Разбитое сердце королевы Марго - Лесина Екатерина - Страница 25

Маргарита злилась и на служанок, и на матушку, и на то, что она сама пребывала в некоем престранном состоянии, не то сне, не то яви.

И в этом состоянии она подмечала вещи, каковые прежде ускользали от ее взгляда.

Все чаще черные глаза ее туманились, останавливаясь то на одном, то на другом мужчине, а их в окружении Маргариты было довольно. Двор блистал, и все люди, сколь бы то ни было знатные, спешили в Париж, дабы поклониться королю.

Первым ее мужчиной стал Антраг.

Чем он отличался от прочих? Маргарита и сама не могла бы сказать, просто в какой-то миг он оказался рядом, коснулся ее руки, и от прикосновения этого сердце ее затрепетало.

– Вы так прекрасны, – сказал мужчина, который и сам был хорош.

Высок. Статен. Темноволос и синеглаз.

Многие дамы уделяли ему внимание, и Маргарите вдруг стало лестно, что сейчас он говорит именно с нею.

– Вы так полагаете? – Она ощутила, как вспыхнули щеки.

И кровь прилила к губам.

Голова закружилась, а ноги ослабли.

– Я полагаю, – он склонился к самому уху Маргариты, и губы его словно невзначай коснулись жемчужины-серьги, – что давно не видел женщины, столь же прелестной, как вы… ваши волосы черны, и глаза черны, кожа – белее снега…

Он говорил много слов, и Маргарита жадно внимала каждому, страшась одного – что ее кавалер, а она уже полагала Антрага всецело своим, замолчит. Когда же он ушел, по причине совершенно пустой, Маргарита испытала столь сильное разочарование, что едва не заболела от этого. Она ушла к себе и целый день пролежала в постели, чувствуя, как пылает тело.

Следующая встреча лишь сильней взволновала ее…

И встреч стало множество, случайных и желанных, таких, которых Маргарита искала сама, слушая подсказки Лувра. В какой-то миг их губы соприкоснулись, и первый этот робкий поцелуй вовсе лишил Маргариту разума.

– Вы любите меня? – спросила она, хотя знала, что невозможно спрашивать о подобном женщине. Однако ей важно было знать ответ.

– Конечно, люблю, – услышала Маргарита в ответ.

И в тот миг Антраг был вполне искренен. Он был увлечен этой девочкой, которая повзрослела слишком рано, черными ее глазами, кожей, столь нежной, что малейшее грубое прикосновение оставляло свой след. Ему хотелось, чтобы это дитя и не дитя уже принадлежало лишь ему.

Он знал, что королева-мать не одобрит подобной связи, хотя и относилась ко нравам двора снисходительно, усматривая в чужих слабостях собственную силу и бездну возможностей. Но в кои-то веки гнев Екатерины не страшил.

Напротив, Маргарита становилась еще более привлекательной, такая близкая и все ж запретная.

Первая связь с мужчиной Маргариту разочаровала. Она ждала чего-то большего, чем эта нелепая возня, а еще и боль…

– Пройдет, – пообещали ей и, спеша утешить, осыпали градом комплиментов, которые и примирили Маргариту с произошедшим.

Ей нравилось слушать о том, до чего она красива.

Умна.

Нежна, тонка, великолепна… он подбирал слова, заставляя ее сердечко трепетать. Ее любовь, оказывается, не закончилась после постели. А вскоре Маргарита научилась получать удовольствие и от этих свиданий. Ее тело вдруг очнулось, вспомнило, что течет в нем пылкая кровь, и вот уже сам Антраг, слывший в придворных кругах умелым любовником, вынужден был просить пощады.

Потом Маргарита встретила Шарена.

Он тоже был красив.

По-своему.

Светловолосый, тихий, но бросающий на нее столь пылкие взоры, что не ответить на них Маргарита не могла… с ним было иначе, и она поняла, что разные мужчины и любят по-разному.

