Шторм - Старлинг Борис - Страница 83

– Ты всегда говорил, что ни один из них не сумасшедший. Что в каждом преступлении прослеживается смысл и оно совершается в соответствии с логикой преступника, какой бы искаженной она ни была.

– На этом я настаиваю и сейчас. Когда я говорю "болен", то вкладываю в это понятие сугубо медицинский смысл. Неадекватное восприятие реальности. Черного Аспида подталкивает к убийствам одна или сразу несколько из следующих причин. – Ред начинает загибать пальцы: – Психоз или отрыв от реальности, галлюцинации: он видит или слышит то, чего нет; навязчивые ложные идеи. В этом контексте – и это ключ, Кейт, контекст, я должен подчеркнуть это, – его действия для него полностью осмыслены. Расчленение, змея, отсеченные руки и ноги на веревке – все это для него абсолютно логично. Но только для него.

– И в чем именно заключается его психоз?

Ред поднимает руки.

– Этого я не знаю. И понять это будет самой сложной задачей. Если нам повезет, его спровоцирует какое-нибудь внешнее событие, которое мы сможем разгадать. Но, правда, многие психозы проявляются спонтанно. Вспомни, к примеру, Ричарда Чейза.

– Чейза? Это... – Кейт быстро щелкает пальцами, вспоминая. – Тот вампир из Калифорнии, верно?

– Вампир из Сакраменто, да. Он уверовал в то, что его кровь превращается в порошок, поэтому убил шесть человек и выпил их кровь, чтобы заменить ею свою собственную. Или возьмем Дэвида Берковица, Сына Сэма[14] , который утверждал, что его мучают воющие голоса и безумные фантазии. Он заявил, что его сосед – дьявол, который приказывает ему убивать. Его сосед оказался старым занудой, руководившим телефонной справочной службой. Но вот к чему я клоню. Оба они были настоящими маньяками, и в обоих случаях невозможно было распознать суть их мании сугубо следственными методами. Даже при самом тщательном изучении мест преступления. Уж конечно, не Берковица. Я не знаю, сколько крови мог выпить Чейз за один присест.

– С чего мы начнем?

– С тяжелого детства. Маловероятно, чтобы ребенок, выросший в стабильной и любящей семье, упорно предпочитал фантазии реальной жизни. Правда, бывают убийцы, детство которых было безоблачным, но они, так уж вышло, родились с отклонениями. Однако теория вероятностей подталкивает нас к другому.

Конвойная группа ждет их в отеле "Хьюджилл".

– Пожалуй, мне стоит заспать это дело, – говорит Ред. – Скорее всего, ответ придет, если я не буду форсировать мыслительный процесс.

– Наверное, ты прав.

Кейт роется в кармане, достает визитку и вручает ему.

– Если придет что-то в голову, позвони мне. В любое время.

Ред открывает дверь и выходит на тротуар. Вооруженные люди окружают его. Когда они сопровождают его внутрь, он оглядывается на нее. Выражение его лица совершенно непроницаемо.

К тому времени, когда Кейт заявляется к ней в дом, Бронах дремлет в кресле. Она открывает глаза, прокашливается и, щурясь, смотрит на часы.

– Прости, – говорит Кейт. – День выдался тяжелый.

– Есть новости?

– Ага. Скоро будет полегче.

– Ты всегда так говоришь.

– Так оно и будет, точно. А где наш маленький кошмарик?

– Крепко спит, я думаю.

Кейт заходит в гостевую спальню Бронах. Лео спит, закутавшись в одеяло.

– Цветочек, мы едем домой.

Он шевелится и просыпается. Сонные глаза, взъерошенные волосы.

– Мамочка, я сегодня в школе поранился.

– Где, малыш?

Он выкатывается из-под одеяла и задирает левую штанину пижамы.

– Посмотри.

На коленке небольшая ссадина. Кейт приходится посмотреть дважды, чтобы увидеть ее.

– Лео, это пустяк.

– Но больно же!

– Храбрые мальчики из-за мелочей не расстраиваются.

– А мне больно!

На сей раз гнев подступает неожиданно и, погоняемый пульсирующей усталостью, прорывается наружу:

– Ради бога, Лео. У меня трупы с перерезанным горлом. Мой отец в больнице, с металлическими осколками, застрявшими в черепе. Только твоего нытья мне не хватало – возьми себя в руки.

Глаза мальчика округляются от растерянности и обиды. Бронах, пораженная несдержанностью Кейт, охает – она просто отказывается верить тому, что услышала.

Лео ударяется в слезы. Бронах подбегает и обнимает его. На лице ее написан укор, но сказанного уже не воротишь.

Его восемнадцатый день рождения. В доме он один, отпраздновать такую важную дату ему не с кем. Зато, раз кроме него никого нет, он может вылезти из подвала и сделать вид, будто этот дом целиком принадлежит ему.

Стук в дверь. Он открывает ее худощавой женщине с зачесанными назад волосами. Она выглядит смутно знакомой, хотя он не припоминает, где и когда мог ее видеть.

– Ты тот мальчик. – Ее голос звучит резко и нервно. – Ты сын Айвена.

– Мой отец умер.

– Мне нужен ты. Мне нужно кое-что сказать тебе, и тебе придется поверить, что это правда. Придется.

Именно это ее страстное, отчаянное желание, чтобы ей поверили, помогает ему вспомнить, кто она такая. Безумная женщина, которую Айвен привел домой в тот самый день, когда, некоторое время спустя, утонул. Женщина из сумасшедшего дома, которую он трахал, та, что пронзительно орала что-то невразумительное, а потом привела полицию.

– Карри? Так тебя зовут?

– Касси. Касси. А сейчас послушай меня.

Он не приглашает ее зайти, да она и не просит. В ее глазах лихорадочный блеск.

– Тебе сказали, что он утонул. Твой отец. Он отправился в море, на помощь тем, кого застал шторм, и утонул. Так они сказали тебе, верно?

– Так оно и было.

– Он не утонул.

– Они нашли обломки его посудины.

– Он не утонул. Я знаю, как он умер. Хочешь узнать и ты?

Обломки баркаса Айвена попали в рыбачьи сети. А Крэйг в насмешку заставил его хлебать из собачьей миски.

– Да, я хочу знать.

И она рассказывает.

Дети выходят на улицу поиграть. Айвен поднимается на ноги.

– Пойду помоюсь.

Моется он не спеша, со смаком. За три недели, проведенные в море, он весь пропитался рыбьим жиром, копотью и соляркой. Когда Айвен наполняет ванну в первый раз, вода становится черной в считанные секунды. Он спускает ее, наполняет ванну заново, и, пока худо-бедно отмывается, вода успевает остыть. Он спускает и ее – на бортах ванны остаются отметки грязи и мыльной пены.