Черная гора - Стаут Рекс - Страница 10

– Я хочу есть. Мы летим, опережая время, и через час уже будем на месте.

– Вы спали?

– Немного. Я хочу завтракать.

Он съел четыре яйца, десять ломтиков бекона, три булочки и выпил три чашки кофе.

Я так и не увидел Лондон, потому что аэропорт находится за городом, а Джеффри Хичкок ждал нас у выхода. Мы не видели его с тех пор, как он был последний раз в Нью-Йорке, три года назад. Он приветствовал нас очень сердечно для англичанина, пригласил к угловому столику в ресторане и заказал булочки, повидло и чай. Сначала я хотел воздержаться, но подумал, какого черта, должен же я привыкать к чудной иностранной пище, и взял свою долю.

Хичкок вынул из кармана конверт.

– Здесь ваши билеты на самолет до Рима. Он улетает через сорок минут, в двадцать минут десятого и прилетает в три часа по римскому времени. Поскольку ваш багаж прямо перевозится туда, здешние таможенники вас не касаются. У нас есть полчаса. Этого хватит?

– С избытком, – Вульф намазал повидло на булочку. – В основном, меня интересует Телезио. Тридцать лет назад, будучи мальчиком, я бы доверил ему свою жизнь. Могу ли я доверять ему теперь?

– Не знаю.

– Мне надо знать, – резко сказал Вульф.

– Конечно, надо. – Хичкок вытер салфеткой тонкие, бледные губы. – Но в наши дни человек, которому вы можете доверять дальше, чем можете увидеть, – редкая птица. Могу только сказать, что имею с ним дело восемь лет, и я доволен, а Боден знает его намного дольше – со времен Муссолини, и он ручается за него. Если у Вас…

Хриплый металлический голос из громкоговорителя, вероятно, женский, потряс воздух. Он говорил о чем-то срочном. Когда он закончил, я спросил Хичкока, что она сказала, а он ответил, что она объявила, что пассажиров девятичасового рейса на Каир просят собраться у выхода номер семь.

– Да, – я кивнул, – мне показалось, что я расслышал слово Каир. На каком языке она говорила?

– На английском.

– Прошу прощения, – сказал я вежливо и отпил немного чая.

– Я говорил, – обратился он к Вульфу, – что если вам нужно довериться кому-то, то сомневаюсь, что на этом берегу вам удастся найти кого-нибудь лучше Телезио. Можете мне поверить, потому что я очень осторожный человек.

– Это лучше, чем я надеялся, – проворчал Вульф. – Еще вопрос – как с самолетом от Рима до Бари?

– Да. – Хичкок прокашлялся. – Его арендовали, и он должен быть в полной готовности, – он вынул из кармана потертый кожаный бумажник, порылся в нем и вынул листок бумаги. – Вас встретят по приезду, но если случится накладка, здесь фамилия и номер телефона. – Он передал бумагу – Восемьдесят долларов, и можете платить долларами. Агент, с которым я имею дело в Риме, Джузеппе Дрого, – хороший человек по римским стандартам, но способен постараться извлечь личную пользу из контакта со своим знаменитым другом. Конечно, он должен знать ваше имя. Теперь, если с Римом все, я снимаю с себя ответственность.

Вульф не выразил удовольствия, что свидетельствовало о том, насколько он сосредоточен на своей поездке. Любой человек, обладающий даже десятой частью его самомнения, напыжился бы и раздулся, как индюк, узнав, что его известность докатилась до Рима.

Немного позже громкоговоритель произнес, по-видимому, на английском, что объявляется посадка на самолет до Рима, и наш хозяин проводил нас к выходу и ждал взлета. Когда мы выруливали на взлетную полосу, Вульф помахал ему на прощание рукой.

Вульф снова занял место у окна, и мне пришлось вытянуть шею, чтобы впервые взглянуть на Европу. День был хороший и солнечный, у меня на коленях лежала карта, и, после того как мы пересекли Дуврский пролив, было очень интересно смотреть на Брюссель, остающийся слева, а Париж справа, Цюрих слева, Женева справа, Милан слева, а Генуя справа. Я легко узнал Альпы и увидел Берн. К сожалению, пропустил Флоренцию. Пролетая над Аппенинами, мы попали в воздушную яму, и падали милю или около того, пока не выровняли курс, что, в общем-то, достаточно неприятно, и некоторые пассажиры выразили неудовольствие. Но не Вульф. Он только закрыл глаза и сжал губы. После такой встряски я счел вежливым заметить:

– Было не так уж плохо. Вот когда я летел на побережье и мы пролетали над скалами…

– Заткнись, – проворчал он.

