Икс-металл - Крафт Роберт Эмиль - Страница 4

И при этом никто из окружающих ни в чем не мог ни упрекнуть, ни даже заподозрить Шарля Леонара в малейшей некорректности. Просто как-то само собой выходило, что в присутствии француза сразу срывались ловко прилаженные маски, линяли, пестрея краски маскарадных костюмов, падали перья.

А потом Шарлю надоедала игра с окружающими, одураченными им, и он бесцеремонно бросал их, предоставляя им собственными силами выкарабкиваться, выползать из той лужи, куда они уселись при его благосклонной помощи.

Мало-помалу мною овладевало странное чувство: я начал, казалось мне, понимать, что такое этот кажущийся чуть ли не ничтожеством француз с красивым бледным лицом, скучающим взором, с легкою речью и обворожительными манерами? И как-то раз, после очень рискованной штуки, проделанной Леонаром с одним американским «ровди», забиякой и дуэлянтом, которого француз в моем присутствии с самым невинным видом поставил буквально в невыносимое и, главное, безвыходное положение, я набрался духу и заговорил с Леонаром, сказав, что я начинаю бояться его, что, по моему мнению, он морочит всех нас, в том числе и меня самого.

— Вас, мистер Шварц? — лениво улыбнулся он. — О, нет! Вас я уже давно оставил в покое. Но, признаюсь, мне-таки пришлось повозиться с вами!..

— Со мной?

— Ну, да! Только не обижайтесь! Право же, я к вам чувствую симпатию. Мне просто хотелось разгадать вас, что я и сделал. Теперь я отлично знаю все ваши особенности, и мне прямо-таки нет смысла, как вы выражаетесь не совсем точно, морочить вас.

— А других?

— Других? Но, боже! У каждого, мистер Шварц, имеются свои маленькие странности. Меня так создала мать-природа, что я одержим невероятным любопытством, и где натыкаюсь на что-нибудь неясное для меня, не могу успокоиться, пока не доберусь до разгадки!

— Вывернув человека наизнанку? — довольно угрюмо спросил я.

— А что же прикажете делать, когда, именно только вывернув наизнанку, получаешь точное представление о сущности?

— Постойте, месье Леонар! Меня давно уже тяготит подозрение, что вы любите мистифицировать окружающих.

— Например?

— Например, вы как-то сказали, что были рядовым.

— Так! Дальше.

— Потом что вы были кочегаром и расклеивали где-то афиши.

— Дальше!

— Ну-с, а теперь из рассказов некоторых побывавших в Европе колонистов выяснилось…

— Что, собственно, выяснилось, мистер Шварц?

— Что вы воспитывались в каком-то аристократическом институте, что вы получили от вашего дядюшки, ямайского плантатора, семь или восемь миллионов наследства, что вы были блестящим кавалерийским офицером, достигли солидных чинов…

— Та-та-та! Все это тоже верно! Был майором, военным атташе, играл кое-какую роль в нашем генеральном штабе. Да! Но потом это мне надоело, я сбежал в Алжир, под чужим, конечно, именем, записался в иностранный легион. А потом сбежал и оттуда. Почему? Потому что нашел это все скучным, мистер Шварц!

Относительно миллионов, полученных мною от дядюшки, тоже правда: имел их и спустил, играя в карты, на скачках. Но правда и то, что, спустив эти миллионы, я от скуки попробовал служить при одном парижском шантане в качестве человека на все руки. А потом получил еще несколько миллионов от старой тети, герцогини Сэнт-Иври…

— Которая приходилась вам родной теткой?

— Что-то в этом роде. Ну и поступил кочегаром на шедший в Японию пароход… Собственно говоря, неправды про себя я не говорил, мистер Шварц.

— Но не полную правду!

— Совершенно верно!

— Ну, вот видите!

— Ничего не вижу!

— А меня одолевают сомнения. Знаете, по какому поводу?

— Нет! Скажите, буду знать!

— Да вот относительно вашей этой экскурсии в глубь Австралии.

— Формулируйте эти ваши сомнения. Не думаете ли вы, что вся моя поездка была мистификацией?

— Н-нет, но…

— Успокойтесь: может быть, я не все сказал что думаю, но это, согласитесь, мое право. Но то, что я сказал, все это правда. Ведь у вас же имеется налицо доказательство?

— Какое?

