Лейла. По ту сторону Босфора - Ревэй Тереза - Страница 40

По ее тону он догадался: жена нервничает. Вероятно, она думала об Орхане, который по-прежнему гнил за решеткой. Селиму удалось узнать, что с родственником не произойдет ничего плохого, пытать его не будут. Люди из военной разведки выпустили его и передали туркам — при условии, что бывший узник будет под стражей. Подозревая студента в подрывной деятельности, британцы все же не имели никаких доказательств. «Произвол», — выразила свое негодование Лейла, возмущенная несправедливостью.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал Селим.

Он опустил Перихан на землю, но девочка вцепилась в руку отца, умоляя поиграть с ней. Он погладил ее по щеке и сказал, что сначала нужно поговорить с матерью.

Лейла глубоко вздохнула. Благодаря ежедневным морским ваннам и миру в родных стенах она набралась сил. У нее создалось впечатление, что она отмылась от миазмов оккупации. Однако неожиданное появление мужа пробудило дурное предчувствие.

Они присели на каменную скамью в тени деревьев. Когда Селим стал разворачивать газетные статьи, сердце женщины заколотилось. Лейла скрестила руки на груди, чтобы они не дрожали. Недалеко от них Ахмет продолжал прыгать с понтона, по его загорелому телу стекала вода, и Лейла позавидовала беспечности мальчика.

— Ты должна немедленно это прекратить, — медленно произнес Селим. — Твоя роль не в том, чтобы поддерживать националистов, а в том, чтобы заботиться о детях и муже. Не понимаю, как такое могло прийти тебе в голову!

Селим говорил с ней резко, даже не смотрел в ее сторону. Лейлу всегда пугало хладнокровие мужа. У нее все сжалось в груди. Селим никогда ее не поймет. Она и сама была удивлена переменам, случившимся с ней за последние месяцы. Теперь она знала, чего хотела, знала, на что способна. Она посвятила себя борьбе за свободу.

Каждую неделю она ходила в дервишескую ханаку на вершине холма. Она помогала планировать побеги, собирать пожертвования, чтобы одевать беглецов и передавать им хоть немного денег. Она без колебаний ездила в Стамбул, если ее просили передать какое-нибудь послание. Подобно Халиде Эдип и другим активистам, Лейла больше себе не принадлежала.

— Нет, — тихо сказала она.

Селим повернулся к ней.

— Прости, что ты сказала?

— Мне очень жаль, но я не прекращу писать и защищать правильные идеи. Султан не прав в том, что связался с британцами.

— Не говори о том, в чем ничего не понимаешь! — вспылил муж. — Его Величество лишь пытается умерить их злобу, чтобы они ослабили поддержку греков.

— Как бы то ни было, это продажа души, — съязвила Лейла. — Десантная операция в Измире получила резкое неодобрение, разве нет? А сделки с французами в Киликии? Патриоты этого не потерпят! Такое впечатление, что падишах не понимает чаяний своего народа. Однако он должен был заметить, что даже его приемы в Долмабахче по случаю празднования байрама[50] привлекли меньше публики, чем обычно.

Селим ошеломленно смотрел на нее. Откуда этот решительный тон? У него раньше не было подобных споров с женой. Ее уверенность сбивала с толку.

— Успокойся, я остаюсь в тени, — вздыхая, продолжила она. — Никто не сможет установить связь между журналисткой и женой Селим-бея.

— Но я же смог! — выпалил он, комкая статьи в кулаке. — Рано или поздно об этом догадаются и люди из дворца. Ты осознаешь, какому унижению меня подвергаешь? И ты считаешь, что я потерплю оскорбление своей чести?

— Я же терплю существование твоей жены Нилюфер-ханым.

Тишина рухнула между ними, словно нож гильотины. Были слышны лишь радостные крики Ахмета, только что поймавшего рыбу. Взгляд Селима излучал смесь гнева и страха. Лейла с удивлением поняла, что ей жаль того, кто был ее мужем почти десять лет.

— Как ты узнала?

— Была проездом в Эйюпе. Я услышала, как эта женщина говорила о тебе. О своем милом супруге, который скоро должен вернуться из Парижа, — с издевкой добавила она. — О своем нежном и обожаемом муже…

Внезапно на нее нахлынула волна гнева. Она впилась ногтями в ладони. Теперь, оказавшись на краю эмоциональной пропасти, она поняла, почему некоторые предпочитают молчать, сохраняя видимость счастья и защищая память о благодатных моментах. Смех Перихан, щелканье секаторов садовников, плеск воды о лодку, тихие шаги Фериде, которая принесла поднос с еще теплой выпечкой. Мир пребывал в гармонии. Но Селим все испортил.

