Собрание сочинений в 10 томах. Том 4 - Хаггард Генри Райдер - Страница 119

На следующий вечер Адриан явился с пальцем в банке, на которую Мег бросилась как уж на лягушку, и снова начался интересный разговор. Адриана очень привлекала мистическая болтовня мага вперемежку с мудрыми наставлениями в сердечных и других житейских делах и льстивыми отзывами о его собственных качествах и дарованиях.

Несколько раз Адриан приходил к магу. Все это время Эльза была больна и не выходила из комнаты, а Адриан не имел случая дать ей выпить магического напитка, от которого ее сердце должно было воспылать любовью к нему.

Наконец, когда даже Рамиро начали надоедать продолжительные визиты молодого человека, счастье улыбнулось Адриану. Эльза появилась в один прекрасный день за столом, и Адриан ловко и незаметно для других успел вылить содержимое пузырька в стакан воды, который Эльза, к великой радости влюбленного, выпила до дна.

Но случая объясниться не представилось, так как Эльза, вероятно, подавленная нахлынувшим на нее чувством, ушла к себе в комнату, чтобы бороться с собой наедине. Так как следовать за ней туда и сделать ей сейчас же предложение оказалось невозможным, то Адриан, призвав на помощь все самообладание, на какое был способен, уселся в гостиной, ожидая ее возвращения. Он знал, что она никогда не выходит раньше пяти часов. Однако в этот вечер Эльза иначе распорядилась своим временем. Она обещала Лизбете навестить с ней нескольких соседок, а затем зайти за Фоем в контору и пройтись с ним за город.

И пока Адриан сидел в гостиной, погруженный в мечты, Лизбета вышла с Эльзой из дома через боковой подъезд.

Они уже побывали в двух или трех домах, и случайно оказались около старинной городской тюрьмы, называемой «Гевангенгооз». Эта тюрьма находилась у городских ворот. Она была встроена в стену и выходила на городской ров, окружавший ее со всех сторон водой. Перед массивной дверью, охраняемой двумя часовыми, на подъемном мосту и улице, ведущей к нему, собралась небольшая кучка людей в ожидании кого-то или чего-то. Лизбета взглянула на трехэтажное мрачное здание и содрогнулась: здесь допрашивали еретиков и здесь же многих из них казнили.

— Пойдемте скорее, — сказала она Эльзе, пробираясь через толпу. — Наверное, тут происходит что-нибудь ужасное.

— Не бойтесь, — ответила пожилая, добродушная на вид женщина, услышав ее слова, — мы только ждем, чтобы послушать, как новый смотритель тюрьмы выйдет и прочтет о своем назначении.

В ту же минуту дверь отворилась, и из нее вышел человек. Это был палач с мечом в одной руке и связкой ключей на подносе в другой. За ним в нарядной одежде следовал смотритель, сопровождаемый взводом солдат и служителями тюрьмы. Вынув из-под плаща свиток, он стал быстро, едва слышно читать его.

Это было назначение его смотрителем, подписанное самим Альбой. В нем перечислялись полномочия, весьма значительные, ответственность, весьма небольшая, и все прочее, кроме той суммы, которую он заплатил за место, так как подобные должности продавались совершенно открыто тому, кто предлагал больше. Подобная должность в любом из больших нидерландских городов была местом весьма доходным для тех, кто не пренебрегал такими способами разбогатеть. И действительно, доходы были так велики, что жалованье на этой должности никогда не выплачивалось, и смотрителю предоставлялось существовать на суммы из карманов еретиков.

Закончив чтение, новый смотритель поднял глаза и окинул взглядом слушателей, быть может, чтобы увидеть, какое впечатление он произвел на них. Эльза, в первый раз увидевшая тут его лицо, схватила Лизбету за руку:

— Это Рамиро, — шепнула она, — шпион, следивший за отцом в Гааге.

Но ее спутница не отозвалась. Лизбета как будто окаменела, и, побледнев, бессмысленным взглядом смотрела в лицо человека, стоявшего напротив нее. Она тоже узнала его. Несмотря на печать прожитых лет, пережитых страстей, перенесенные страдания и злые мысли, несмотря на то, что он потерял один глаз, оброс бородой и страшно похудел, она узнала его: перед ней стоял ее бывший муж, Хуан де Монтальво. Как бы повинуясь гипнозу, он тоже посмотрел на нее. Узнав ее в толпе, он вздрогнул и побледнел, отвернулся и быстро пошел в ад «Гевангенгооза». Он явился оттуда, будто дьявол, сошедший в людской мир, чтобы выискать себе жертву и, как дьявол, снова скрылся. Так, по крайней мере, показалось Лизбете.

