Ведьма - Вилар Симона - Страница 21

— Там, откуда прибыл на Русь мой отец, — неожиданно для себя начал варяг, — ворон считается священной птицей бога Одина. Каждый день посылает Один по свету своих птиц-воронов, они летают, но к вечеру возвращаются и рассказывают повелителю все, что видели.

Ягу, похоже, сказанное заинтересовало. Она стала расспрашивать, откуда родом гость, что еще в тех землях о небожителях говорят. И при этом наконец-то придвинула казан, вдохнула запах и стала есть. А варяг смотрел и слова не мог вымолвить. Ибо ела старуха омерзительно: ложку хоть и брала, но не доносила до рта, высовывала длинный темный язык и слизывала содержимое с ложки. Однако догадлива оказалась старая, заметила, что варяг рот кривит брезгливо, и буркнула что-то, отчего вмиг изменилась, став молодицей розовощекой.

Казалось бы, Свенельду давно пора было перестать удивляться, но он даже рот открыл, глядя на нее. Ибо сидевшая перед ним баба была одновременно и обычная, и странная: дородная, кареглазая, в высоко завязанном цветастом плате, в рубахе с вышивкой, да только рубаха эта была почти до пупа расстегнута и из нее вываливались непомерно большие шары грудей, колыхающихся и почему-то сплошь в красных прожилках. Не видал раньше таких баб Свенельд и оттого не по себе делалось.

— Что, опять не так? — догадалась Яга. И вновь изменилась так стремительно, что Свенельд и глазом моргнуть не успел. Только кивнул согласно: мол, годится.

Теперь перед ним сидела опрятная старушенция, маленькая да улыбчивая, в обшитой тесьмой косыночке и в опушенной заячьим мехом безрукавке.

Ну что ж, эта хоть по-людски выглядит. И, видя, что хозяйка ждет продолжения, начал рассказывать. Поведал о далеком северном крае, откуда родом варяги, и о богах тех мест, об Одине, подателе мудрости и покровителе воинов, о Торе-Громовержце, о богине плодородия Фрейе. Яга слушала его, порой приоткрывая рот, как дитя. Свенельду даже смешно сделалось от ее детской наивности.

— Живешь ты в лесах, бабка, мясом и кровью питаешься, а того, что на белом свете делается, не ведаешь, — сказал он наконец бесцеремонно.

Потом встал, взял ранее примеченную бутыль с вином, налил себе и хозяйке. Но Яга лишь насупилась, к протянутой чаше не прикоснулась, а потом молвила, что, дескать, и ей кое-что ведомо. Вот, например, давеча дошла до нее весть, что на Нечистом Болоте неспокойно было. Нежить всю кто-то взволновал да еще и самого хозяина Смока глаза лишил. Не подскажет ли гость нежданный, кто это мог быть?

Свенельд и поведал. Все. Как капища искал, как тур-оборотень его занес в болота и что потом приключилось. А чего ему было таиться, если соперница недавняя уже врагом не казалась. Даже уважение какое-то к ней появилось. Яга же слушала внимательно, даже есть перестала, а потом вина все же выпила — залпом, словно жажда ее мучила.

— Так. Ясно мне, да не все. Ну, что колдуны древлянские тебя за святотатство погубить решили — это понятно. Как и то понятно, что Малфутка тебя спасла, разыскав на Нечистом Болоте. Ты молодец хоть куда, да только с нежитью болотной управиться не смог бы. Зато Малфутку никто из болотных тварей тронуть не посмеет. И если ты с нею был, а на вас даже сам Смок выполз из подземелья…

— А вот скажи ты мне, бабушка, — не утерпев, перебил Ягу варяг, ибо уже давно вопрос у него назрел. — Скажи, почему нечисть никакая Малфутке не страшна? Ну, почти не страшна?

— А ты еще не понял? Да ведьма она. Причем могущественная. Самая великая из всех, каких мне знать приходилась.

Теперь Свенельд лишился дара речи. Правду сказать, ему приходилось видывать ведьм на своем веку. Но обычно они были некрасивы, а если славненькая какая встречалась, то все равно было в ней нечто неприятное. И Свенельд ничего не имел против, когда селяне загоняли и ловили ведьм, сжигали их на кострах, развеяв пепел по ветру, или, чтобы было еще вернее, протыкали осиновым колом, предварительно надев на голову мешок, дабы ведьма погубителей своих не сглазила да не наслала проклятье. Однако названная ведьмой Малфутка была нежная, живая и притягательная настолько, что с ней обо всем можно было забыть. Неужто она тоже из темных сил… Зачураться бы впору, да в доме у Яги это как-то не к месту.

