Маг-менестрель - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер - Страница 2

— Конечно, ваше величество! — Ребозо отвесил королю низкий, услужливый поклон и отвернулся. — Конюх, выйди вперед! — крикнул он.

Все молчали и, выпучив глаза, озирались.

— Он вроде тут стоял, у дверцы стойла, — пробормотал один из стражников.

— И ты его выпустил? Дал ему бежать! Идиот! Тупица! — взревел Маледикто и приказал остальным воинам: — Отрубить ему голову. Немедленно!

Стражники испуганно и растерянно смотрели на своего товарища.

— Никто уже и не подчиняется моим приказам! — проорал Маледикто. — Это мой сын, слабак несчастный, вас так распустил! Ну-ка дайте мне!

С этими словами король выхватил алебарду у ближайшего стражника и размахнулся. Остальные стражники в испуге закричали, присели и закрыли головы руками. Тот несчастный, что видел конюха и дал ему уйти, тоже попробовал пригнуться, но опоздал: алебарда рассекла ему грудь. Он успел лишь вскрикнуть, но тут глаза его выпучились, и душа отправилась туда, куда отправлялись души всех тех, кто по доброй воле служил королю Маледикто.

— Осел тупоголовый, — прошипел Маледикто, глядя на тело стражника. Потом он перевел взгляд на остальных воинов, те дрожали от страха. — Когда я приказываю, вы подчиняетесь! А теперь найдите и приведите мне этого конюха!

И стражники бросились искать Ачерезе. Но следы беглеца, ведущие к задним воротам и берегу рва, обнаружил канцлер. Стражники послушно побежали за ним.

— Тут следы кончаются, — вздохнул капитан гвардии. — А через ров живым никому не переплыть.

Ребозо испуганно оглянулся на замок, словно услышал какой-то приказ, которого не услышали остальные.

— Возьмите лодку, — распорядился он, — захватите ищейку да осмотрите как следует другой берег.

Распоряжение было выполнено, вот только собака страшно упиралась, и пришлось закрывать ей морду чехлом — так пугал ее запах живших во рву чудищ... Несколько чудищ выставили из воды свои громадные глазищи, но Ребозо вполголоса произнес заклинание и наставил на них свой жезл. Глазищи закрылись, спины чудищ скрылись под стоячей маслянистой водой... и лодка ткнулась в противоположный берег. Собака, выпучив глаза, вырвалась и убежала бы, но солдаты ее утихомирили и, как она ни подвывала и ни пыталась удрать, заставили понюхать мешок, сохранивший запах Ачерезе. Собака заметалась туда-сюда по берегу, и чем дальше она уходила ото рва, тем сильнее росло ее возбуждение. Владелец пса выругался и уже занес было кулак, чтобы стукнуть его, но Ребозо воспротивился.

— Пусть поищет, — сказал он. — Дай время.

Не успел он договорить, как пес задрал голову и победно гавкнул, после чего рванул по следу во всю прыть. Он так рвался вперед, что хозяин едва поспевал за ним. Ребозо прокричал приказ, и с полдесятка солдат бросились за собакой и ее хозяином. По подъемному мосту уже бежали новые воины, а с ними и младший колдун в черном как смоль балахоне.

Отряд, отправленный в погоню, громко протопал по склону замкового холма, выбежал на равнину, догнал ищейку. Вскоре все они скрылись под покровом леса.

Весь день и всю ночь шли поиски. Ребозо отдавал распоряжения, посылал за свежими ищейками, возглавлял отряды гвардейцев. Погоня получилась долгой и тяжелой — ведь Ачерезе бежал быстро, он даже не останавливался поспать. Может быть, страх гнал его вперед. Порой он петлял, порой переплывал поток шириной ярдов в сто, залезал на деревья и перебирался с ветки на ветку. Но там, где его не могли найти по запаху собаки, могли отыскать колдуны.

И в конце концов Ачерезе, израненного, всего в крови, привели к канцлеру. Тот кивнул. Глаза Ребозо сверкали.

— На допрос его, — распорядился он.

— Нет! Нет! — закричал Ачерезе.

Он кричал всю дорогу, пока его вели к камере пыток, кричал, когда его привязывали к дыбе. Агония и страх смешались в его хриплом крике.

Ребозо стоял за спиной у короля, смотрел на Ачерезе и сам дрожал от страха.