— Пойдем, пойдем, — проговорила она, увлекая за собой девушку и стараясь выбраться из толпы.

Эльза заговорила сдавленным голосом, часто переходившим в рыдание:

— Да, это он. Он затравил моего отца, ему нужно было его состояние, но отец поклялся, что умрет прежде, чем отдаст ему свое богатство, и он умер, умер в тюрьме инквизиции, а этот человек — его убийца.

Лизбета не отвечала: она не произнесла ни слова, пока они не остановились у маленькой двери. Здесь она заговорила сдержанным, неестественным тоном:

— Я зайду к фроу Янсен, ты слышала о ней. Это жена того человека, которого они сожгли. Она присылала сказать мне, что больна. Я не знаю, что с ней, но в городе ходит оспа. Я уже слышала о четырех случаях, и поэтому лучше, если ты не пойдешь со мной. Дай мне корзинку с вином и провизией. Мы уже дошли до конторы, где тебя ждет Фой. Не вспоминай Рамиро. Что сделано, того не воротишь. Пойди, погуляй с Фоем и забудь на это время о Рамиро.

Эльза нашла Фоя у дверей конторы, где он уже ждал ее, и они вместе вышли из городских ворот в луга, раскинувшиеся за городом. Сначала оба говорили мало, так как у каждого были мысли, которые не хотелось высказывать. Однако, отойдя подальше от города, Эльза не могла больше сдерживаться. Страх, пробужденный в ней Рамиро, доводил ее почти до истерики. Она заговорила, слова лились, как вода, прорвавшая плотину. Эльза рассказала о том, что видела Рамиро, и еще обо всем, что с этим связано, что она пережила за это время и как она перенесла смерть любимого отца.

Наконец Эльза замолчала и, остановившись на берегу реки, ломая руки, заплакала. До сих пор Фой ничего не говорил. Его находчивость и веселость оставили его, и он даже не знал, что сказать. Он обнял девушку за талию и, привлекая к себе, поцеловал ее в губы и глаза. Она не сопротивлялась, а опустив голову ему на плечо, тихо рыдала. Наконец она подняла лицо и спросила очень просто:

— Чего ты хочешь, Фой?

— Чего? — переспросил он. — Хочу стать твоим мужем.

— Время ли теперь выходить замуж или жениться? — спросила она снова, как будто рассуждая про себя.

— Не знаю, — ответил он, — но мне кажется, что только так и нужно поступить. В наши дни вдвоем все же легче жить, чем одному.

Она несколько отступила и, грустно покачав головой, начала было:

— Отец мой…

— Да, — прервал он ее, просияв, — благодарю, что ты упомянула о нем. Он тоже хотел нашего союза. И теперь, когда его уже нет, думаю, ты исполнишь его желание.

— Не поздно ли теперь спрашивать об этом, — проговорила она, не смотря на Фоя и приглаживая своей маленькой белой ручкой растрепавшиеся волосы. — Но что ты хочешь сказать этим?

Восстановив в памяти подробности, Фой повторил сказанное ему Хендриком Брантом перед тем, как они с Мартином отправились на опасное дело на Харлемское озере, и закончил:

— Ты видишь, он желал этого.

— Его желания всегда были моими желаниями, и я… я тоже желаю этого…

— Бесценные вещи нелегко приобрести, — сказал Фой, вспомнив слова Бранта, между тем как в душу его закралось опасение.

— Это он намекал на сокровище? — сказала она, и улыбка осветила ее лицо.

— Это сокровище — твое сердце.

— Правда, эта вещь, не имеющая цены, но, мне кажется, неподдельная.

— Но и лучший металл может треснуть от долгого употребления.

— Мое сердце выдержит до смерти.

— Большего я не прошу. Когда я умру, можешь отдать его кому захочешь, я снова найду его там, где нет ни женитьбы, ни замужества.

— Не много от него досталось бы другому… Но вглядись внимательно и в свое золото, как бы его чеканка не изменилась. Ведь золото плавится в горне, и каждая новая королева чеканит свою монету.