Лунный камень(ил. В.Высоцкого) - Коллинз Уильям Уилки - Страница 17

Прежде чем я успел, в свою очередь, выйти из комнаты, мисс Рэчель, всегда внимательная к старому слуге, бывшему в доме со дня ее рождения, остановила меня.

— Посмотрите, Габриэль, — сказала она и поднесла сверкнувший алмаз к солнечному лучу, падавшему из окна.

Господи помилуй! Вот уж поистине алмаз! Величиной с яйцо ржанки! Блеск, струившийся из него, походил на сияние полной луны. Когда вы смотрели на камень, его золотистая глубина притягивала ваши глаза к себе так, что вы не видели ничего другого. Глубина его казалась неизмеримой; этот камень, который вы могли держать между большим и указательным пальцами, казался бездонным, как само небо. Сначала он лежал на солнце; потом мы затворили ставни, и он засиял в темноте своим собственным лунным блеском. Не удивительно, что мисс Рэчель была очарована; не удивительно, что кузины ее то и дело вскрикивали. Алмаз до такой степени обворожил и меня, что я так же громко вскрикнул “О”, как и тараторки. Один мистер Годфри сохранил самообладание. Он обнял за талию своих сестер и, снисходительно посматривая то на алмаз, то на меня, сказал:

— Уголь, Беттередж! Простой уголь, мой добрый друг!

Я полагаю, он сказал это с целью просветить меня. Но он только напомнил мне об обеде. Я заковылял к своей команде вниз. Когда я выходил, мистер Годфри проговорил:

— Милый, старый Беттередж! Я питаю к нему искреннее уважение!

В ту минуту, когда он удостаивал меня этим изъявлением своего расположения, он нежно обнимал своих сестер и нежно поглядывал на мисс Рэчель, вот какой запас любви таился в нем! Мистер Фрэнклин был настоящий дикарь по сравнению с ним.

Через полчаса я явился, как мне было приказано, в комнату миледи.

То, что произошло в этот вечер между моей госпожой и мною, было повторением того, что произошло между мистером Фрэнклином и мною на Зыбучих песках, с тою лишь разницей, что я умолчал о фокусниках, ибо пока ничто не давало мне повода пугать миледи на этот счет. Когда меня отпустили, я не мог не заметить, что миледи смотрела с самой черной стороны на побуждения полковника и что она желала при первом удобном случае отнять у дочери Лунный камень.

Возвращаясь на свою половину, я встретил мистера Фрэнклина. Он пожелал узнать, не видел ли я его кузину Рэчель. Нет, я ее не видел. Не мог ли я сказать ему, где кузен Годфри? Нет, не мог; но я начал подозревать, что кузен Годфри должен быть недалеко от кузины Рэчель. Подозрения мистера Фрэнклина, по-видимому, приняли то же направление. Он сильно дернул себя за бороду и заперся в библиотеке, захлопнув за собою дверь с шумом, который многое обозначал.

Меня уже не отрывали от приготовлений к обеду, пока не настало время принарядиться для приема гостей. Не успел я надеть белый жилет, как явилась Пенелопа, будто бы для того, чтобы причесать те немногие волосы, которые у меня остались на голове, и поправить бант моего галстука.

Девочка моя была очень весела, и я видел, что она хочет что-то сказать мне. Она поцеловала меня в лысину и шепнула:

— Новости, батюшка! Мисс Рэчель отказала ему.

— Кому? — спросил я.

— Члену дамского комитета, — ответила Пенелопа. — Гадкий хитрец! Я ненавижу его за то, что он старается вытеснить мистера Фрэнклина.

Если бы я мог свободно вздохнуть в эту минуту, я, наверное, запротестовал бы против таких неприличных выражений о знаменитом филантропе. Но дочь моя в эту минуту завязывала бант моего галстука, и вся сила ее чувства перешла в ее пальцы. Я никогда в жизни не был так близок к удушению.

— Я видела, как он увел ее в цветник, — болтала Пенелопа, — и спряталась за остролистником, чтобы посмотреть, как они воротятся. Они ушли рука об руку, и оба смеялись. А воротились они врозь, угрюмые, как могила, и глядя в разные стороны, так что ошибиться было нельзя. Я никогда в жизни не была так рада, батюшка! Есть же на свете хоть одна женщина, которая может устоять против мистера Годфри Эбльуайта; а будь я леди, я была бы второю!

