Джура(ил. И.Незнайкина) - Тушкан Георгий Павлович - Страница 24

Этот вопрос так и остался нерешенным, так как надо было не упустить басмачей.

Юрий сел на яка и направил его вниз. До сегодняшнего дня он только поднимался на яке, спускаться ему не приходилось. Вначале Юрий решил, что Тамерлан сорвался и несется вниз, не в силах остановиться, а только старается удержаться на ногах. Як несся по крутизне вниз прямо к пестрому яку, он нырял в сугробах, пронизывая их насквозь, скользил на копытах по каменным плитам и косогорам, прыгал через камни… Внизу он остановился и как ни в чем не бывало принялся пастись.

Юрий слез с яка и чуть было не упал от охватившей его слабости. Снова начала капать кровь из носа. Муса подошел к нему, вынул бутылочку с насвоем, насыпал табак себе под язык и сказал, чтобы то же самое проделал и Юрий — для здоровья. Порошок насвоя был едкий от добавленного к нему поташа, но головокружение и тошнота исчезли, перестала идти кровь. — Тебе надо пить свежую кровь киика и сосать насвой, тогда тутек не возьмет, — сказал Муса.

Юрий рассказал о том, где он видел басмачей. Муса сразу оживился.

— Надо кончать! — сказал он. — Туда, где ты их видел, есть только один путь: надо идти против течения по дну реки. Он предложил подождать и дать басмачам уйти подальше, а ночью напасть врасплох.

Настало время ехать. Муса предупредил, чтобы Юрий при переезде через реку не поднимал ноги из воды на седло. Юрий уже на собственном опыте знал, что при переправе через бурную реку всаднику нельзя поднимать ноги на седло, иначе произойдет смещение центра тяжести и течение может опрокинуть яка. Они решили снять валенки, чтобы потом надеть их сухими. Надвинулись тучи. Посыпался снег. Подул ветер, и стало ещё холоднее.

Яки не хотели идти в воду, но их заставили. Всадники не вынимали голых ног из стремян. Сначала они почувствовали обжигающий ноги холод, потом страшную боль в ногах и ломоту в суставах. К концу пути они вообще перестали ощущать ступни. Выехав на берег, они пустили яков и начали оттирать ноги снегом. Они так терли ноги, что стала слезать кожа. Наконец ноги обрели чувствительность. Появилась сильная боль. И Юрий не вытерпел. Он вынул остатки записной книжки, и листок за листком они сожгли все схематические наброски местности. Теперь они немного согрелись. Потом надели теплые, шерстяные носки и валенки, поели и отдали две последние пригоршни ячменя якам.

Выехали они в предутренней темноте и ночью достигли ледника. Треск льда пугал животных. Юрий погнал Тамерлана на лед, но Муса сказал:

— Не надо, пусть сами.

Яки сошлись и стали хрюкать, будто совещались, и затем Тамерлан без понукания пошел вперед. Он опустил морду к снегу и сопел, обнюхивая путь. Следом за ним двинулся пестрый як. На полпути через ледник Тамерлан лег, и теперь Пестрый пошел вперед, а за ним последовал Тамерлан.

На другой день утром они заметили басмачей совсем близко. Ночью, когда бандиты расположились на ночлег, Юрий, взяв гранаты, направился по крепкому снежному насту к басмаческой стоянке. Он шел медленно и подолгу отдыхал. Наконец подошел к узкой, но глубокой пропасти; по ту сторону её были басмачи. Их следы вели через снежный мост, образовавшийся, очевидно, от упавшей здесь недавно лавины. Юноша, с трудом удерживаясь на этом скользком и узком мосту, переполз его. Ему оставалось пройти совсем немного, но его остановил собачий лай. «Вот черти, пса держат!» — подумал Ивашко и, прячась в тени, за сугробами, вернулся обратно. Ночь выдалась ясная и морозная. Луна светила ярко, и тысячи снежинок искрились огнями. Опередив басмачей, Ивашко и Муса решили устроить засаду. Они отвели яков подальше, за сугробы, а сами полезли на скалу, чтобы выбрать место для засады. Они остерегались подниматься по пологому склону со стороны плато, чтобы их следы не насторожили басмачей. А подниматься по крутому заснеженному склону, примыкавшему к большой горе, было и очень трудно и опасно. Подъем занял слишком много времени. За это время басмачи могли бы миновать гору. Когда Ивашко и Муса поднялись на гору, оказалось, что басмачи ещё далеко и двигаются очень медленно. Для комсомольцев планы басмачей, забравшихся в эту белую пустыню, оставались загадкой. Стемнело. Взошла луна.

