Тайны обучения - Кадзи Таня - Страница 10

И с удовольствием увидела, как официант покраснел и заулыбался, внимательно на меня глядя.

– Ну, чего вы застыли? – улыбнулась я.

– Момент, мадам! – ответил он на английском и быстро отошел от столика.

– Что ж, – наконец проговорила она, – твое предложение интересует меня только с одной стороны. Мне кажется интересным предлагать тебя гостям в качестве диковинки, необычной русской гейши. И вместо традиционного кимоно и игры на сямисэне ты будешь в вашем сарафане и играть на балалайке. Тебя устроит такая работа?

– Не совсем, – подумав, ответила я. – Я не нуждаюсь в деньгах. И если я буду работать в вашем чайном домике, то не буду чувствовать себя достаточно свободной. К тому же мне хотелось бы получить основные знания о ремесле гейши на каких-нибудь специальных занятиях. Иначе как я смогу поставить свое дело на родине?

Госпожа Цутида вновь задумалась. Потом сказала:

– Но лучший способ – это минараи. Именно его применяют в школах гейш. Его суть – обучение посредством наблюдения.

В этот момент официант принес на подносе, расписанном под хохлому, две тарелки с борщом и нарезанный черный хлеб, на вид настоящий бородинский. Поставив все это перед нами, он удалился.

– Может, поступим проще, – предложила я, видя, что молчание затягивается. – Вы будете давать мне уроки, а я заплачу столько, сколько вы скажете. А перед вашими гостями выступлю, что называется, на общественных началах. Вы просто дадите мне возможность попробовать себя в качестве гейши.

– Но как с оплатой? – задумчиво спросила госпожа Цутида.

– Я не хочу подписывать никаких деловых соглашений, – упрямо сказала я. – Представьте, что я просто ваша гостья и таким образом развлекаюсь. А деньги клиентов можете засчитывать за мои уроки.

– Это интересно, – наконец улыбнулась она. – И, в принципе, почему бы и нет?

Мы оговорили сумму за уроки. Мне она показалась чрезмерной. Выпив водки и невольно поморщившись, госпожа Цутида раскраснелась и стала более разговорчивой.

– И почему ваша водка такая холодная? – спросила она.

Я улыбнулась, но промолчала. Традиционно саке подавалось в теплом виде.

– А ты представляешь, кто это – гейша? – спросила она, не дождавшись ответа.

Я не стала распространяться о своих представлениях и решила послушать ее. Она достала ручку из сумочки и быстро нарисовала два иероглифа на бумажной салфетке.

– Иероглиф «гей» обозначает искусство, а «ся» – человек, – сказала она, показывая на рисунок. – И что у нас получилось?

– Гей – ся, – ответила я, – человек искусства.

– Вот именно, – улыбнулась госпожа Цутида. – И обучение проходят с малых лет. Три основных кита – пение, танцы и игра на музыкальных инструментах. И, конечно, умение вести беседу. У тебя какое образование? – поинтересовалась она.

– Культпросветучилище, – ответила я.

– А что это?

– При советской власти эти заведения были созданы для того, чтобы подготовить работников сельских клубов. Исходя из этого, культпросветработники должны были знать и о постановке танцев, и о хоровом пении, и об игре на различных инструментах, и о самодеятельных театрах. Также в обучение входит и библиотечное дело. Я окончила танцевальное отделение.

– Но это же прекрасно! – сразу воодушевилась госпожа Цутида. – Ты вполне образованная барышня именно в нужном нам русле. Гейша кроме перечисленных тобой умений, за исключением, конечно, библиотечного дела, – неожиданно добавила она и хихикнула, прикрыв рот ладонью, – должна знать еще кое-что: психологию и особенно психологию мужчин. А также быть сексуально образованной. Хотя сейчас все современные девушки знают об этом достаточно и имеют колоссальный опыт общения с противоположным полом.

«Как раз про меня это трудно сказать», – подумала я.

– Посадить тебя за одну парту вместе с нашими ученицами я не вижу возможным, – продолжала она, – поэтому наши занятия будут только индивидуальными. А игру на каком инструменте ты осваивала в своем училище? – поинтересовалась госпожа Цутида.

– На баяне, – хмуро ответила я. – Это обязательный инструмент по программе курса. Или аккордеон.

То, что я несколько лет участвовала в представлениях нашего самодеятельного театра кабуки, я отчего-то постеснялась сообщить.