Естественно, ее отношения не могли долго быть тайной, и матушка весьма быстро узнала, что о первом любовнике, что о втором.

Она пришла в ярость.

– Бесстыжая девка! – Она кричала, брызжа слюной в лицо дочери, позабыв о том, что гневу этому могут быть свидетели. И в приступе гнева, потеряв всякую способность контролировать себя, она вцепилась Маргарите в волосы, повалила на пол.

– Матушка, прекратите!

Маргарита плакала.

Не столько от раскаяния, которого не испытывала вовсе, сколько от обиды, ведь ей казалось, что теперь матушка желает отобрать и ту малую любовь, которая есть у Маргариты.

– Потаскуха, потаскуха… – Матушка утомилась и поднялась с трудом. Щеки ее побагровели, а над верхней губой выступили капли пота. Маленькие глаза ее влажно поблескивали. – Потаскуха…

– Матушка. – Маргарита всхлипнула, вытирая слезы.

Она тоже поднялась, но неловко, потому как тело болело, а чудесное платье измялось, изорвалось.

– Матушка, что вы… вы…

– Я все знаю!

– Это ложь! – поспешно воскликнула Маргарита. – Кругом одни завистники… и я… поверьте, я всегда была преданной вашей дочерью…

Она говорила и говорила, переплетая слова с искренними уверениями в преданности, каковая единственно важна была королеве. И та, сев на сундук, обмахиваясь веером, слушала…

– Твоим поведением ты позоришь брата! – наконец произнесла она и тяжко сползла с сундука. – Ты – принцесса крови…

Екатерина вздохнула, глядя на несчастное лицо дочери, которая была красива, пожалуй, слишком уж красива, чтобы ждать от нее поведения и вправду достойного.

Но двое любовников сразу… а поговаривают, что ей и двоих мало, что ее, еще совсем дитя, пусть и со взрослым взглядом, сжигает незримое пламя похоти, справиться с которым не способны ни молитвы, ни посты… и если так, то долг матери в том и состоит, чтобы уберечь Маргариту от ошибки… ото всех ошибок, которые она по молодости и неопытности своей способна совершить.

А значит, все, что делает Екатерина и собирается лишь сделать, исключительно во благо.

– Иди, – вяло взмахнула она рукой, отпуская беспокойную дочь. – И постарайся вести себя осмотрительней.

Большего она не могла требовать.

После ухода Маргариты Екатерина прошлась по комнате, которая была скромна, много скромней той, которую могла занять вдовствующая королева. Она надавила на стену, и та со скрипом отворилась, выпустив страшного кривоногого человечка.

– Слышал? – спросила Екатерина, не сомневаясь, что слышал он каждое слово, и не только слышал – в потайном чулане, для нее самой ставшим чересчур тесным, имелись и отверстия, сквозь которые человечек мог видеть все происходящее в комнате.

Он кивнул и отер сухонькой ладошкой бороду.

– Я изготовлю отвары, которые погасят жар ее желания. И если принцесса будет принимать их ежедневно…

– Будет, – пообещала Екатерина. – Я прослежу.

Она и вправду следила, и теперь утро Маргариты начиналось со стакана горького травяного отвара, который ей вменялось выпить весь, до последней капли. И она, страшась гнева матери, пила, хоть отвар этот был невероятно противен, и всякий раз Маргарите становилось дурно, она со стоном падала в кровать и лежала, пытаясь справиться с дурнотой.

Однако отвар ли был тому причиной, или же страх перед матушкой, которая могла отослать ослушницу из Парижа, а то и вовсе отправить ее в монастырь, на покаяние, но страсть, снедавшая Маргариту, утихла.

Нет, ей по-прежнему нужен был мужчина рядом, хотя бы затем, что в редкие пустые вечера к ней возвращались кошмары, однако теперь ее страсти хватало лишь на одного.

Иногда – на двоих…

Матушку это всецело устраивало. Все ж таки в Лувре женщина, у которой вовсе не было любовников, вызывала подозрение.