Каникулы в Лимстоке. Объявлено убийство. Зернышки в кармане - Кристи Агата - Страница 5

Вилла с трудом могла сойти за человеческое жилье. Шторы и диванные подушки здесь были из очень дорогого шелка пастельных тонов.

Маленькие пухлые ручки мистера Пая дрожали от возбуждения, когда он описывал и демонстрировал свои сокровища, а голос мистера Пая срывался на тонкий писк, когда он повествовал о волнующих обстоятельствах, при которых приобрел итальянскую кровать в Вероне.

Мы с Джоанной, оба любящие антиквариат, внимали с одобрением.

– Это действительно удовольствие, огромное удовольствие – такое пополнение нашей маленькой общины. Здесь живут милые, добрые люди, вы знаете, но они мучительно буколичны – чтобы не сказать провинциальны. Вандалы, абсолютные вандалы! А обстановка их домов – она заставит вас плакать, дорогая леди, уверяю, она заставит вас плакать! Разве не так?

Джоанна согласилась, что ничего подобного тому, что она видит здесь, ей встречать не приходилось.

– Дом, который вы снимаете, – продолжал мистер Пай, – дом мисс Эмили Бэртон. Он просто очарователен, и у нее там есть кое-какие прелестные вещицы. Весьма прелестные. Одна или две из них просто первоклассные. И у нее есть вкус; хотя я не вполне уверен, что сделал бы так же. Боюсь, что иной раз – мне так кажется – это просто сентиментальность. Ей нравится держать вещи там, где они были всегда, но не там, где им лучше всего быть, не там, где они выглядели бы лучше всего, и лишь по той причине, что ее матушка ставила их именно на это место.

Он перенес свое внимание на меня, и его голос изменился. Это уже был голос не восхищенного художника, а прирожденного сплетника.

– Вы ничего не знаете об этой семье? О, конечно, нет, – только то, что услышали от агента по найму. Но, мой дорогой, вы должны иметь представление об этой семье! Когда я приехал сюда, старая мамаша была еще жива. Невероятная особа, совершенно невероятная! Монстр, если вы понимаете, что я имею в виду. Совершенный монстр. Монстр в викторианских платьях, пожирающий своих дочерей. Да, иначе и не скажешь. Она была монументальна, знаете ли, в ней, должно быть, было стоунов семнадцать, и все пять дочерей крутились возле нее. «Девочки!» – она всегда звала их только так. «Эти глупые девчонки!» – иной раз называла она их. Черные рабы – вот кем они были; на них она ездила, и они же с ней всегда соглашались. В десять вечера они отправлялись в постель и не смели зажигать света в спальнях, а уж чтобы они пригласили в дом кого-то из своих друзей – это неслыханно. Она презирала их, знаете ли, за то, что они не выходят замуж, но ведь они не могли устроить свою жизнь, потому что у них не было возможности встречаться с кем-либо. Мне кажется, Эмили, а возможно, это была Агнес, завела какие-то отношения с помощником приходского священника. Но его семья оказалась недостаточно хороша, и мамаша пресекла все это.

– Звучит как роман, – сказала Джоанна.

– О, моя дорогая, все так и было. А потом ужасная старая женщина умерла, но, конечно, было уже слишком поздно. Они продолжали жить там и тихими голосами говорили о том, чего бы могло захотеться бедной матушке. Даже переклейку обоев в ее спальне они восприняли бы как святотатство. Однако они делали много хорошего в церковном приходе, тихо и незаметно… Но ни одна из них не обладала большим запасом жизненных сил, и они поумирали одна за другой. Эдит скончалась от инфлюэнцы, Минни сделали операцию – и она не оправилась после нее, а бедную Мэйбл хватил удар – Эмили ухаживала за ней со всей преданностью. Последние десять лет она только тем и занимается, что ухаживает за больными. Прелестное создание, вам не кажется? Похожа на дрезденскую статуэтку. Как печально, что у нее сейчас финансовые затруднения… Впрочем, нынче все обесценилось.

– Это ужасно, что мы живем в ее доме, – сказала Джоанна.

– Нет-нет, дорогая юная леди. Вы не должны чувствовать ничего в этом роде. Ее добрая Флоренс весьма предана ей, и Эмили сама мне говорила, что счастлива обрести таких арендаторов. – Тут мистер Пай слегка поклонился. – Она считает, что ей с вами решительно повезло!

