Разбитое сердце королевы Марго - Лесина Екатерина - Страница 38

– Умоляю…

По щеке его ползла красная капля, и Маргарите подумалось, что она на самом деле ненавидит красный цвет.

От него ее мутит.

– Что происходит? – Ее вопрос прозвучал наивно, и щека незваного гостя дернулась, он покачнулся, но устоял.

– Они убивают… всех…

Дверь он запер. И огляделся. Он походил на зверя, затравленного, почти потерявшего надежду на спасение, а потому бесконечно опасного.

– Я не позволю причинить вам вреда, – поспешила уверить Маргарита, не столько из благих побуждений, хотя гостя ей было и жаль, сколько из опасения, что в безумии своем он причинит вред ей. – Кто бы они ни были…

Он кивнул.

И упал на кровать, пусть измятую, но все же неприятно было Маргарите видеть незваного гостя на своих простынях.

– Они… они убивают… всех убивают… эта свадьба…

Черные зрачки его расплылись, и показалось, что из глаз гостя на Маргариту взглянула сама бездна.

– Будь она проклята… будь ты проклята…

Она отшатнулась.

– Извините. – Гость спохватился, верно, сообразив, что сейчас пребывает целиком и полностью во власти Маргариты. – Простите меня, умоляю… я сам не знаю, что говорю… я слишком… слишком все неожиданно случилось… нам говорили, что надобно бежать, что не стоит верить вашей матушке…

В дверь вновь ударили.

И человек побледнел.

– Маргарита? – Этот голос заставил ее очнуться. Она огляделась и, поняв, что в покоях ее спрятаться негде – сундуки, что стояли вдоль стен, были заполнены, да и по виду их нельзя было предположить, что они способны вместить взрослого мужчину – велела шепотом:

– Лезьте под кровать.

И к счастью, человек не стал спорить. Он неловко распластался на полу и со сдавленным стоном – Маргарита надеялась, что дорогой братец стона не услышал – пополз.

Маргарита торопливо сдернула покрывало, чтобы свисало оно с кровати до самого пола.

– Маргарита! – Братец не собирался уходить. Еще немного, и он выломал бы дверь. Маргарита поспешно отодвинула засов.

– Что происходит? – спросила она, по опыту зная, что не следует позволять Карлу командовать, раз уж он явился к ней не как король, а как брат. – Я не понимаю!

– С тобой все хорошо?

От него несло порохом и кровью, запах этот, в представлении Маргариты прочно увязывавшийся с охотой, сейчас вызывал дурноту.

– Что происходит? – жестче повторила она.

За спиной брата маячили тени.

Люди.

Пусть и подобны они ныне демонам из ее снов, но это всего-навсего люди.

С факелами.

С оружием.

– Ничего особенного. – Карл, кажется, был пьян и весел. И кровь на его костюме, темная, винного оттенка, гляделась почти гармонично. – Мы положим конец этой ереси… мы заставим их вернуться к истинной вере…

Он, как и прежний ее гость, покачнулся, но Карл не был ранен.

– Вы… вы убиваете тех, кто…

Маргарита сглотнула.

Ее свадьба.

И мир, который она должна была принести… ради мира ведь все и затевалось… чтобы прекратить затянувшуюся эту войну, в которой нет ни правых, ни виновных, а выходит, что все разговоры о мире – пустое?

Им ведь поверили.

И многие из тех, кто никогда не почтил бы Париж, а уж тем паче королевский дворец своим присутствием, явились, чтобы поклониться королеве Наваррской…

Маргарита вдруг разом ощутила невыносимую тяжесть этой чужой ей короны.

– А… – Она потеряла голос, себя саму, вцепившись в одну-единственную спасительную мысль. В ушах ее звучало проклятье.

За что?

Она не виновата! Она не знала…

– А мой супруг… мой супруг… – Тот единственный из мужчин, который остался равнодушен к красоте Маргариты. – Что с ним?

