Шторм - Старлинг Борис - Страница 77

Какая горькая ирония – стоило ей вновь обрести отца, как она сама делает все возможное, чтобы еще раз его потерять.

Это ведь не кто-то, а именно она сказала ему, что полученное им два дня назад письмо не более чем выходка психа. То, что Фрэнку удалось, скорее не удалось, найти на дне моря, просто послужило подтверждением этой версии. Во всяком случае, так ей казалось.

А если бы она не оказалась там сегодня, если бы решила просто отправиться на работу, не заглянув сначала к нему? Кирсти открыла бы эту посылку. Она бы лишилась глаза или руки. Или того и другого – о худшем даже и думать страшно!

Что-то ты приобретаешь, что-то теряешь. Если где-то прибудет, то где-то непременно убудет.

Кейт раздраженно обводит взглядом холл. Не так давно, если быть точной, то четыре дня назад, почти час в час, ее саму доставили в приемный покой, продрогшую, пробираемую насквозь ознобом, от которого она не избавилась до конца и по сию пору. Они читает плакаты, предупреждающие об опасности менингита и недопустимости вождения машины в нетрезвом виде.

На стене рядом с ней объявление:

"Очередность приема пациентов зависит от тяжести травмы. Пожалуйста, проявляйте терпение, если других людей принимают раньше вас".

Пациентов призывают проявлять терпение. Пациентов. Что уж говорить об их родственниках.

Она наклоняется вперед и рассеянно листает лежащие на низеньком столике журналы. "Мари Клэр". Каталог магазинов "Сэйфуэйз". "Женщина и дом". "Нефтяное обозрение".

Кейт чуть ли не смеется. Уж этот, последний, могут положить в такое место только в Абердине.

В комнату ожидания выходит молодой врач. Стетоскоп вьется вокруг его шеи, как спящая анаконда.

– Кейт Бошам?

Она быстро встает и подходит к нему. Теперь, когда пришел этот момент, ее охватывает страх.

Такой же, какой пробирал когда-то в ожидании объявления результата экзамена. Когда Фрэнк еще был ее отцом.

– Что с ним? – выдыхает она.

– Все будет в порядке.

Она закрывает глаза и, выдохнув, позволяет плечам опуститься. Только теперь, расслабившись, Кейт понимает, в каком напряжении пребывало ее тело.

– Каковы повреждения?

– В правой стороне головы застряли осколки, но ни мозг, ни глаз, к счастью, не задеты. Правая рука сильно посечена, имеются поверхностные ранения живота и ног. Но переломов нет. Слух отсутствует, но со временем восстановится. У него вообще нет необратимых повреждений. И осколки удалили – даже детектор в аэропорту звенеть не будет.

– Могу я увидеть его?

– Нет, разве что во второй половине дня.

– Доктор, я сейчас должна идти на похороны, а потом улетаю в Лондон.

– Извините, но сейчас к нему нельзя.

Кейт повидала достаточно несчастных случаев и кое-чего похуже, чтобы понимать, насколько трудна работа врачей даже без досаждающих им родных и близких пациента.

– Конечно, я понимаю. И спасибо вам, доктор. Большое спасибо.

Он вежливо кивает ей и снова исчезает за вращающейся дверью.

Кейт стоит перед входом в церковь и думает о сексе. Похороны и заупокойные службы всегда пробуждают в ней сексуальные желания. Может быть, в пику чопорной помпезности этих мероприятий, а может быть, потому, что секс как средство произведения на свет потомства символизирует собой продолжение рода и, стало быть, торжество жизни над смертью. А не исключено, просто потому, что многим людям идет черный цвет. Так или иначе, она не может оторвать взгляда от Алекса, и в мыслях у нее одни его гениталии.

Правда, увидев гроб Петры, она, уткнувшись в плечо Алекса, не может удержаться от слез, и ей приходит в голову, что важнейшее назначение гроба не вмещать мертвые тела, а скрывать их от всех. То, что находится в этом деревянном, лакированном ящике, не имеет отношения к Петре Галлахер, какой она была при жизни. Избитое тело, с аккуратно отрезанными кистями и ступнями. Такое лучше убрать с глаз подальше.

И вот теперь тело в земле, в той самой земле, которая три утра тому назад впитывала ее кровь. Примерно с минуту, пока она лежала и умирала.

– Доброе утро, детектив.

Кейт узнает голос, ей нет необходимости смотреть. Стоило догадаться, уж этот-то тип непременно объявится.

– Мистер Блайки. Не стану кривить душой и делать вид, будто рада вас видеть. Скорее, я надеюсь, что больше не увижу вас до слушания вашего дела в суде. Тем более что вы много говорили о том, какой вы занятый человек.

– То же самое я мог бы сказать и о вас. Есть успехи в поисках убийцы?

Оставив вопрос без ответа, она отворачивается и смотрит через кладбище на Фергюсона. В толпе она видит Аткинса, Рипли и Уилкокса. Блайки наступил ей на больную мозоль. Они все здесь как раз потому, что Черный Аспид так и не пойман. Сама Кейт пришла бы в любом случае, но вообще, как правило, основательные силы полиции стягиваются именно на похороны жертвы непойманного убийцы. Где, как не здесь, преступник может заново ощутить торжество и насладиться горем тех, кто лишился близкого им человека?

Перед службой Кейт отвела родителей Петры в сторонку и как можно тактичнее попросила, если они не против, поглядывать, не появится ли человек, насчет которого они не уверены. С подобной же просьбой она обратилась к паре ближайших друзей Петры, а также организовала участие Шервуда в похоронах в качестве официального фотографа. Ему предписано сделать снимки всех присутствующих.

А потом весь план идет насмарку. Появляются репортеры, а заодно с ними добрая сотня посторонних людей, в жизни не знавших Петру, но решивших прийти сюда просто потому, что это ужасно, когда такое случается с милой, молоденькой девушкой, особенно в добропорядочном городе Абердине. Одно мгновение – и к услугам полиции целая толпа подозреваемых, выявить в которой убийцу – задача неподъемная.

Правда, Кейт и ее коллеги все равно продолжают сканировать толпу в отчаянной надежде увидеть человека, о внешности которого они не имеют ни малейшего представления. Вдобавок ко всему день выдался солнечный, и многие пришли в темных очках, поэтому не приходится надеяться опознать преступника по бегающему взгляду или, наоборот, по напускной невозмутимости.