Крылья Урагана - Банч Кристофер - Страница 47

Он сказал об этом Лиминго, который велел ему показать эти направления.

– Очень хорошо, – сказал он. – Первое отвращение, разумеется, к этому куску мяса, который лежит на палубе. Другое – к кладовой, где хранят запасы. А третье – к камбузу. Готов побиться об заклад, что нам дадут сегодня на ужин. А как все остальные? Чувствуете то же самое?

Все чувствовали то же, но двое уловили лишь одно направление.

– Тоже неплохо, – решил Лиминго. – Теперь у каждого из вас есть свой личный компас. Так что можете отправляться в полет... и я уверен, что вы вернетесь до того, как коки закончат разваривать эту подошву, которую они называют мясом.

Они направились на палубу, где держали драконов. Сэслик заметила вытянувшееся лицо Фаррена Марии.

– Уже струсил, малыш? Не хочешь поглотать туманчика?

– Да нет, я не об этом, – отмахнулся Мария. – Просто я только что понял, как мне повезло, что я не стал колдуном. Дело даже не в том, что нужно складывать-раскладывать все эти причиндалы и учить всякие языки, на которых не, под силу говорить ни одному человеку, если у него язык не раздвоенный. А в том, что у них такие миленькие и симпатичные помощники.

– Ну, этот сорт «мяса» мне совершенно не по вкусу. Прошу прощения за каламбур.

Хэл с остальными всадниками поднялись в воздух и поначалу, после столь долгого перерыва, просто кружились в небе, получая от этого явное удовольствие. Затем несколько раз, меняясь ролями, сымитировали атаку.

Когда стемнело и начало холодать, они, опять-таки с удовольствием, один за другим, спланировали на «Авантюриста», к теплым каютам и солонине.

– Помнишь заклинание, которое читал Лиминго? – спросила Сэслик Фаррена, когда они чистили своих драконов. – Ну и стихи. Ужас просто.

– Ужас, – согласился Мария.

– Слушай, Фаррен, ты ведь у нас тоже вроде как колдун, – поинтересовалась она. – Скажи, а имеет значение, насколько при этом хороши стихи, которые ты сочиняешь? Те демоны – ну или кто там помогает творить чудеса – предпочитают хорошую поэзию или ту похабщину, которая по вкусу солдатам?

– Похоже, это не важно, – отозвался Фаррен. – Мой прадед говорил, что стихи просто помогают сконцентрировать разум и волю на заклинании.

– Значит, маг может просто произносить всякую дребедень, и результат будет тот же самый?

– Не-а, – ответил Фаррен. – Лучше всего, если приходится поломать голову, когда пишешь заклинание, тогда потом, когда ты произносишь его, оно занимает все твое внимание.

– Значит, если не обращать на это внимания, – спросил из своей клетки Хэл, – заклинание не подействует. Так?

– Может быть, – пожал плечами Фаррен. – Или тебя сожрет демон.

– Пожалуй, стоит подумать об этом как о варианте моей послевоенной карьеры, – твердо сказал Хэл.

Кэйлис приказал проделать в панцирной чешуе драконов отверстия и вставить в них небольшие крючки наподобие глаголь-гака, которые он попросил сделать корабельного оружейника. Судя по всему, драконья чешуя была нечувствительной, за исключением тех мест, где чешуйки крепились к коже, и поэтому звери только беззлобно порыкивали на людей, возившихся со своими коловоротами.

Хэл собрал всадников, раздал указания и выдал всем по два арбалета и четыре болта. У каждого всадника были болты определенного цвета.

На воду на буксирном тросе спустили небольшой плот с раскрашенным деревянным чурбаком.

Все драконы поднялись в воздух и выстроились в линию позади Хэла.

Каждый дракон по очереди пикировал на плот, давая время всаднику выстрелить в чурбак, потом снова взмывал в воздух, пока его хозяин вешал на место первый арбалет и готовил второй. Четыре пролета с каждым из драконов заняли почти три часа: всадники целились, теряли цель, снова пытались прицелиться. Потом драконы приземлились, а плот втянули на борт.

Результаты оказались довольно плачевными – Хэл попал три раза, как и Сэслик. Сэр Лоурен поразил цель дважды, Фаррен – раз, а один из всадников другой эскадрильи вообще отказался стрелять.