– Ничего… – Карл, потеряв всякую осторожность, приобнял сестру. – Он побеседует с матушкой… а там… посмотрим.

– Проводи меня.

– Куда?

– К матушке. – Маргарита разгладила измятое платье, жалея, что выглядит сейчас вовсе не так, как следовало бы, чтобы матушка прислушалась к ней.

Впрочем, она вынуждена была признать, что, каковой бы ни была ее одежда, навряд ли это хоть как-то повлияет на матушкино решение.

– Сиди тут. – Карлу сестрицына идея пришлась не по душе.

– Нет. – Маргарита решительно шагнула к двери. – Ты должен проводить меня. Или же я сама пойду…

И он согласился, что самостоятельная прогулка по Лувру нынешней ночью – затея и вовсе безумная. Как ни странно, но на пути их не встретились люди, ни с оружием, ни без оного. Не было также ни раненых, ни убитых, чего Маргарита опасалась. Напротив, в этой части дворца царил удивительный покой.

Матушка не спала.

– Карл? – Она отложила вышивание, которым занималась, когда желала отвлечься от недобрых мыслей или же иного беспокойства. – Что-то случилось?

– Маргарита пожелала с тобой говорить. – Карл подтолкнул сестрицу, которая под ледяным матушкиным взглядом разом растеряла былую смелость.

– О чем же, дочь моя, вы желали беседовать со мной в столь поздний час? – Голос Екатерины был медово-сладким, что, впрочем, нисколько не обмануло Маргариту.

– О моем супруге… прошу вас, матушка… – Она упала к ногам той, которую боялась безмерно, признавая всецело власть ее над собой. – Пощадите его… умоляю…

Она говорила сбивчиво, страстно, о Париже, который не простит этих убийств, о всей Франции, о прочем мире, где ее и матушку запомнят клятвопреступницами… она позабыла о своем собственном страхе перед Екатериной и боялась лишь одного – что опоздала.

– Дочь моя. – Екатерина поднялась с немалым трудом. – Нам отрадно видеть, что ты столь заботишься о душе нашей и короля… и мы, конечно, понимаем твое беспокойство. Но ныне вершится то, что должно, во имя Господа и истинной веры.

Она слишком долго терпела отступников.

И Жанну.

И сыночка ее, который был жив… пока жив… все ж таки некоторые вещи требовали тщательного осмысления.

Убийство короля Наварры на его собственной свадьбе могло доставить куда больше проблем, нежели выгоды… а вот его отречение…

Екатерина вспомнила зятя, слабого, пьяноватого и веселого, увлеченного фрейлинами… ее дочь и то больше характера имеет, не говоря уж о покойной Жанне. Вот та и вправду скорей умерла бы, нежели отступила бы от веры.

Генрих… Генрих – дело иное. Ныне он заперт.

Перепуган.

И уже почти смирился с собственной смертью. Будет ли он благодарен за спасение? Вряд ли, люди, подобные ему, имеют о благодарности весьма смутное представление. Впрочем…

– Встаньте, дорогая моя, – сказала Екатерина. – Встаньте и утрите слезы. Ваш супруг жив. И судьба его находится в ваших руках…

Эти руки были бледны и слабы.

– Пойдите к нему. Поговорите, как говорили со мной. Скажите, что у него лишь один путь. Пусть примет веру истинную, пусть преклонит голову перед Господом и папой… и будет спасен, телом и бессмертною душой.

Екатерина перекрестилась.

– Да, матушка, – только и сумела ответить Маргарита.

Ей вновь было страшно.

И неловко.

Она при живом воображении своем сразу представила себя, запертую, ожидающую смерти… и единственное спасение от нее – отречение от католической веры… и сердце Маргариты оборвалось.

Согласилась бы она?

Или предпочла бы смерть, как истинные мученики веры? Увы, Маргарита подозревала, что мученицы из нее не вышло бы. Она слишком любила жизнь. И потому, войдя в покои, в которых заперли несчастного ее супруга, так обратилась к нему:

– Любезный Генрих…