Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2 - Хаггард Генри Райдер - Страница 26

— Почему ты так думаешь? — спросил я.

— Мамина сказала мне, что он колдун, а шакалы поедают много колдунов в Земле Зулу. А кроме того, он враг королевского дома. Разве это не так?

— Ты посоветовал ей что-то дурное, Зикали, — вырвалось у меня.

— Может быть, может быть, Макумазан. Только я считаю, что дал хороший совет. У меня свой путь, по которому я иду, и если я нахожу людей, чтобы очистить дорогу от шипов, которые могли бы занозить мои ноги, то что в этом плохого? Да и Мамина, которой надоела жизнь среди амазомов с ненавистным мужем, получит награду. Поезжай же и наблюдай, а когда у тебя будет свободное время, приходи сюда и расскажи мне, что случилось, если я сам не окажусь случайно там.

— Здоров ли Садуко? — спросил я, чтобы переменить разговор, не желая стать участником замышляющихся заговоров.

— Мне передавали, что его дерево переросло все остальные в королевском краале. Я думаю, что Мамина желает спать под его сенью. А теперь ты устал, и я тоже. Ступай к своим фургонам, Макумазан. мне нечего тебе больше сказать. Но непременно вернись и расскажи мне, что произойдет в краале Мпанды. Или, как я сказал, может быть, мы встретимся с тобой там. Кто знает?

В этом разговоре, между мной и Зикали не было ничего замечательного. Он не раскрыл мне никаких тайн и не изрек никакого пророчества. Однако разговор произвел на меня необычайное впечатление. Сказано было мало, но я чувствовал, что за этими немногими словами скрывались какие-то страшные события. Я был уверен, что старый карлик и Мамина выработали какой-то ужасный план, результаты которого должны были скоро стать очевидными. Я догадывался, что он поспешил меня спровадить, боясь, чтобы я как-нибудь не узнал его плана и не помешал ему.

Во всяком случае, когда я возвращался к моим фургонам по этому страшному ущелью, жаркий, тяжелый воздух казался пропитанным запахом крови, а влажная листва тропических деревьев, колеблемая порывами ветра, казалось, стонала, как люди в предсмертной агонии. Нервы мои были напряжены до крайности, и когда я достиг наконец моих фургонов, я трясся, как тростник, а с лица и тела струился холодный пот, что было очень необычно в такую жаркую ночь.

Мне пришлось выпить две рюмки крепкого джина, чтобы прийти в себя, а затем я пошел спать, но утром проснулся с головной болью.

Дальнейшая моя поездка до Нодвенгу протекала благополучно. Я выслал вперед одного из моих охотников доложить Мпанде о моем приближении. Перед воротами Нодвенгу я был встречен своим старым приятелем Мапутой.

— Привет тебе, Макумазан, — сказал он. — Король послал меня приветствовать тебя и указать тебе хорошее место для стоянки. А также он дает тебе разрешение на свободную торговлю в этом краале, так как он знает, что ты всегда честно торгуешь.

Я выразил свою благодарность соответствующим образом, прибавив, что привез королю небольшой подарок, который я передам лично, если ему угодно будет меня принять. Затем, подарив Мапуте тоже какую-то безделицу, я предложил ему проехаться со мной в фургоне до места стоянки.

Место оказалось очень хорошим и представляло небольшую долину, покрытую сочной травой; по ней извивалась речка с прозрачной, чистой водой. Из долины видно было большое открытое пространство перед главными воротами крааля, и, таким образом, я мог видеть всех, кто входил и выходил.

— Тебе здесь будет удобно, Макумазан, — сказал Мапута, — и мы надеемся, что ты продлишь свое пребывание. Хотя вскоре ожидается большое скопление народа в Нодвенгу, но король отдал приказание, чтобы никто не смел вступать в эту долину, кроме твоих слуг.

— Я благодарю короля. Но по какому поводу ожидается скопление народа, Мапута?

— О! — ответил он, пожав плечами. — Это что-то новое. Все племена зулусов соберутся сюда на смотр. Некоторые говорят, что это придумал Кетчвайо, другие говорят, что Умбулази. Но я уверен, что это дело рук ни того ни другого, а твоего старого друга Садуко, хотя какая у него при этом цель, не могу тебе сказать. Я только опасаюсь, — прибавил он с тревогой, — что дело это кончится кровопролитием между обоими братьями.