Негусто, подвел итог Хэл. Он долго размышлял, но так и не смог придумать лучший способ тренировать всадников. Он снова переговорил с Лиминго, спросив, не может ли здесь как-то помочь магия.

– Конечно, – оживленно сказал маг. – Если бы кто-нибудь из вас сумел принести мне клочок мундира ро-чийского всадника, лучше бы, конечно, с каплей крови, я смог бы наложить заклятие подобия, и дело в шляпе.

Хэл криво усмехнулся, отыскал сэра Бэба и предупредил, чтобы тот не ожидал от своих подчиненных слишком многого, если рочийские и дирейнские всадники встретятся в бою.

– Я никогда ничего не ожидаю... ну, или почти никогда, – сказал Кантабри. – Поэтому я почти никогда и не бываю удивлен. Взгляните на этот вопрос так, сержант. Если вы выпустите болт поблизости от какого-нибудь их всадника, это напугает его, как и все непривычное. По крайней мере, на какое-то время. И может быть, когда он наберется мужества и попробует еще раз, его противник сумеет прицелиться получше.

Хэл отдал честь, созвал всадников и сообщил им, что впредь они будут дважды в день вылетать на сражение со злополучным плотом, пока не улучшат свои результаты.

Они улучшили. Ненамного. Слишком ненамного.

Почти столько же времени, как и в воздухе, они проводили за изучением макета Черного острова. Пехотные офицеры и сержанты делали то же самое.

Хэл поражался, глядя на то, сколько рядовых бойцов проводит время в зале, безмолвно шевеля губами и обходя макет со всех сторон, потом с закрытыми глазами показывая на различные места и шепча их названия.

На корабле вечно стоял топот – солдаты, бегали по палубе, тренировались, сходились друг с другом в учебных поединках на деревянных мечах.

Когда они доберутся до Черного острова, то будут готовы ко всему, к чему только могут быть готовы солдаты.

– Беда с войной в том, – задумчиво начал сэр Лоурен, когда все четверо однажды утром слишком туманным, чтобы летать, сидели на палубе, – что она перестала быть забавной игрой.

– А я и не знал, что она такой была, – огрызнулся Фаррен. – Убивать людей... забавная игра, нечего сказать.

– Да, это ее неприятная сторона, – признал сэр Лоурен. – Но когда ранним утром ты слышишь конское ржание, видишь лагерь, пестреющий знаменами и рыцарскими палатками, или в весенний денек едешь верхом в патруль, или даже когда ты видишь осажденный замок во всем его величии... Вы должны признать, что в этом есть своя прелесть.

– Нет, – ровно сказала Сэслик. – Я этого не признаю.

– Ладно, сэр Лоурен, – сказал Хэл. – Здесь ты в меньшинстве. Но что заставило тебя прекратить считать войну забавной?

– Проклятые интенданты и обозы с провиантом, – ответил сэр Лоурен.

Трое остальных недоуменно заморгали.

– И разумеется, у тебя есть объяснение, – сказал Фаррен.

– Раньше было как, – сказал сэр Лоурен. – Солдаты собирались по слову короля или какого-нибудь другого вельможи, которому присягнули на верность или который мог предложить им золото или добычу. Обычно это происходило весной или осенью, после того как урожай собран и подсохли дороги. В основном осенью, после сбора урожая. Поход длился три месяца, потом не оставалось ни одного крестьянского хозяйства, которое можно было ограбить, и, если не случалось какой-нибудь великой битвы, которая улаживала вопрос, все мирно расходились по домам.

– Все, кроме бедных ограбленных крестьян, у которых больше не было домов, – уточнила Сэслик.

– Такие могли завербоваться в следующий поход, надеясь на добычу, которая возместила бы им потери, – не смутился сэр Лоурен. – Но теперь мы поумнели. Продовольственные отряды добираются до всех мест, заключая сделки с торговцами на столько-то и столько-то бочонков свиных голов, зерна или чего там еще, и все это идет на склады, а потом выдается армии. Поэтому мы можем торчать на войне до скончания века, в отличие от моего отца и отца моего отца, которые могли надеяться вернуться домой, подлечить свои раны и немного отдохнуть.