Мудрец - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер - Страница 18

Ночь сказала ему: «В Кьюлаэре есть доброта, и не только доброта, но эти качества скрыты».

Рахани ли говорила это или то были собственные потаенные мысли, не выплывшие еще словами на поверхность сознания? «Ты уверена, любимая? Ведь, без сомнения, человек, избивающий маленький народец и женщин потехи ради, — самая гадкая мразь на земле, самая грязная грязь!»

И снова он услышал шепот — а может, слова звучали в его сознании? «Самая грязная грязь — это лишайники, выделяющие воздух, нужный для жизни самых больших животных. Даже такой порочный человек, как Кьюлаэра, может быть очищен от плесени, коей покрыт, и тогда доброе внутри него высвободится и засияет. Тогда из его силы и смелости его смогут родиться решимость и другие качества, с помощью которых обычный человек становится героем».

«Что ж, будь по слову твоему, — вздохнул Миротворец. — Но если уж внутри Кьюлаэры скрывается доброта, тогда она должна таиться во всех мужчинах и женщинах».

Но Рахани резко опровергла его слова: «Не во всех, о мудрец. Во многих, возможно, но ни в коем случае не во всех».

Какой глупец будет спорить с богиней? Успокоенный разговором с Рахани, мудрец Миротворец — который, конечно, на самом деле был Огерном — дал ей убаюкать себя, ввести в транс, которым он пользовался, как большинство людей сном. Его тело отдыхало, хотя он сидел, прижавшись спиной к дереву. Разум Огерна спал, хотя он по-прежнему видел свет костра и силуэты своих спящих попутчиков. Казалось, что они далеко, будто рисунки на стене пещеры, освещенной блеском костра. Он слышал совиное уханье, видел, как низко над костром промелькнула летучая мышь, слышал крик ночной птицы, потом увидел, как встал Кьюлаэра. Огерн наполовину пробудился. Верзила по-кошачьи пробрался в темноте, нагнулся и зловеще уставился в немигающие глаза мудреца. Огерн сидел все так же, не двигаясь. Он ожидал, проверяя, насколько храбр этот человек. Кьюлаэра сжал кулак и поднял руку для удара. Но когда он ударил, кулак его встретился с посохом Огерна. Отбросив руку нахала, Огерн заехал ему посохом по голове. Даже не вскрикнув, Кьюлаэра без чувств рухнул к ногам Огерна, а мудрец, довольный тем, что у негодяя хватило смелости напасть на спящего, и уверенный, что снова тот на такое не отважится, опять погрузился в покой, дабы освежить свой ум и душу.

Когда опушку испещрили пятнышки солнечного света, Огерн не спеша отогрелся в его лучах, потом потихоньку принялся разминать руки и ноги, сжимать и разжимать кулаки, без радости вспоминая пробуждение в пещере. Почувствовав, что снова способен более или менее легко двигаться, он встал, осторожно перешагнул через спящего Кьюлаэру, немного походил, потом потянулся, распрямил плечи, готовый снова стать Миротворцем, победителем Зла.

— Вставай, мерзавец!

Он поддел Кьюлаэру посохом. Верзила пошевелился, повернулся на бок, часто моргая. Закрыв глаза, он отвернулся и пробурчал:

— Да иди ты...

Миротворец ткнул посохом посильнее. Кьюлаэра вскричал от боли, подпрыгнул, встал в стойку, но посмотрел на старика, на посох и заколебался.

Миротворец ждал.

Китишейн и гномы проснулись, разбуженные воплем Кьюлаэры.

Верзила сказал:

— Ночью мне приснилось...

Миротворец молча ждал.

— Приснилось, будто я проснулся и увидел тебя...

Кьюлаэра умолк, когда понял, где находится. Он посмотрел на землю и снова метнул взгляд в Миротворца, не веря своим глазам, потом обернулся к остальным.

— Да, — сказал Миротворец, — именно там ты уснул минувшей ночью.

Кьюлаэра выпучил глаза, а Миротворец отчетливо видел, как мечутся мысли в его голове. Если он уснул там, а проснулся здесь, то происшедшее не сон, а правда!

— Ты что, никогда не спишь? — закричал он в ярости.

— Не буду спать, пока ты такой, какой есть, — ответил Миротворец. — Тебе кажется, что это совсем уж нечестно, правда? То, что я неуязвим для твоих проделок. Ты либо будешь драться со мной, когда я не сплю, либо вообще не будешь драться. — Его голос хлестнул словно кнут. — Теперь раздувай угли и ставь котелок! Нам нужно завтракать!

Кьюлаэра ошарашенно подскочил. Потом прищурил глаза, посмотрел на Миротворца, напрягся, приготовился к драке...

Миротворец ждал, держа посох наготове.

Он заметил, когда воинственность покинула Кьюлаэру, хотя внешне тот не очень изменился. Верзила только выругался, но сделал, как ему было велено, пытаясь не встречаться взглядом с гномами и девушкой.

Когда завтрак был готов, Миротворец приказал Кьюлаэре собрать вещи всех путников, все до мелочи. «Поскольку, — как он сказал, — у тебя широкая спина». Других поразило, что Кьюлаэра лишь бросил на Миротворца исполненный ненависти взор, но подчинился беспрекословно. Йокот стал медленно закапывать костер, Китишейн забросила за плечо свой колчан, но Миротворец остановил их и позвал. Они собрались около него, и гномы получили по кривому куску дерева с кожаными ремешками.

— Так вот что ты вырезал! — Йокот в изумлении разглядывал изделие Миротворца. — Что это, Миротворец? Какая-то маска?

— Но как мы сможем видеть сквозь такие маленькие щелки? — спросила Луа.

— Намного лучше, чем обычно видите в полдень, — ответил Миротворец.

Йокот высоко поднял подарок с криком радости:

— Щели не пропускают большую часть света! Нам больше не придется прищуриваться! — Он быстро приладил свои очки и кивнул. — Получилось отлично. Миротворец! Спасибо, двадцать раз спасибо!

Луа приладила диковину, Китишейн помогла ей завязать ремешки.

— Да, это замечательный подарок, — сказала она. — Но как я смогу отблагодарить тебя, Миротворец?

— В благодарности нет нужды, — сказал он, — и этот скромный подарок, разумеется, не обязывает вас идти со мной, если вы этого не хотите.

— Мы хотим, — быстро сказал Йокот. Потом посмотрел на Луа и прибавил:

— Я, по крайней мере...

— Я тоже, — успокоила она его. Миротворец кивнул.

— Вы сами сказали, что хотите, и я буду рад, если вы пойдете, но вы должны понять, что есть определенные правила, которые нам всем придется соблюдать, чтобы выжить в этой глуши. Если эти правила покажутся вам слишком суровыми, вы вольны уйти — все, кроме этого балбеса.