Четыре стороны света и одна женщина - Клевер Алиса - Страница 17

– Мне нужно сходить домой, – сказала она. – Тебе, наверное, лучше уйти отсюда.

– Я тебя тут одну не оставлю.

– Ты забыл, что я ветеринар.

– Я забыл? Мне иногда кажется, что я тебя совсем не знаю. Нет, я останусь, Белоснежка. Чем я могу тебе помочь?

– Для начала я бы попросила не называть меня так. И так вся деревня считает, что ты снимал меня в порнографии.

– Что? – оторопел Максим. – Вот почему твои родители так странно на меня смотрели.

– Я вообще удивляюсь, как они позволили тебе остаться.

– Я очень обаятельный, – без тени сомнений заявил Максим. – И, по-моему, твой отец очень хорошо относится к деньгам.

– Это больше похоже на правду, – хмуро кивнула Арина. – Значит, ты их подкупил. Замечательно.

– Деньги дают кое-какие преимущества. Да ты сама увидишь. – Арина с удивлением повернулась к нему.

– А я тут при чем? – спросила она, накрывая Дездемону тем самым одеялом, на котором они еще несколько минут назад лежали.

– Ну как же. Ты теперь моя девушка! – сказал он, а сердце у Арины в груди стукнуло так сильно, что она вздрогнула.

– Я – твоя девушка?

– Да, – кивнул он, но тут Дездемона снова заржала – протяжно и с надрывом.

– Ладно, – качнула головой Арина. – Иди домой и принеси сюда чайник и два ведра воды. Еще – тряпки. Надо разбудить родителей.

– Я прямо вижу, как они обрадуются мне, когда я приду будить их посреди ночи, – рассмеялся Максим.

– Знаешь что? Ты прав. Лучше ты останься здесь, а я сама все принесу, – кивнула Арина.

– Нет! Я не могу остаться здесь один. А что, если с ней что-то случится?

– Я приду через несколько минут, моя радость. – Арина встала и пошла к выходу. Максим задержал ее на секунду, поцеловал в губы.

– Это все – какое-то сумасшествие. Ей больно? Я очень не люблю, когда кому-то больно, – пробормотал он, косясь на Дездемону.

– Странно, а у меня сложилось совсем другое впечатление. – Арина склонила голову и провела ладонью по его волосам. Он отвел взгляд в сторону.

– Это другое. Боль и наслаждение в любви ходят рядом, неотделимые друг от друга. Одно только делает другое острее. Но тут… – Максим присел на корточки и положил свою большую ладонь на круп Дездемоны. – Боль и ничего больше. Бедняжка.

– Но ведь потом будет жеребенок, – возразила Арина. – Может быть, от Капрала, а не от Багета. Это было бы хорошо. Хотя это маловероятно.

– Почему?

– Посмотри на Багета, – развела руками Арина. – Разве против такого скакуна можно устоять? У Капрала особенных шансов нет, как я думаю.

– Красивый скакун, – согласился Максим. – Но, может быть, Дездемона все-таки не такая дура, чтобы среагировать на внешность?

– Внешность? При чем здесь внешность? То есть это не только внешность, это еще и его наследственность. Он очень породистый, она это чувствует. К тому же он молод и горяч. А Капралу уже и лет много. – Арина снова пошла к двери.

– О да, конечно. Наследственность – это важно! – согласился Максим, но странным образом Арина отчетливо услышала сарказм в его словах. Она тряхнула головой, но времени думать об этом сейчас у нее не было. Она выскочила из сарая и побежала к избе.

Проскользнув в кухню, она побросала в холщовую хозяйственную сумку все, что наскоро нашла прямо там. Пара полотенец, чайник, половинка круглого серого каравая, домашний козий сыр – его пришлось выковыривать из-под самодельного пресса. Отец потом будет бушевать из-за такого варварского подхода, но это все потом. Максиму нужно что-то перекусить. Ножи и вилки Арина оставила – справимся без них. Подумала, да и прихватила остатки наливки – кто его знает, как он перенесет предстоящие роды. Лучше бы ему уйти и переждать это событие…

Он такой странный. И так порой криво и неправильно видит все, словно смотрит на мир, отраженный в кривом зеркале. С полки в сенях Арина достала свое старое платье, в нем она обычно собирала клубнику. Когда-то яркое, но потускневшее от многих стирок хлопчатобумажное платье было удобным, и его было не жаль. Напоследок «сигнально» стукнув в спальню к родителям, через минуту она бежала обратно к конюшне.