Видя, как удрученно молчит варяг, Яга сама взялась пояснить:

— Ведьмой обычно становится седьмая дочь женщины, которая ни одного сына произвести на свет не смогла. А мать Малфутки — баба гулящая, к тому же рожала дочек от разных отцов. Родителем же Малфутки…

Тут Яга осеклась и, словно чего-то испугавшись, оглянулась тревожно. И только убедившись, что все тихо, продолжила:

— Девоньку эту я обнаружила, когда вот так же прибыла к себе, а она спала на печи сладенько. Она тогда еще совсем девчонкой была, вот я и подивилась, как такая малютка да сквозь Нечистое Болото пробраться сумела? Потому и не тронула сразу. Ведь она, моя милая, еще и в доме прибралась, еду мне приготовила. Ну, словно не в колдовском месте, а у бабки родимой в гостях побывала. Да еще и учуяла я сразу, что не простая она. А как поговорила с ней, так и убедилась, что не ошиблась. С тех пор Малфутка ко мне не единожды заглядывала. Болота ей пройти — тьфу! Но я ее не переубеждаю, поддакиваю, если говорит, что выдумки о нем все. Однако заговорам да чародейству ее потихоньку обучаю. Но только потихоньку. Незачем ведьме знать, какой страшной силой она обладает. Не ко времени. Может, и минет ее, ведь она все же больше человек. Мать ее много человеческого в дочь свою седьмую вложила. А об остальном… Остальное — тайна. Никто о силе девушки из селища Сосны знать не должен.

— Так почему же мне ты столько сразу поведала? — подавшись вперед, спросил Свенельд, но почему-то шепотом.

На это Яга не ответила. Они помолчали какое-то время. Яга взяла на колени своего черного кота, почесала у него за ухом, ворона Мрака покормила с ложки остатками каши. Потом отошла, открыла ставень, и вся ее свора сов легко и бесшумно вылетела вон, в сгустившуюся глухую ночь. Только было слышно, как где-то снаружи запищала летучая мышь, став первой добычей крылатых хищниц. Свенельд же сидел, опустив голову на руки, пропустив пряди волос сквозь пальцы. И что-то такое горькое было в его неподвижности, что Яга это заметила. Подсела рядышком, и варяг не отодвинулся, словно забыв, кем на самом деле является приветливая старушенция.

Яга легонечко тронула его за локоть и вновь стал расспрашивать. Поинтересовалась, люба ли гостю Малфутка, вспоминал ли ее? Когда получила утвердительный ответ и, посмеиваясь, выслушала, как при встрече Свенельд не признал давнюю полюбовницу, приняв за отрока, понимающе закивала. Ей ведомо, что Малфутка не спешит надеть кику[29] замужней бабы: ей больше по нраву уходить в лес, где она чувствует себя привольно, нежели спешить на вечерние посиделки молодежи. Однако если она так долго помнила заезжего витязя киевлянина… Тут старуха только разводила руками, давая понять, что и так все ясно. И еще молвила, что есть в Малфутке присущая ведьмам сила притягивать мужчин. Если она до сих пор одна, то только по собственной воле, что странно, так как ведьмы обычно страсть как охочи до любовных утех. Да и в Малфутке Яга давно заприметила особый потаенный огонь. И если он вспыхнет — тут уж ни одному мужику против чар ее не устоять.

— Наверное, так и есть, — согласно кивнул Свенельд. — Когда она рядом, когда я касаюсь ее, то обо всем забываю.

При этих словах Яга вдруг подскочила, заметалась по избе, даже споткнулась о попавшего под ноги кота, отпихнув его не-ласково ногой.

— Этого я и опасалась услышать от тебя, сокол ясный. Небось, приголубил, приласкал, а может, и подмял под себя Малфутку на болотах-то? Так или нет — отвечай!

Миленькая старушечка Яга была странно взволнованна, и это удивило варяга. Он ответил несколько развязно и самодовольно: нуда, было такое. А что в том за беда, если девка сама не против?

После его признания Яга долго молчала.