Метрах в ста впереди двух яков и трех басмачей шел басмач с винтовкой в руках. Это было неожиданно. Неужели басмачей насторожил ночной лай собаки и они обнаружили их следы? Рядом с басмачом плелась сторожевая собака. У скалы собака злобно залаяла, причем её голова была обращена не в сторону сидевших в засаде, а куда то выше. И оттуда, сверху скалы, донесся ответный лай. Или это эхо? Нет, лает другая собака. Но если это не одичавшая собака, то должен быть и человек. Муса увидел этого человека. Вначале он даже не поверил своим глазам и, тронув Юрия за рукав, молча указал на пришельца. Это был мужчина с ружьем. Какой поразительный случай! Значит, поблизости есть кишлак, а в Дараут Кургане их уверяли, что эти горы необитаемы. Теперь понятно, куда шли басмачи. Они шли домой. Не басмачи попали в засаду, а Ивашко и Муса оказались в ловушке меж двух огней. В это время собака охотника обнаружила чужаков на горе и залаяла в сторону Ивашко и Мусы.

А затем произошло неожиданное. Юрий и Муса приготовились стрелять, когда басмач, подошедший первым, начал звать охотника и угрожать, а когда другие басмачи приблизились и охотник попытался удрать, скользя по снегу, выстрел сорвал огромную лавину.

НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ

I

Когда шум обвала затих, из под сугроба поднялся невредимый Ивашко:

— Идем!

Он толкнул соседнюю кучу снега.

Муса встал, отряхнулся и, протирая глаза, спросил:

— А где кишлак?

— Не в кишлак пойдем, а к обвалу.

Сорвавшийся с ледника снег спрессовался в ледяные кирпичи, и груды их высились большими холмами. Пробираясь по сугробам, Ивашко и Муса услышали визг. Рыжий с белыми пятнами пес сидел на куче снега. Цепочка поводок была придавлена льдом. Муса срезал с собаки ошейник. Пес, ещё недавно лаявший на них, прижался к Мусе. Куда ни смотрел Ивашко, все было мертво.

Туча снежной пыли висела в воздухе, скрывая дали. Решив, что басмачи погибли, юноши вернулись к якам и, посоветовавшись, решили ехать в ту сторону, куда ушел молодой охотник. Изнемогающие яки хрюкали и фыркали. Закатывая налившиеся кровью глаза, они брели по следу охотника.

После гибели басмачей Юрий почувствовал страшную усталость и полное безразличие к опасностям, таившимся в этих незнакомых горах.

Вдруг пес басмачей громко залаял. Яки пошли быстрее. Впереди на снегу шевелилось черное пятно.

— Медведь! — хрипло сказал Муса.

Морозный воздух синей ночи, казалось, таил в себе тревогу. Пес поджал хвост и тихонько скулил от страха. С трудом сняли винтовки. Еще проехали и остановились. Черное пятно оказалось дымом. Обычным дымом, пахнувшим теплом костра, напоминавшим продрогшим путникам о горячем чае.

— А я думал, мы замерзнем, — сознался Юрий и впервые за много дней засмеялся.

— Теперь не пропадем, — весело отозвался Муса. Всадники с усилием оторвали примерзшие к седлам брюки и спешились. Спотыкаясь, еле ступая одубевшими ногами, они взошли по насту на крышу кибитки и наклонились над дырой. Юрий протянул руку к дыму, он был холодным. Муса отшатнулся: в нос ударил сладковатый, приторный запах. Муса испуганно прошептал:

— Гульджан! Понимаешь? Когда людям нечего есть, они едят мучнистый корень гульджан.

Снизу доносился многоголосый собачий лай. Какая то собака мучительно выла. Пес басмачей дрожал как в лихорадке. Страх толкал его назад, но жгучий мороз заставлял ползти к дымящейся дыре, где была жизнь.

Неведомый край! Неизвестно, чьи кибитки. Может быть, там сообщники погибших басмачей.

Однако выхода не было. Нужно было или идти назад, на верную смерть, или в кибитку.

Решили спуститься в кибитку. Подошли ко второму чернеющему дымоходу, откуда не шел дым, и обнаружили волосяную лестницу. — Эй! Кто там? — крикнул Юрий по русски.