— Значит, Садуко сделался очень могущественным?

— Он стал большим, как дерево, Макумазан. Король больше прислушивается к его шепоту, чем к крикам других. И он стал очень высокомерным. Тебе придется первому навестить его, Макумазан; он не придет к тебе.

— Вот как! — сказал я. — Но и высокие деревья иногда валятся.

Он кивнул седой головой.

— Да, Макумазан, я на своем веку видел много деревьев, которые выросли большими, а буря их свалила… Во всяком случае, тебе предстоит хорошая торговля, и, что бы ни случилось, никто не тронет тебя, потому что тебя все любят. А теперь прощай. Я передам твой привет королю, который посылает тебе быка на мясо, чтобы ты не голодал в его краале.

В тот же вечер я увидел Садуко. Я отправился к королю навестить его и передать ему свой подарок — дюжину столовых ножей с костяными ручками. Он был очень доволен, хотя не имел ни малейшего понятия, как ими пользоваться. Я нашел старого Мпанду очень утомленным и встревоженным, но так как он был окружен индунами, я не имел возможности поговорить с ним наедине. Видя, что он занят, я скоро откланялся, и на обратном пути произошла моя встреча с Садуко.

Я увидел его издали. Он шел в сопровождении большой свиты, и я хорошо заметил, что и он увидел меня. Обдумав сразу план действий, я пошел прямо на него, заставив его уступить мне дорогу, что ему очень не хотелось делать перед столькими посторонними. Я прошел мимо него, будто он был мне чужой. Как я и ожидал, подобное обращение произвело желаемое действие; после того, как мы прошли мимо друг друга, он повернулся и спросил:

— Ты меня не узнаешь, Макумазан?

— Кто зовет меня? — спросил я. — Твое лицо знакомо мне. Как тебя зовут?

— Ты забыл Садуко? — спросил он печальным голосом.

— Нет, нет, конечно, нет, — ответил я. — Теперь я тебя узнаю, хотя ты очень изменился с тех пор, как мы вместе охотились и сражались. Я думаю, что это потому, что ты потолстел. Надеюсь, ты здоров, Садуко? Прощай! Я должен вернуться к своим фургонам. Если желаешь меня видеть, можешь застать меня там.

Садуко казался очень смущенным и не нашелся, что ответить, даже когда Мапута, с которым я шел, и еще некоторые другие громко рассмеялись. Ничто не доставляет зулусам столько удовольствия, как если при них осадить выскочку.

Два часа спустя, когда садилось солнце, я, к своему удивлению, увидел подходившего к моему фургону Садуко в сопровождении женщины, в которой я сразу признал его жену Нанди. На руках она несла грудного ребенка, красивого мальчика.

Я встал, поклонился Нанди и предложил ей свой походный стул, но она подозрительно взглянула на него и предпочла сесть прямо на пол, на манер туземцев. Тогда я сам уселся на стул и только после этого протянул руку Садуко, который на этот раз был скромен и вежлив.

Мы разговорились, и постепенно Садуко ознакомил меня со списком всех повышений и милостей, которыми угодно было королю осыпать его в течение последнего года. Список был действительно внушительный, и когда Садуко кончил перечислять все награды, он остановился, ожидая, очевидно, моих поздравлений. Но я ограничился только словами:

— Клянусь небесами, мне очень жаль тебя, Садуко. Сколько врагов ты должен был нажить за это время. И с какой высоты тебе придется падать! — Мое замечание заставило Нанди тихонько засмеяться, и, мне кажется, ее смех еще менее понравился мужу, чем мой сарказм. — Но, — продолжал я, — я вижу, что за это время ты обзавелся ребенком. Вот это лучше всех твоих титулов. Могу я взглянуть на него, инкосазана?[29]

Нанди была в восторге, и мы стали любоваться ребенком, которого она, по-видимому, любила больше всего на свете. В то время, как мы осматривали ребенка и болтали, неожиданно подошли к нам Мамина и ее толстый неуклюжий муж Мазапо.