– В этом доме, – сказал я, – утешающая атмосфера.

Мистер Пай бросил на меня быстрый взгляд.

– В самом деле? Вы это почувствовали? Да, это очень интересно. Я удивлен, знаете ли. Да, я удивлен.

– Что вы имеете в виду, мистер Пай? – спросила Джоанна.

Мистер Пай развел пухлыми ручками.

– Ничего, ничего. Удивлен, и только. Я верю в атмосферу, знаете ли. Люди думают и чувствуют. На них оказывают воздействие стены и мебель.

На пару мгновений я онемел. Я осматривался вокруг и соображал, как бы я описал атмосферу «Прайорз Лодж». Мне как раз казалось очень странным, что здесь нет никакой атмосферы! Это было и в самом деле примечательно.

Я задумался над этим настолько, что совершенно не слышал разговора, продолжавшегося между Джоанной и хозяином. Я очнулся, однако, услышав, что Джоанна начинает прощаться. Я оставил свои фантазии и присоединился к компании.

Мы отправились в холл. Когда мы подошли к парадной двери, в почтовую щель вползло письмо и упало на циновку.

– Дневная почта, – прошептал мистер Пай, поднимая его. – Ну, дорогие молодые люди, вы ведь придете еще, не так ли? Как приятно встретить столь свободные умы, если вы меня понимаете, в этом мирном болоте, где никогда ничего не случается!

Пожав нам обоим руки, он с преувеличенной заботливостью помог мне сесть в машину. Джоанна взялась за руль, проехала достаточно осторожно по круговой дорожке вокруг безупречной зеленой лужайки и, выехав на прямую, подняла руку, чтобы помахать гостеприимному хозяину, стоявшему на ступенях у входа. Я наклонился вперед, чтобы сделать то же самое.

Но наш прощальный жест остался незамеченным. Мистер Пай вскрыл почту. Он стоял, изумленно глядя на развернутое письмо.

Джоанна как-то назвала его пухлым розовым херувимчиком. Он, конечно, оставался пухлым, но сейчас совсем не был похож на херувима. Его лицо налилось темным пурпуром, исказилось от гнева и изумления. И от страха.

В этот момент я взглянул на конверт. Он мне что-то напомнил. Я ничего не понял тогда – потому что это была одна из тех вещей, которые мы подмечаем неосознанно, даже не догадываясь об этом.

– Боже мой, – сказала Джоанна, – кто стукнул бедного малыша?

– Думаю, – сказал я, – что это снова Таинственная Рука.

Сестра повернула ко мне изумленное лицо, и автомобиль вильнул.

– Внимательнее, девушка, – предостерег я.

Джоанна сосредоточилась на дороге. Она недовольно хмурилась.

– Ты имеешь в виду письмо вроде того, что мы получили?

– Это лишь догадка.

– Что же это за местечко? – спросила Джоанна. – Ведь оно выглядит самым невинным, сонным, безвредным кусочком Англии, какой только можно представить…

– И где, цитируя мистера Пая, никогда ничего не случается, – перебил я. – Он выбрал дурную минуту, чтобы сказать это. Что-то случилось.

– Джерри! – сказала Джоанна. – Я… я думаю, что мне это не нравится. – Впервые в ее голосе прозвучала нотка страха.

Я ничего не ответил, потому что мне это тоже не нравилось. Такой мирный, улыбчивый, счастливый сельский уголок, над которым нависло нечто злое. И именно с этого момента у меня в душе поселилось предчувствие беды…

Прошло несколько дней. Мы явились на бридж к Симмингтонам, и миссис Симмингтон надоела мне до крайности, постоянно упоминая Меган.

– Бедная деточка так неуклюжа. Она в таком возрасте, когда уже заканчивают школу, но еще продолжают расти.

Джоанна заметила сладко:

– Но ведь Меган уже двадцать, не так ли?

– О, да, да. Но она, конечно, моложава для своих лет. Совсем еще как ребенок. А неплохо было бы, я думаю, если бы девочки не росли так быстро. – Она засмеялась. – Я уверена, любая мать хотела бы, чтобы ее ребенок оставался вечным младенцем.

– С чего бы им этого хотеть? – сказала Джоанна. – К тому же, должно быть, это очень затруднительно – иметь ребенка, который умственно остается шестилеткой, когда его тело становится взрослым.