Тут я хотел опять запротестовать. Но моя дочь в это время взяла в руки щетку, и вся сила ее пальцев перешла туда. Если вы плешивы, вы поймете, как она меня исцарапала. Если вы не плешивы, пропустите эти строки и благодарите бога, что у вас есть защита между головной щеткой и кожей вашей головы.

— Мистер Годфри остановился по другую сторону остролистника, — продолжала Пенелопа. — “Угодно ли вам, — сказал он, — чтобы я у вас остался, как если бы ничего не произошло?” Мисс Рэчель обернулась к нему быстро, как молния. “Вы приняли приглашение моей матери, — сказала она, — и вы здесь вместе с ее гостями. Если вы не хотите возбудить разговора в доме, разумеется, вы останетесь здесь!” Она сделала несколько шагов, а потом как будто немножко смягчилась. “Забудем, что случилось, Годфри, — сказала она, — и останемся кузенами”. Она подала ему руку, которую он поцеловал, что я сочла бы за вольность, а потом ушла. Он немножко постоял, повесив голову и медленно копая каблуком яму в песке; вот уж никогда в моей жизни не видела я человека более сконфуженного. “Неловко! — сказал он сквозь зубы, подняв глаза и направившись к дому, — очень неловко!” Если это было его мнение о самом себе, то он был совершенно прав. Конечно, довольно неловко. А ведь вышло-то, батюшка, как я вам давно говорила! — вскричала Пенелопа, в последний раз царапнув меня щеткой изо всех сил. — Настоящий-то — это мистер Фрэнклин!

Я завладел щеткой и раскрыл рот, чтобы сделать выговор, которого, сознайтесь, слова и поведение моей дочери вполне заслуживали. Но прежде чем я успел сказать слово, послышался стук колес. Это начали съезжаться гости. Пенелопа тотчас убежала. Я надел фрак и посмотрел на себя в зеркало. Голова моя была красна, как рак, но в других отношениях я был одет для вечерней церемонии так прилично, как полагалось. Я поспел в переднюю как раз вовремя, чтобы доложить о двух первых гостях. Вам нечего ими особенно интересоваться. Это были только отец и мать филантропа — мистер и миссис Эбльуайт.

Глава X

Один за другим гости прибывали вслед за Эбльуайтами, пока не оказались в полном составе. Включая хозяев, всех было двадцать четыре человека.

Прекрасное это было зрелище, когда все уселись за стол и ректор фризинголлский, обладавший превосходным произношением, встал и прочел молитву.

Не буду утомлять вас описанием гостей. Вы не встретите никого из них во второй раз, — по крайней мере, в моей части рассказа, — за исключением двух.

Эти последние сидели по обе стороны мисс Рэчель, которая, как царица праздника, естественно была предметом внимания всего общества. На этот раз она более обыкновенного была центром, к которому обращали свои глаза присутствующие, потому что (к тайному неудовольствию миледи) на груди ее сиял чудный подарок, затмевавший все остальные, — Лунный камень. Он был отдан ей без оправы, но этот универсальный гений, мистер Фрэнклин, успел с помощью своих ловких пальцев и серебряной проволоки пришпилить его, как брошку, к ее белому платью. Разумеется, все восхищались огромной величиной и красотой алмаза. Но только двое сказали кое-что не совсем обыкновенное, — это были два гостя, о которых я упоминал, сидевшие по правую и по левую руку мисс Рэчель.

Гость по левую руку был мистер Канди, наш фризинголлский доктор.

Это был приятный, общительный маленький человек, однако, должен признаться, с одним недостатком; он любил кстати и некстати восхищаться собственными шуточками и довольно опрометчиво вступать в разговор с незнакомыми. В обществе он постоянно делал ошибки и без всякого умысла ссорил других людей между собою. В медицинской практике он держал себя гораздо осторожнее, руководствуясь каким-то инстинктом (но словам его врагов), который оказывался безошибочен там, где более рассудительные доктора делали ошибки. То, что он сказал об алмазе мисс Рэчель, было сказано, по обыкновению, в виде мистификации или шутки. Он умолял ее (в интересах науки) взять алмаз да и сжечь.