– И вот еще что, – сказала госпожа Цутида, – привыкай с сегодняшнего дня всегда иметь беззаботное выражение лица. Гейши должны вызывать восхищение именно своим отстраненным от земных забот видом. Они, как живое произведение искусства, выглядят прекрасно, дорого, безупречно и желанно. И к тому же мужчина может поиграть с этим произведением в живую женщину. Поняла?

– Да, – немного натянуто ответила я.

Взятая задача стала казаться мне не такой простой, как я думала вначале.

– А то у тебя, я заметила, – неожиданно добавила она, – в глубине зрачков постоянно плещется печаль.

После обеда я проводила госпожу Цутиду до ее такси и вернулась в ресторан. Мне хотелось еще выпить водки и подумать обо всем услышанном. Сев за столик, я позвала официанта и заказала к водке малосольных огурцов.

– А ведь вы русская, – тихо проговорил официант и улыбнулся.

Его голубые глаза, не отрываясь, смотрели мне в лицо.

– Да, – спокойно ответила я и оглянулась.

На небольшой сцене рассаживался ансамбль балалаечников в цветастых косоворотках, заправленных в обычные синие джинсы. Они быстро настроились и заиграли «Ах вы сени, мои сени».

– Присаживайся, – сказала я официанту. – Как тебя зовут?

– Нам категорически запрещено, – быстро ответил он. – Зовут меня Антон. Но здесь мы все Иваны.

– Ясно, – задумчиво проговорила я, внимательно глядя на его чрезмерно пухлые красные губы. – А я Таня. Живу неподалеку, в гостинице «Шервуд». Хочешь в гости заглянуть?

Я быстро опрокинула в рот стопку водки и захрустела огурцом. Антон оглянулся по сторонам, потом наклонился ко мне и тихо проговорил:

– Загляну. Напиши на салфетке телефон.

Допив водку, я расплатилась, преодолев инстинктивное желание оставить чаевые. Но в Японии это было не принято и считалось дурным тоном даже в русских ресторанах, не говоря уже о национальных. Скользнув равнодушным взглядом по залу, я вышла на улицу. Было уже довольно поздно. Пирамидальные верхушки криптомерий[8] четко выделялись на фоне начинающего гаснуть неба. Мне стало невыносимо тоскливо. И впервые после смерти Петра захотелось уехать домой. Я медленно пошла в сторону гостиницы.

Приняв ванну, я накинула халатик и включила телевизор. Переходя с канала на канал, привычно искала новости об «Аум», но что-то ничего не попадалось. И тут зазвонил сотовый. Решив, что это Тору или Манами, я не ответила. Совершенно не хотелось общаться. Через какое-то время звонок повторился, и я посмотрела на дисплей. Номер был неизвестен.

– Слушаю, – равнодушно ответила я по привычке на английском.

– Таня? – поинтересовался приятный мужской голос. – Это Антон, официант из русского ресторана.

Я почему-то чуть не расплакалась от радости, услышав родной язык. И с готовностью, удивившей меня саму, ответила:

– Очень приятно! Я вас слушаю!

– Может, встретимся сегодня? Я скоро заканчиваю. Неохота ехать в квартиру. Нас там пять человек в маленькой комнатушке, снимаем на паях. Все молодые пацаны и работаем кто где.

– Идет! – легко согласилась я. – Приходи, как закончишь, ко мне в отель. Позвонишь снизу, и я спущусь.

– А в номер не приглашаешь? – поинтересовался он и тихо засмеялся.

– Не все так сразу, – улыбнулась я. – Я ведь тебя абсолютно не знаю.

Антон явился через полтора часа. Я к этому времени уже устала и хотела спать. И когда он позвонил, то вначале решила отказаться. Но его голос был таким милым. К тому же, услышав русскую речь, я не смогла устоять от нахлынувшего желания просто поболтать с соотечественником. Я спустилась в вестибюль, огляделась, но Антона не было. Я вышла на улицу. Он стоял возле лестницы и смотрел на стеклянные двери гостиницы с явным ожиданием. Сменив косоворотку и шаровары на светло-серые брюки и голубую рубашку, Антон превратился в самого обычного парня. Я подошла и зачем-то протянула ему руку. Он улыбнулся и неожиданно поцеловал мои дрогнувшие пальцы.