Встречи на футбольной орбите - Старостин Андрей Петрович - Страница 48

В горячем желании оправдать приказ, подписанный начальником комбината, генералом Панюковым Александром Алексеевичем, любившим спорт и ценившим физическую культуру, в условиях Заполярья в особенности, об организации в Норильске местного совета общества «Динамо» и назначении меня начальником оборонно-спортивного отдела, я «засучил рукава» телогрейки, обычного наряда многих норильчан в хорошую погоду, и приступил к исполнению обязанностей. Футбол и хоккей вновь вернулись на свои рубежи, разумеется, на уровне дальнего севера.

Со мной в паре, в ногу и в том же рабочем ритме, шагал Павел Павлович Тикстон. Старинный друг, еще со времен зарождения футбола на Красной Пресне, мой одноклубник и соратник по игре в одной и той же команде.

Первое дело – заливка катка. Практических знаний у нас мало, но упорства хватит на целую бригаду. А так как никакой бригады нет, все заняты на производстве: фронт не ждет, ему нужен не каток, а металл, то мы с Тикстоном вдвоем на футбольном поле стоим с пожарными шлангами и извергаем из брандспойтов неизмеримое количество кубометров воды. Нам надо растопить выпавший на полметра снег и создать вместо этого затвердевшего снежного покрова ледяное зеркало на всем пространстве футбольного поля. Задача усложнялась тем, что перепад наклона грунта поля, от ворот до ворот, составлял полтора метра. Когда капитаны выбирали сторону при начале игры, то так и говорили судье: «мы в гору» или «с горы». Теплая относительно снега вода буравила в нем проемы и неудержимо устремлялась вниз, пока не замерзала на морозе в причудливой форме. Дело казалось безнадежным. Но я уже сказал о нашем упорстве – его хватило, чтобы одержать победу. Нам удалось растопить снег, относительно выровнять площадку и создать ледовую поверхность, вполне пригодную для катания на коньках.

Для этого нам с Павлом понадобилось трое суток беспрерывной поливки, с небольшой посменной передышкой, когда один из нас шел в барак оттаять и немного отдохнуть.

Павел остался налаживать освещение, а я отправился в тундру. Считанные часы оставались до назначенного открытия зимнего спортивного праздника.

Я не послушал разумных советов надеть сверх телогрейки бушлат, даже не опустил у шапки наушники. Молодецки заломив меховую ушанку набекрень, я прыгнул в розвальни. Мой напарник, Володя, молодой паренек, тоже из москвичей, приехавший в Норильск по комсомольскому набору, шлепнул вожжами по крупу лошади, и мы отправились на Валек. Норильчане знают эту местность, расположенную на ближнем берегу Норилки, где произрастает хвойно-лиственный лесок.

Мы закончили порубку чахленьких елочек, карманных размеров, нагрузили полные сани и стали выбираться на открытую дорогу, ведущую через тундру к дому.

Вдруг задул ветер, нараставший в силе с каждой секундой. Не прошло двух минут, как я, приостановившись, чтобы развязать тесемки, как назло, завязанные узлом, наушников – не догадался, осел, завязать бантиком, – мысленно обругал я себя, испуганно закричал:

– Володя! – Испуг был вызван неистовой силы порывом обжигающего ветра, гнавшим со скоростью тридцати метров в секунду снежную мгу, почти до нуля ограничивавшую видимость.

– Володя!!! – истошно заголосил я вновь. С заползающим в душу страхом я подумал, что назревает катастрофическое положение. Холод уже проник через ватную телогрейку. Опаленное лицо и застуженные во время возни с шапкой руки я укрыл, повернувшись спиной по направлению неистовствовавшей пурги.

– Володя!!! – отчаянно прокричал я в третий раз, понимая, что попытка отыскать его безнадежна и что стоять на месте бездеятельно – погибнуть.

Я развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел навстречу пурге. Согнувшись в три погибели, я вел наступление, сознавая, что это единственный шанс на спасение. Потоки воздуха, гнавшие снежную завесу, неслись с противоположной Вальку стороны города, от горы Шмитихи, и это было моим незримым компасом. Как важно было не сбиться с курса! Я уже не ощущал конечностей, онемели колени, и силы заметно поубавились. Пурга сбивала дыхание, и я все чаще делал остановки, разворачиваясь к ветру спиной.