— Я не хотел тебя задеть, — сказал он. — Думал, что так будет лучше… Оставить тебя в неведении.

— Я должна тебя за это поблагодарить? — с ледяной иронией произнесла она.

Он не только заставил ее страдать, но и пытался показать себя в лучшем свете.

— Я нужен Нилюфер. Как бы это сказать? Она…

— Молода. Ей девятнадцать лет. Как давно вы женаты?

Удрученный, он опустил голову.

— Три года.

Боль пронзила все ее тело.

— Три года… И у вас есть дети?

— Сын.

Лейла отвернулась, но, на удивление, эта новость не так ранила, как она могла ожидать. Ребенок освящал любовь. Она не пожелала бы ни одной женщине не узнать счастья материнства. Во все времена дети от разных жен имели право на имя и имущество своего отца. Очень редко бывали случаи неправомерности, позор внебрачного рождения обычно не падал на невинные головы. Сводный брат Ахмета и Перихан имел право занять место в их семье. Никто не лишит ребенка этого права.

Лейла сидела с поникшими плечами. С усилием она выпрямилась. Ей не хватало слов. Внезапно навалилась невероятная слабость. Она молча поднялась и ушла. К счастью, Селим не пытался ее задержать. Лейла хотела укрыться в стенах своего дома, пройтись босиком по прохладным мраморным ступенькам, как делала в детстве. Она должна отложить этот разговор на более подходящее время. Пережить то, что вынесла только что, и отбросить, чтобы больше не мучиться. Остаться легкой. Достойной. Она не хотела слышать оправдания и извинения Селима — они могли ослабить ее волю. Доверие дается авансом один раз и навсегда. Затем происходят лишь более или менее удачные сделки с совестью.

Мирная тишина жилища, едва прерываемая журчанием фонтана, успокоила ее. Лейла отметила, что инстинктивно задержала дыхание. Она прошла через просторную гостиную к маленькой библиотеке, стены которой были полностью заставлены стеллажами с книгами. Ее тихое убежище… Отблески вод Босфора отражались на серебряных литаврах матери и на глянце фортепиано. Лейла свернулась клубочком в кресле. Она была убеждена, что любовь нельзя делить. Возможно, это признак наивности и незнания жизни. Но это ее правда, та, которая управляла ее телом, когда она предавалась любви, правда ее сердца и души.

Часть 2

Глава 1

В тусклом свете зари затрещали выстрелы. Подскочив на постели, Лейла наспех одевалась, Фериде дрожащими руками зажигала лампы. Вокруг конака раздавались крики, стены содрогались.

— Что происходит? Землетрясение? — Гюльбахар-ханым с распущенными по плечам волосами появилась в дверях.

Дрожащей рукой она придерживала у шеи ворот халата. Без румян и украшений свекровь казалась такой беззащитной… Позади дрожала испуганная служанка с подсвечником.

— Не знаю, — ответила Лейла, обуваясь.

Свекровь искала взглядом сына, но несколько последних ночей Селим провел в Йылдызе. Лейла слетела по лестнице в сад. Али Ага в сюртуке, застегнутом наперекосяк, замер в странной позе, вытянув шею и задрав голову, пытаясь уловить запах пожара, которого так боялись жители Стамбула.

— Ханым Эфенди, в город вошли танки, — глухо прошептал он. — Чего еще они от нас хотят?

Лейла приказала евнуху отодвинуть засов на воротах. Вдали снова зазвучали выстрелы. Мимо нее пронеслись незнакомые люди. Одетые в униформу цвета хаки новобранцы колотили во все двери и горланили. За закрытыми ставнями соседних домов мелькали огни, носились люди — царила паника. Мужчины в ночных сорочках пытались задержать неверных на пороге и не пустить под крышу своих домов. Кого-то из стамбульцев вытаскивали из постели и тащили куда-то. Чуть ниже по холму британские солдаты перекапывали сад в поисках оружия и боеприпасов. Потрясенная, Лейла заметила огни факелов на кладбище. Неужели они посмеют надругаться над могилами? Женщина попросила Али Ага запрячь карету. Нужно было узнать новости, а здесь она ни о чем не узнает.