русская непогода!» – подумала Ее Величество по-французски.

Глава пятая

Царская воля

У дверей большого зала в Зимнем дворце, окнами выходящего на Дворцовую площадь, стояли в карауле два рослых кавалергарда в полном парадном обмундировании и снаряжении, с ружьями у правой ноги. Как средневековые рыцари, они блистали серебром. Серебряные шлемы с перьями, большие серебряные звезды на черных супервестах, надетых, подобно латам, на красные кафтаны, серебряные цепочки и накладки на рукавах и на ботфортах, пояса из серебряных пластин, серебряная отделка палашей, ружей, патронных сум. Немалая сила и выносливость требовалась, чтобы носить сей металлический убор. Но солдаты стояли неподвижно, представляя собой настоящую живую картину, превосходную по своему богатству и великолепию.

Проект об организации и униформе Кавалергардского корпуса отряда своей личной стражи численностью в 65 человек – императрица утвердила в 1764 году. Вскоре в Санкт-Петербурге изготовили мундиры и снаряжение для них. В кавалергардах могли служить исключительно дворяне ростом не менее 168 см, возрастом не старше 30 лет, имевшие от 50 душ крепостных, «собою видные и неженатые». Екатерина Алексеевна потратила на их новую форменную одежду 10 153 рубля из сумм собственного кабинета. Притом 15 фунтов золота и 50 пудов серебра высокой пробы взяли на Монетном дворе.

Анастасии серебро тоже нравилось больше золота. Пребывая в общем зале в ожидании аудиенции, она любовалась сиянием благородного металла на ладных, красивых царских стражниках. Она верила во все легенды, связанные с серебром: оно отгоняет злых духов; оно очищает воду и воздух; оно придает телу внутреннюю энергию.

Камердинер повел их – светлейшего князя Потемкина, статс-секретаря Турчанинова и вдову подполковника Аржанова – из общего зала в Тронную, затем прилегающую к ней Бриллиантовую, и далее – в Уборную комнату. Государыня ожидала их в спальне, где обычно принимала доклады чиновников до 12 часов дня. Раньше Аржанова здесь никогда не бывала.

Она присела перед царицей в глубоком реверансе и ответила на ее ласковые слова, но потом почему-то сразу повернулась к большой иконе Божьей Матери «Казанская», что висела в углу справа от дверей. Лампада неровно освещала богатый золотой оклад с чеканкой, одежду и плат Пречистой Девы, выложенные мелким и крупным белым жемчугом. Взгляд светло-карих глаз Богоматери, печальный и внимательный, неотступно притягивал к себе. Анастасии, как и генерал-поручику Суворову, захотелось склониться до земли пред этим светлым ликом.

«Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго, за всех моливши Сына Твоего Христа Бога нашего и всем творивши спастися, в державный Твой Покров прибегающим», – сами собой складывались в голове Анастасии слова Тропаря Божьей Матери ради иконы Ее «Казанская». – «Всех нас заступи, о Госпоже Царице и Владычице, иже в напастех и в скорбех и в болезнех, обременных грехи многоми, предстоящих и молящихся Тебе умиленною душою и сокрушенным сердцем пред пречистым Твоим образом со слезами, и невозвратно надежду имущих на Тя…»

Первым сообщение делал статс-секретарь.

Знаток бюрократического обихода, Петр Иванович Турчанинов в полной мере владел канцелярским жанром, называемым «аналитическая записка». Он довольно долго утомлял присутствующих изложением известных им фактов, простейших выводов из них, определением причин и следствий. Гладкие слова его катились, как морская галька, не задевая никого, не вызывая ни протеста, ни одобрения. А речь, между прочим, шла о Шахин-Гирее, современном положении в его государстве и деяниях хана, которые так интересовали русских.

Глядя на икону, Анастасия почти не следила за докладом своего начальника, а лишь изредка отмечала в нем отдельные, как ей казалось, ключевые фразы. Это продолжалось до тех пор, пока Турчанинов громко не произнес имени Темир-аги, нового посланника Крымского ханства в России, чья персона вызывала в Иностранной коллегии – и соответственно в секретной канцелярии царицы – много разных вопросов. Воспользовавшись паузой, молодая женщина спросила, почему возникают все эти сомнения.

Ответила ей императрица.

– Я перечитала ваш старый отчет, – сказала она. – О Темир-аге там не говорится ничего конкретного.

– Теперь у меня есть новые сведения.

– Когда вы получили их?

– Два дня назад.

Турчанинов выразительно посмотрел на Потемкина. Два дня назад мела метель. Люди из службы наружного наблюдения довели Темир-агу лишь до дверей ювелирной лавки «Волшебная лампа Аладдина», расположенной на Караванной улице. Заведение принадлежало турецкому коммерсанту Назар-аге, появившемуся в Санкт-Петербурге менее полугода назад. До сего времени турок внимания к себе не привлекал. Но сейчас в секретной канцелярии вплотную занялись проверкой бумаг, представленных им для открытия магазина в столице, а также теми тремя подданными Ее Величества, которых он нанял на работу.

– Каким образом, Анастасия Петровна, вы вышли на этого человека? – спросил своим скрипучим голосом Турчанинов, строго глядя на нее сквозь круглые очки. Он хотел напомнить «ФЛОРЕ», что самодеятельность подобного рода в секретной канцелярии не поощряется.