Я отчетливо понимал, что стою на краю гибели, вот здесь в тундре стихия сводила счеты с неосторожными, с неуважающими ее силу. И не менее ясно сознавал – только движение, только вперед, только лобовое наступление!

И когда почти обессиленный от ветра и холода я с отчаянием подумал: «Да в том ли направлении продвигаюсь?» – вдруг впереди мелькнул спасительный огонек, сразу удвоивший мои силы.

Павел Павлович взволновался появлением без меня полуживого Володи, которого лошадь по чутью довезла до стадиона. Он успокоился лишь после того, как я ввалился в балок, окостеневший от холода, и с присущим ему английским юмором, чтобы снять драматическое напряжение, задал мне иронический вопрос: «Сэр, а почему вы отправились в тундру не в лаковых ботинках?» – и усиленно стал оттирать спиртом мои отмороженные руки и ноги.

Мне было не до юмора: конечности под воздействием лечебных мер Тикстона огнем палило. Физиономия моя была разукрашена красными полосами, как лицо вождя индейского племени. Утешением был исполненный долг – елки были доставлены к месту назначения. Я мысленно записал себе первый балл в зачетный билет по сдаче норм на звание настоящего мужчины.

Вскоре состоялся праздник открытия катка. Это был сказочный вечер. Ледяное зеркало отражало яркое электрическое освещение. Елочки, расставленные по периметру высокого снежного вала, окаймлявшего стадион, были увешаны гирляндами разноцветных флажков и вымпелов. Заполярье в этот вечер премировало нас чудной погодой и иллюминацией с неба – на нем ярко светилось северное сияние.

На стадион пришел весь Норильск. В полном составе появилось руководство комбината. Замечательная особенность, вошедшая в традицию: весь высший комсостав активно занимался спортом. Начальник комбината Александр Алексеевич Панюков был из тех так называемых меценатов, которых, дай бог, было бы побольше на таких должностях. Он не приказом и не словесными призывами, а личным примером увлекал людей в спортзал, на стадион, он понимал, что затраты на сооружение спортивных объектов с лихвой компенсируются повышенной производительностью труда. С каждым днем множилось число физкультурников, росла и нужда в условиях для занятий спортом. Преемники Панюкова, последующие начальники комбината в бытность моего пребывания там – Владимир Степанович Зверев, Алексей Борисович Логинов, – неизменно следовали этой прекрасной традиции: на деле проявлять заботу о здоровье заполярников. Тепло вспоминают норильчане и Ивана Макаровича Перфилова, и Василия Николаевича Ксинтариса, и Тимофея Гавриловича Стифеева, и Александра Ивановича Агафонова, и Николая Андреевича Даманова, умевших руководить крупными подразделениями комбината, не забывая про футбол, баскетбол, хоккей. Все они были безотказными ревнителями спорта, любили его и знали целительное воздействие физической культуры на инженера, мастера, рабочего и служащего. Ведь в Норильске всегда спать хочется – заполярный климат повышает сонливость, в особенности зимой, в этих условиях сооружение катка было очень важной задачей.

Когда с заснеженных трибун грянул духовой оркестр и бархатно зазвучали баритоны о невесомом, падающем с берез листе, заполнившая каток публика оживилась, как это всегда бывает с вступлением в дело музыки, и карусель катающихся быстрее двинулась по льду. Я, будучи не очень уж сентиментальным человеком, расчувствовался. И чудный вальс, написанный Матвеем Исааковичем Блантером, с которым мы дружественно встречаемся с незапамятных времен «зэкаэсов», «олелесов», «эсказэ»; и этот зимний оазис в тундре со сказочным уютом, с тихо падающими снежинками словно переселили меня в Москву, на Патриаршие пруды, заставили грезить наяву, что будто чудо может продолжаться до полного тождества с когда-то пережитым впечатлением, и вот сейчас по ледяной дорожке помчится Струнников в белом свитере и в черном трико, в профессорской шапочке пирожком, и все мы закричим: «Струнников – наддай! Струнников – наддай!..»