Максим встретил ее появление с таким видимым облегчением, что ей стало смешно. Он что, действительно мог подумать, что она бросит Дездемону?

– Только мысль о Дездемоне меня и держала, – ухмыльнулся он в ответ. – Ее-то ты не оставишь, в отличие от меня. Это меня ты готова бросать по пять раз на дню.

– А я боюсь, что я вижу сон и что ты исчезнешь, – призналась Арина, покачав головой.

– Я никуда не исчезну, даже когда ты этого захочешь, – вдруг заявил Максим с неожиданной серьезностью.

– Я этого не захочу. – Арина испугалась самой мысли об этом.

– Ты просто не знаешь меня по-настоящему, – грустно ответил Максим. – Но ведь ты узнаешь, мой ангел. У тебя просто нет выбора.

– Что ты имеешь в виду? – Арина склонилась над Дездемоной, проверила, как идут схватки. Странные, непривычные движения в глубине лошадиного тела отдавались в ее ладонь. Вот оно – биение будущего, настоящая жизнь. Настоящее счастье. В детстве Арина много раз возилась с жеребятами, они всегда были смешными и слабыми, и играть с ними было наслаждение. Другое наслаждение, не то, которому поклоняется Максим. Но, если задуматься, такое же мощное и сильное.

– Я имею в виду, что я – чудовище. Это у нас семейное, понимаешь? – Максим сказал это как бы между делом, протягивая Арине чашку с чаем, который он заварил для нее. Арина отставила чашку на полку в стене и посмотрела на него, нахмурившись.

– Что за глупости! Что бы ты сам ни придумал про себя – все это ерунда. Ты никогда не был чудовищем.

– Серьезно? – приподнялся Максим. – А как насчет Лондона? Даже когда я привел тебя на Горианские игры, я не был чудовищем? Если бы я мог, я бы делал с тобой ужасные вещи. Я бы сломал тебя и не заметил бы того, что ты была рядом – живая и чудесная. Даже сейчас…

– Ты бы не стал, – пробормотала Арина, но тень ужасных воспоминаний отразилась на ее лице. Он мог – и именно это холодное, отрезвляющее осознание опасности заставило ее бежать однажды. Что, если он снова захочет чего-то невозможного от нее? Она ведь отдает себя ему полностью.

– Ты не умеешь врать, моя девочка. – Голос Максима стал жестче. – Ты боишься этого, не так ли? Боишься меня, да?

– Нет, не боюсь, – вздохнула она. – Я люблю тебя.

– Да, любишь, – согласился Максим, но в его интонациях острее всего звучала горечь. – А потом разлюбишь. Но это неважно. Прими мои соболезнования, потому что я не могу отпустить тебя. Я не могу без тебя, Белоснежка, без твоих синих глаз, без твоих роскошных волос, без твоего тела, а значит, я еще много раз заставлю тебя страдать.

– Страдать? – удивилась Арина. – Может быть, но это все равно стоит того! Ты не понимаешь. Я не знаю, как объяснить, что я чувствую. И дело вовсе не в том, какие сумасшедшие вещи ты хочешь сделать со мной.

– А в чем тогда дело? Посмотри на свою лошадку. Она рожает в муках. Ей этого хочется? Нет, это просто инстинкт. Помнишь того жирафа, что я снял на браконьерской охоте? Жизнь состоит из кошмара и ужаса, и мы только делаем ее хуже. Мы в любом случае испортим все и изломаем друг друга.

– А если нет? – возразила Арина. Максим склонился к Дездемоне и погладил ее гриву.

– А если да?

Взъерошенный, в трусах и майке и телогрейке, наброшенной поверх нее, в сарай вбежал отец. В руках он держал два ведра холодной воды. Бросил короткий взгляд на Максима, но ничего не сказал, к вящему удивлению дочери. Что же такого сказал им Максим? Ах да, деньги…

– Ну что, как у нас тут дела? – спросил отец бодрым голосом. – Долго еще?

– Скоро, уже скоро, – пробормотала Арина и выразительно посмотрела на Максима.

– Ну и отлично. Надеюсь, она не разлюбила Капрашу. А, Деззи, ты не огорчишь меня?

Отец старательно делал вид, что нет ничего странного в присутствии чужака в его сарае. Высокий широкоплечий Максим смотрелся удивительно органично – с закатанными рукавами, с ведром воды в руках. Он кивнул Арине и сосредоточился на других делах. Принялся переливать воду из ведра в чайник, принес со двора тазик. Через несколько минут подбежала и мать, и все внимание сосредоточилось на том, что считается самым большим таинством на земле.