— А привезенный мною кинжал и нож, выделанные из икс-металла. Уж не думаете ли вы, что это я самолично сфабриковал эти вещи?

— Ну, да, положим! А все же знаете ли…

— Стойте! Наконец вы припомните мой рассказ о вещах, найденных мною у трупа великана. Помните ли одну маленькую подробность?

— Какую?

— Я говорил же несколько раз, что на гребне шлема убитого великана я видел странную фигуру, изображение готовящегося прыгнуть на жертву крылатого тигра, типичнейшего бенгальского тигра! Помните?

— Ну, хорошо! Помню.

— Так вот, неужели вы думаете, мистер Шварц, что если бы я выдумал всю эту, вы совершенно правы, ужасно фантастическую историю со шляющимися в недрах Австралии гигантами в средневековом вооружении, у меня не хватило бы способности придумать для шлема великана иное, еще более фантастическое украшение, а не твердить, что на гребне сидела вычеканенная фигурка бенгальского тигра? Поверьте, я мог бы придумать нечто пофантастичнее! Нет, то, что я сказал, все это правда! И если мы только доберемся туда, куда мы идем, надеюсь, вы сами скоро убедитесь, что тут нет никакой мистификации. А есть что-то другое. Есть тайна. И пока я не разгадаю в чем дело, я не успокоюсь!

— Тайна изготовления нигилита?

— Ну, меня это менее всего интересует!

— Как? Ведь вам обещана премия в двести тысяч франков!..

— И потом пай завода в четверть миллиона фунтов стерлингов или шесть миллионов франков! — лениво усмехнулся Леонар. — Но ведь вы забыли, мой милый мистер Шварц, что я преблагополучно спустил уже добрых десять миллионов, и притом, уверяю вас, исключительно от скуки. И если я вернусь во Францию, то, очень может быть, узнаю, что за это время успели уже отправиться на тот свет еще какой-нибудь мой дядюшка или какая-нибудь благодетельная тетушка. Суть-то в том, что наш род, мистер Шварц, явно вымирает. Скоро, может быть, я останусь единственным представителем этого рода!.. А почему наш род вымирает, спрашиваю я вас? Не потому ли, что… что стало ужасно скучно жить на белом свете, что теперь, как говорится, Земля клином сошлась, нигде не отыщешь ничего решительно нового, вот разве в таких нелепейших местах, как у вас тут, в Австралии?!.

Дело, видите ли, в том, что этот наш род во все дни своего существования отличался любознательностью и был одержим духом бродяжничества. Когда-то моих предков очень заинтересовало, что делается во Франции, называвшейся тогда еще не Францией. Ну и они, мои предки, пришли во Францию откуда-то с Дальнего Севера. Их называли тогда попросту норманнами, что попросту означает, как вам известно, «северные люди». Ну, поселившись в том уголке Франции, который потом получил название Нормандии, те же мои любознательные и неугомонные предки все совались в разные места: лазили в Неаполь и в Сицилию, посещали вместе с крестоносцами Палестину, ненароком захватили Византию, завладели Англией. Впоследствии из Англии они не раз отправлялись узнавать, что делается в Америке, в Азии, — словом, проявляли исключительную любознательность и подвижность. Но теперь, собственно говоря, некуда уже двигаться: все исследовано, изучено, зарегистрировано, описано, сфотографировано. И потому моим предкам и их потомкам, право же, нечего делать на Земле, кроме как…

— Путешествовать в поисках икс-металлов или нигилита?..

— А может быть, и чего другого, дорогой мой мистер Шварц! — с загадочной улыбкой отозвался Леонар, раскуривая новую папиросу.

Об этом разговоре мне пришлось вспоминать впоследствии не раз, потому что только потом я понял все значение его, как только окончательно разобрался в том, что, собственно, такое представлял собой мой товарищ, месье Шарль Леонар…

Но вернемся к рассказу о нашем путешествии.

Как известно, в год начала нашей экспедиции, то есть в 1903 году, в глубь Австралии уже была проложена железнодорожная линия, доходившая тогда до округа Фарины. Естественно, что, отправляясь в путь, мы должны были беречь наши силы и время, поэтому мы не преминули воспользоваться возможностью сильно сократить путь при помощи железной дороги. Между прочим, отмечу, что еще в Аделаиде я предусмотрительно запасся несколькими отличными верблюдами, рассчитывая на них сделать известную часть пути от Фарины и пользоваться ими как вьючными животными.