Итак, я пропустил Флоренцию. Мы приземлились в римском аэропорту в три часа пополудни, был приятный и теплый день, воскресенье, но в ту минуту, когда мы спустились по трапу и направились к зданию, мои отношения с Вульфом, а его со мной, резко изменились к худшему. Всю мою жизнь при необходимости сориентироваться в новой обстановке, мне достаточно было посмотреть на указатели или, в крайнем случае, спросить местного жителя. Теперь я пропал. Вывески были не для меня. Я остановился и посмотрел на Вульфа.

– Сюда, – проинформировал он, – на таможню.

Основа наших взаимоотношений была нарушена, и мне это не понравилось. Я встал рядом с ним у стола и внимал звукам, посредством которых он обменивался с белокурым обладателем баса, причем мое личное участие в милой беседе ограничилось тем, что я протянул паспорт, когда меня попросили об этом по-английски. Я стоял рядом с ним у стойки в другой комнате. Вульф на этот раз обменивался любезностями с черноволосым тенором, хотя, признаюсь, здесь я играл более важную роль, поскольку мне доверили открыть чемоданы и закрыть их после осмотра. И опять звуки, обращенные к красной фуражке с усами, которая передала вещи другой синей фуражке. Затем толстый сеньор в зеленом костюме с красной гвоздикой в петлице. Вульф любезно сообщил мне, чти его зовут Дрого и что частый самолет на Бари ждет нас. Только я собрался выразить благодарность, что меня наконец заметили, как к нам подошел холеный молодой человек, похожий на студента, одетый так, будто он собрался на свадьбу или похороны, и обратился, слава Богу, на хорошем американском языке:

– Мистер Ниро Вульф?

Вульф вытаращился на него:

– Могу я узнать ваше имя, сэр?

Он любезно улыбнулся

– Я Ричард Коуртни из посольства. Мы подумали, что вам может что-нибудь понадобиться, и были бы рады предложить свои услуги. Можем ли мы чем-то помочь?

– Нет, спасибо.

– Вы долго пробудете в Риме?

– Не знаю. А вам надо знать?

– Нет, нет, – он запнулся. – Мы не собираемся вмешиваться в ваши дела – только дайте нам знать, если вам будет нужна какая-нибудь информация или содействие.

– Я дам вам знать, мистер Коуртни.

– Пожалуйста. И я надеюсь, вы не будете возражать. – Он вынул из внутреннего нагрудного кармана своего безупречно сшитого пиджака, купленного явно не в магазине, маленькую черную книжку и ручку. – Мне бы очень хотелось иметь ваш автограф. – Он открыл книжку и протянул ее. – Если можно?

Вульф расписался. Хорошо одетый мальчик-студент поблагодарил его, настойчиво повторил, чтобы мы обращались в посольство при первой необходимости, одарил всех, включая Дрого и меня, благовоспитанной улыбкой и ушел.

– Вас проверяют? – спросил я у Вульфа.

– Сомневаюсь. Зачем? – Он что-то сказал Дрого и синей фуражке, и мы двинулись вперед, причем Дрого возглавлял группу, а синяя фуражка с вещами замыкала ее. После прогулки по бетону, а затем по гравию странного цвета, которого я никогда не видел, мы подошли к ангару, перед которым стоял маленький голубой самолет. По сравнению с тем, на котором мы пересекали Европу, он выглядел словно игрушка. Вульф постоял, сердито глядя на него, затем повернулся к Дрого и что-то произнес. Он говорил все громче и горячей, затем слегка поостыл и, в конце концов, велел мне заплатить девяносто долларов.

– Хичкок сказал восемьдесят, – возразил я.

– Он просил сто десять. Что касается платы вперед, тут я его понимаю. Когда мы вылезем из этой штуковины, может быть, мы будем не в состоянии заплатить. Дай ему девяносто долларов.

Я заплатил, затем получил указание дать доллар синей фуражке, что и сделал, после того как она передала наш багаж пилоту, и подержал переносную лестницу, пока Вульф водружал себя на место. Затем я залез в самолет. Там было место для четырех пассажиров, но не для четырех Вульфов. Вошел пилот, и мы покатили на взлетную полосу, Я бы предпочел не прощаться с Дрого, учитывая, что он обманным путем получил лишние деньги, но во имя спасения общественных связей помахал ему рукой.