Король-Воитель - Банч Кристофер - Страница 6

Мне удалось скрыть дрожь. Величайшая тайна Короля-Провидца состояла в том, что он получал свою колдовскую силу от крови, от смерти. Именно поэтому он поклонялся богине Смерти Сайонджи, само имя которой заставляло дрожать от страха едва ли не каждого нумантийца. Мне эта тайна раскрылась лишь перед самым концом, незадолго до разгрома при Камбиазо, однако подсознательно я начал ощущать это несколькими годами раньше.

Итак, его силы вернулись и стали еще могущественнее… Я не мог с уверенностью решить, что это могло означать: то ли он узнал новые, более могущественные заклинания, то ли – что было бы гораздо страшнее – заключил новый договор с другим демоном, пообещав ему кровь в обмен на силу и власть.

А потом мне в голову пришло еще худшее соображение: что, если Тенедос на самом деле умер, а не разыграл свою смерть? Ему удалось заключить сделку с самой Сайонджи, и теперь он смог вернуться в этот мир в том же самом образе, а не попасть на Колесо, чтобы возродиться заново в какой-нибудь отдаленной стране, в ином теле, возможно, даже в образе животного, а не человека?

Тенедос пристально рассматривал меня.

– Могу ли я узнать, о чем ты думаешь? – спросил он насмешливым тоном.

Я помотал головой.

– Я еще не до конца проснулся, и поэтому вряд ли мне удастся толково рассказать об этом.

Тенедос снова рассмеялся.

– Дамастес, друг мой, ты всегда был никудышным лжецом. Впрочем, это не имеет значения. Тебе приходилось думать о прошлом? О том, как ты поступил со мной в Камбиазо?

Я промолчал.

– Ты не должен позволять себе терзаться из-за этих событий, – сказал он. – Это было и кануло в прошлое, а теперь наступило иное время. Я призываю тебя вернуться к исполнению обязанностей первого трибуна, главнокомандующего моими армиями, и помочь мне вернуть принадлежащий мне по праву трон и мою законную власть над Нумантией.

– Невзирая на то, что между нами произошло? – спросил я.

– Не могу сказать, чтобы мне тогда понравился твой поступок. Я был ослеплен гневом из-за предательства Скопаса, Бартоу, трусливых вшей, населяющих Никею, и намеревался наслать на них гибель. – Он отпил из бокала. – Я плохо соображал в тот момент, ибо ни в коем случае не должен был позволить себе волноваться из-за них до того, как покончу с майсирцами. Ты должен был остановить меня, но не тем способом, который выбрал. Ради блага Нумантии, не в меньшей степени, чем моего… и учитывая то положение, в котором ты сам в результате оказался, ради своего собственного блага.

На мгновение я подумал, не задать ли мне вопрос: как заставить подчиниться себе волшебника, находящегося в ужасном гневе, волшебника, который может вызывать демонов, способных разрушать крепости и уничтожать армии?

– Но, как я уже сказал, – продолжал Тенедос, – это осталось в прошлом. Во время моего изгнания я имел возможность обдумать то, что я делал, понять, что было верно и что неверно, и решить, как я буду изменять положение, если мне представится для этого возможность. Мне дали такую возможность. Хотя, вернее будет сказать, что я не пропустил подходящий момент. Теперь я нахожусь на пути к восстановлению моей власти. Я уже собрал большую силу, почти сто тысяч человек. Но мне не хватает офицеров, которые смогут повести их в сражение, людей, обладающих опытом (хотя энтузиастов у меня хватает), молодцов с огнем в крови, начинающих рваться в бой при звуке барабана. Король Байран перебил слишком много наших лучших воинов. Впрочем, я уверен, что я… что мы можем победить, и когда я говорю «мы», я имею в виду тебя, Дамастес а'Симабу, мой самый доблестный солдат.

– Но какой же у вас план? Что вы намереваетесь делать по-другому? – продолжал я тянуть время.

– Прежде всего я должен вернуть себе трон и сплотить вокруг себя Нумантию. Скопас, Бартоу, весь их режим и в первую очередь эти омерзительные миротворцы во главе с мерзавцем Эрном должны быть уничтожены. Нельзя проявлять милосердие и брать пленных. Я однажды уже совершил подобную серьезную ошибку, но во второй раз я ее не повторю.

– А как быть с Майсиром? – спросил я. – Вряд ли Байран смирится и позволит вам… Нумантии вернуть себе былую славу.

– У него не останется никакого выбора, – ответил Тенедос. – Конечно, узнав о моих военных успехах, он соберет свои армии и двинет их на север. Но к тому времени, когда он пересечет границу, проберется через Сулемское ущелье или какой-нибудь другой проход сквозь Думайятские горы, будет уже слишком поздно. А попав в Нумантию, он окажется в том же самом положении, в каком мы оказались, вторгнувшись в Майсир: ему придется вести войну на чужой земле, где все и вся направлено против него. Я встречусь с ним в поле, там и тогда, где и когда он будет меньше всего ожидать этого. А потом майсирцы и их убийца-король, ублюдок, наложивший на тебя заклятие и вынудивший тебя стать убийцей и чуть ли не цареубийцей, будут наголову раз громлены. Не забывай, что у нас есть большое преимущество. В Камбиазо ты убил самого сильного из его магов, азаза. Я и тогда был сильнее, чем он, а теперь моя мощь возросла вдвое.

Так что пусть Байран идет на север со всеми своими военными магами. На сей раз я знаю, с чем мне предстоит встретиться, и уже начал собирать своих мудрых собратьев и приводить в готовность мою собственную боевую магию. Прежде чем он пересечет границу, я уничтожу всех его волшебников, и он станет беспомощным перед моими… нашими сокрушительными ударами, как материальными, так и духовными!

Уничтожив короля и его армию, я не стану повторять своей второй ошибки: не стану вторгаться в Майсир. Нет, я позволю им погрузиться в совершенный хаос на жизнь целого поколения или, возможно, двух, и все это время они будут бросать завистливые взгляды на север, на нашу безмятежную жизнь, нашу удовлетворенность, наше процветание. А потом они сами начнут просить, чтобы я властвовал над ними.

Снова в моей памяти возникли слова, некогда сказанные мне Тенедосом: Нумантии никогда нельзя позволять жить мирно, ибо нация, которая не борется за свое существование, за свою душу, доходит до полного ничтожества, распада и крушения. Впрочем, при этих словах Тенедоса у меня возник и более важный вопрос.

– Ваше величество, – признаюсь, что это обращение далось мне без малейшего напряжения, – вы только что сказали нечто странное, нечто такое, что я не в состоянии понять. Вы сказали, что должно смениться одно или два поколения, прежде чем майсирцы захотят начать служить вам…

Ты соображаешь ничуть не хуже, чем раньше, – ответил Тенедос. – Это вторая тайна: я вплотную подошел к открытию способа продлить наши жизни вдвое, а то и вчетверо против жизней обычных людей, или даже больше. Это представляется мне забавным: возможно, Сайонджи позволит мне, как преданнейшему и величайшему из ее служителей, в качестве награды остаться свободным от возвращения к Колесу на более длительный срок. Мне и тем, кого я сочту достойным этой неслыханной привилегии.

Я пристально вглядывался в эти глаза, горевшие опасным огнем, глаза, которые держали меня в своей власти и командовали мною большую часть моей жизни. Я не мог решить, говорил ли он правду, или бредил, или пытался соблазнить меня, как будто обещание добавочного количества лет этой крайне малоприятной жизни могло оказаться завлекательной приманкой.

– Я знаю, что ты не забыл присягу, которую приносил мне, хотя кое-кто из людей мог бы сказать, что ты изменил ей, когда нанес мне удар.

Находясь в заточении, я потратил немало часов, размышляя о том, сколько горя горделивый девиз «Мы служим верно» должен был принести моему роду за время существования множества его поколений.

– Сэр, нам следует сейчас же разобраться с одной вещью, – медленно произнес я. – Я отказываюсь признать, что нарушил мою присягу, когда воспрепятствовал вам ввергнуть Нумантию в хаос, – ибо разве не является обязанностью офицера удерживать своего командира от нарушения его собственной присяги? А ведь вы клялись этим людям, в моем присутствии и перед ликами великих богов Умара, Ирису, Сайонджи, что никогда не станете обращаться с вашими подданными жестоко или пренебрежительно. Разве не так?