— За что ты убил моего сына? — рявкнул Маледикто.

— Я не делал этого! Я этого не делал!

— Еще, — прошипел Маледикто, а Ребозо, стуча зубами и широко раскрыв глаза, кивнул палачу.

Тот ухмыльнулся и поднес к коже Ачерезе каленое железо. Ачерезе кричал и кричал, а потом его крики перешли в слова:

— Я... его только... там... нашел, я не убивал...... Ай-яй-яй-я-а!

— Признавайся! — ревел король. — Мы знаем, что ты это сделал, почему ты отрицаешь это?

— Но я не делал этого! — завывал Ачерезе. — Я его только нашел... — Ия-а-а-а-а-а!

Так это и продолжалось, пока вконец измученный и обессиленный Ачерезе не сказал им то, что они хотели услышать.

— Да-да! — прокричал он. — Я сделал это! Я украл кинжал и заколол его, это я, я! Только пусть мне не будет так больно!

— Продолжить пытки! — распорядился Маледикто и с угрюмым удовлетворением стал смотреть, как корчится и извивается на дыбе конюх.

Сверкая глазами, король слушал, как вопли Ачерезе сменяются мольбами о пощаде. Король дрожал от восторга, когда надтреснутый голос несчастного все еще пытался что-то произнести. Но когда залитый кровью, избитый Ачерезе забормотал молитвы и призвал на помощь Бога, Маледикто прошипел:

— Убей его!

Опустилось лезвие меча, и агония Ачерезе прекратилась. Король Маледикто стоял и смотрел на изуродованный труп с мрачной радостью, но вдруг выражение его лица сильно изменилось: опустились брови, поникли плечи, залегли морщины тоски. Он отвернулся угрюмый и грозный. Ребозо проводил короля взглядом. Перемена в настроении владыки испугала и удивила его. Канцлер поспешил вслед за Маледикто.

Но король захлопнул за собой дверь, ведущую в его покои, и принялся осыпать проклятиями слуг, требуя, чтобы все убирались к черту. Ребозо отвернулся и, вздохнув, побрел прочь. В королевской семье был еще один человек, которому следовало бы узнать о случившемся. Нет, то была не жена Маледикто — ее давно казнили за супружескую измену, которой сама она и не ведала, нет, то была и не жена принца — она умерла при родах. То был сын принца, внук Маледикто, — на сегодняшний день самый вероятный наследник престола.

Ребозо отправился в покои мальчика, располагавшиеся в дальнем крыле замка. Подойдя к двери, он собрался с духом, отдышался и постарался настроить себя на нужный лад — так, чтобы сочувствие сочеталось с твердостью, мягкость с жесткостью. Как только канцлер решил, что придал своему лицу нужное выражение и достиг требуемого расположения духа, он отправился к мальчику, чтобы сообщить ему, что он остался круглым сиротой.

Принц Бонкорро, конечно, расплакался. Ведь ему было всего только десять лет. И он никак не мог понять, как же такое могло произойти.

— Но почему? Почему? — хныкал он. — Почему Бог забрал моего папу? Он был такой хороший, он так старался делать то, что угодно Богу!

Ребозо вздрогнул, но все-таки нашелся:

— Значит, для него отыскали дела в Раю.

— Но для него и тут дел хватает! Тут много работы, тут жутко много работы! И эта работа очень важна для Бога! Разве Бог мог подумать, что мой папочка не справится? Разве он не старался изо всех сил?

Ну что на это ответишь?

— Может быть, и нет, ваше высочество. Королям приходится делать много такого, что посчиталось бы грехом для простолюдина.

— Это что же? — Слезы у мальчика мгновенно высохли, и он так посмотрел на канцлера, словно тот и был повинен в смерти его отца.

— Ну... убийство, например, — промямлил Ребозо. — То есть я хотел сказать — казни. Когда король казнит людей, совершивших ужасные, злобные поступки — ну, например, если они убивали других людей. Если бы таких людей не казнили, они бы вновь и вновь совершали ужасные поступки. А бывает, что других людей приходится убивать в бою. Пусть король и не всегда делает это сам, но он отдает такие приказы, ваше высочество.

— Так... — Бонкорро смерил старого канцлера взглядом с головы до ног, и того бросило в дрожь. — Ты хочешь сказать, что мой папа был слишком хорошим, слишком добрым, слишком мягким для того, чтобы быть королем?