Джура(ил. И.Незнайкина) - Тушкан Георгий Павлович - Страница 87

Джура недоверчиво смотрел на Чжао. Он говорит то же, что и Козубай. Но все люди из рода большевиков, которых он до сих пор видел, были здоровые, сильные, а Чжао? Чжао худ и оборван. Джура недовольно отвернулся.

Но тут его взгляд упал на собственные рваные ичиги и грязный халат.

— Ты читать, писать умеешь? — спросил Чжао.

— Нет, — ответил Джура. — Был у меня друг — Юрий Ивашко. Он обещал научить — времени не было. И была такая маленькая, худенькая русская комсомолка. Она делала прививку людям от оспы. Однажды я спас ей жизнь. Она тоже обещала научить, и тоже времени не было. И Козубай обещал, и Ахмед… Эх, Чжао, ты много говорил, а об одном молчишь! Ты не знаешь басмачей.

— Я? — гневно спросил Чжао. — Я не знаю людей хуже, чем они! Впрочем, все враги на один лад. Когда я был пулеметчиком китайской Красной армии…

Он осекся и замолчал, встретив взгляд Саида.

— Значит, у тебя должны быть очень сильные единомышленники, — насторожившись, сказал Саид. — Почему же тебя не выручат?

— А как дать знать, где я? Помоги найти способ! — отозвался Чжао.

— Сам ищу способ сообщить о себе. Было бы золото — подкупили бы стражу, — сказал Саид. — Надо что то придумать, а то подохнем.

— Саид, ты много рассказывал мне, но ни разу не сказал, кто ты, чем занимался, — однажды спросил Джура.

— Не было такого дела, каким бы я не занимался, не было такого места в Синьцзяне, где бы я не был. Я промывал золото из голубоватой глины и камней в Соургаке и Чижгане, возле Керии. Был нищим, просил милостыню. Работал искателем кладов, был контрабандистом, а теперь меня заподозрили в намерении помешать тайным перевозкам оружия из Индии. А я взял только один револьвер — маузер в коробке, один единственный. — Саид шумно вдохнул воздух сквозь стиснутые зубы, и от волнения глаза его скосились, будто увидели на кончике собственного носа нечто поразительное. — Другие целиком захватывают караваны с оружием, которое везут из Индии для басмачей, а я… — Саид поднял один палец. — И я заплатил караванщику, чтобы он в это время меня не видел. Я взял маузер, чтобы заставить богатых купцов поделиться своими богатствами со мной. В городе я прятался у нищих, и проклятая ищейка Кипчакбая — старшина нищих Чер — выдал меня. Кипчакбай бил меня. «Это ты, говорит, грабил караваны с оружием, а если и не ты, то знаешь кто. Назови, кто тебя подговорил, у кого в руках оружие, и ты станешь мне другом…» А я не знаю… но догадываюсь.

— Кого же ты подозреваешь? — спросил Чжао, сидевший на корточках у стены.

— Красных китайцев! Ты, Чжао, знаешь таких?

— Слышал о них и знаю, что плохо бывает тому, кто становится на их пути.

— Я не сказал о своих подозрениях Кипчакбаю. — Саид шумно втянул воздух. — Кипчакбай даже Кучака подозревает. Я уже об этом вам рассказывал. Кипчакбай хочет мне устроить очную ставку с Кучаком. А испугавшийся трус и себя и других может оговорить. Боюсь я этой встречи. Я никому не верю. И ты, Джура, никому не верь, а особенно исмаилитам. Это они врут, будто фирман Ага хана не у них. А потом, разве бывает только один фирман? Их бывает несколько одинаковых. Один пропадет — не беда. Почему же так много крику из за одного пропавшего фирмана?

— Много лишнего болтаешь, — тихо произнес Чжао и добавил ещё тише: — У решетки над нашей головой сотня ушей.

II

По ночам узники мерзли и, чтобы согреться, прижимались друг к другу. Спать мог только тот, кто лежал посередине. Крайние дрожали в полузабытьи или молча предавались грустным размышлениям. Время от времени они менялись местами и все же за ночь не могли выспаться. Утром узникам спускали воду и аталу. — Воры! — кричал Саид сторожам. — Вы выпили половину! — Надо же чем нибудь кормить наших собак! — отвечал сторож. — Ведь вам все равно умирать. В соседней яме двое таких, как ты, подохли. И чего ты ждешь?

Саид призывал проклятия на голову сторожей, всех их потомков и прародителей.

В темную, смрадную яму редко заглядывало солнце. Только в полдень узкий, как лезвие, луч проникал сквозь решетку. По утрам Чжао видел в глазах Джуры тоску, которая бывает в глазах загнанного до смерти коня.

Чжао, пожилой человек небольшого роста, худощавый, с кожей цвета слоновой кости и черными быстрыми глазами, внимательно слушал его и понимал, как тяжко мучается в яме этот свободолюбивый, сильный охотник.

Однажды утром Чжао, сидя у стены, увидел красный с позолотой лист, случайно залетевший в яму. Он закрыл глаза и забормотал:

— Что он бормочет? — спросил Джура у Саида, не поняв китайского языка.

— Так, пустое, — сказал Саид, понимавший по китайски, — говорит об одном контрабандисте, торговце опиумом, который спрятал лодку в затон и смотрит, что делает полиция.

— Нет, — сказал Чжао, — это стихи. Понимаешь?

— Ну, это ты врешь! — уверенно сказал Саид. — Только один раз в жизни меня ловко обманули. И знаешь, кто обманул? Кучак!

Саид сплюнул с досады. Мысль, что он, Саид, упустил такого жирного гуся, приводила его в бешенство.

«Знал бы, что у него золото, золотую жизнь и ему и себе создал бы! Целые дни лежали бы мы на кошмах, красавицы подавали бы нам кумыс, плов, манту, и мы бы так наедались, что икали бы даже во сне. Вай, вай, я сижу в яме, я, Саид!» И он горестно ударял себя в грудь кулаком.

За это время Джура стал разбираться в географии, понял, какую тяжелую борьбу ведет китайская Красная армия против генералов, оплачиваемых английским и американским золотом. Он теперь только ясно представил себе, какой огромной силой, зажигающей сердца всех свободолюбивых людей мира, является Советский Союз. Джуре порой было стыдно, что не он восхваляет свою родину, а ему говорит о ней человек, родившийся в другой стране.

— Давайте что нибудь придумаем, чтобы спастись, — все чаще и чаще говорил Джура.

— Попробуем, — соглашался Чжао. — Но куда тебе, такому слабому, бежать? Сначала надо прийти в себя и быть здоровым. Мне бы только попасть на базар и увидеть своих…

— Или мне попасть на базар, — вмешивался Саид.

— Я буду стараться выздороветь, — взволнованно сказал Джура. — Я съел бы кутаса, но буду есть даже эту болтушку. Я хочу на свободу… Мне скучно без родных гор…

Джура начал поправляться.

— Эх, съел бы архара! — говорил он, вылизывая чашку из под аталы.

Чжао, державшийся все время в темном углу ямы и не разговаривавший со стражами, в тот же день предложил страже заработать. Он, Чжао, будет просить милостыню на базаре, а страж возьмет из неё все лучшее. Лишь бы оставил третью часть. — Я ведь знаю «оборванные строки», и мне хорошо подадут! — крикнул Чжао сторожу. — Вот слушай:

— Что ты говоришь? — спросил Джура.

Чжао повторил по киргизски: