Дневник Джанни Урагани - Бертелли Луиджи "Вамба" - Страница 44

Пока мэр договаривался с нотариусом, как распределить между бедными средства, завещанные покойным синьором Венанцио, Чезира сказала мне:

– Видали, синьор Джованнино, в каком состоянии синьор хозяин?

– Ещё бы! И главное, на меня-то как разозлился!

– Вот он устроит дома! Как я теперь вернусь?

– А тебе-то что? Ты теперь сама себе хозяйка… Видишь, что значит придумать доброе прозвище старому паралитику?

Тут мэр закончил свои дела с нотариусом, и тот подозвал Чезиру и велел ей приходить завтра.

Наконец я остался один, и вдруг нотариус открыл ящик стола, вытащил какой-то свёрток, снял очки и, уставившись мне прямо в глаза, сказал:

– Покойный синьор Венанцио Маралли был, правда, большим оригиналом, но не мне его судить, мой долг нотариуса исполнить до последней буквы его завещание, как письменное, так и устное. А устно синьор Венанцио сказал мне следующее: «Вот свёрток с 1000 лирами банкнотами по пять лир, я хочу, чтобы после моей смерти он был передан лично в руки, тайно от всех, шурину моего племянника, Джованнино Стоппани, при условии, что он возьмёт их и будет распоряжаться ими по своему усмотрению, но никому не расскажет, что обладает такой суммой».

Эту поразительную речь нотариус произнёс ровным голосом, будто заучил слова наизусть. Потом он погладил меня по голове и сказал уже другим тоном:

– Покойный сказал мне, что ты горе семьи…

– Но я уже много дней как исправился!

– Вот и славно! Смотри же, трать эти деньги разумно. Возможно, покойный синьор Маралли, оставив их мальчишке без всяких обязательств и надзора, хотел показать тебе пример уважения и доверия… Может, и так, а может, просто он по своей чудаковатой натуре веселился, представляя, что ты сделаешь, оказавшись обладателем такой суммы… Так или иначе, я счёл своим долгом дать тебе совет, ведь положение нотариуса и душеприказчика этого не запрещает.

И он вручил мне свёрток. А потом протянул и футляр с зубом:

– Твой зять уступил это тебе. Забирай. А теперь тебя проводят домой.

Я был так потрясён происходящим, что даже забыл сказать спасибо.

У дверей конторы стоял тот же человек в чёрном, что проводил меня в контору, мы сели в экипаж и поехали обратно.

Папы не было дома, а мама с Адой засы?пали меня вопросами.

Узнав, что синьор Венанцио завещал всё своё состояние городским беднякам, а Маралли досталась только золотая булавка с зубом, которую он уступил мне, они разохались и разахались:

– Как?.. Не может быть!.. Почему?.. Как такое возможно?..

Но я отвечал только, что ничего не знаю, и, отвязавшись наконец от них, убежал сюда, в свою комнату, спрятал сокровище в ящик стола и запер его на ключ. Весь остаток дня я пытался вести себя как ни в чём не бывало, но был так взволнован, что за ужином папа заметил это и сказал:

– Можно узнать, что с тобой сегодня такое? Ты вертишься как уж на сковородке!

Оставшись наконец в комнате один, я дал волю чувствам: я считал и пересчитывал свои кровные 200 банкнот по 5 лир, потом прятал их в ящик стола и запирал на ключ, потом снова доставал, любовался и пересчитывал, и снова запирал обратно, и опять доставал, не в силах расстаться со своим сокровищем…

Я напоминаю себе старика из оперетты «Корневильские колокола»[27], которую я слушал года два назад; вот только любуюсь я своим богатством не потому, что я такой жадный, а потому, что над ним больно сладко мечтается! За эти несколько часов я увидел больше снов наяву, чем за все свои ночи с рождения!

Ну хватит, пора ложиться спать… Всё, убираю деньги, и спокойной ночи!

26 февраля

Едва рассвело, а я уже опять здесь, считаю свои 200 банкнот по 5 лир, которые выстраиваются передо мной, как 200 вопросительных знаков: «Что с ними делать?»

Надо сказать, что с тех пор, как у меня появились эти деньги, я потерял покой. Ночью я не мог сомкнуть глаз: то и дело просыпался – мне всё казалось, что за моими сокровищами пришли воры или что про них узнал папа…

Нужно запрятать их получше, вдруг в доме есть ещё один ключ, который подходит к ящику моего стола, и тогда мама или Ада легко могут в нём порыться…

Так что первым делом придётся раскошелиться на сейф, надёжный, но маленький, чтобы влез в шкаф с моими старыми игрушками.

Ну а что касается того, как я распоряжусь наследством, то пока больше всего меня соблазняют две идеи: купить автомобиль или открыть кондитерскую лавку, как у папы Джиджино Балестры…

Поживём – увидим! А пока я сую в карман 20 банкнот по 5 лир и отправляюсь на поиски сейфа…

Вот все уже спят, а я снова сижу в своей комнате: один на один с сокровищами, которые наконец в полной безопасности в шкафу…

Как приятно иметь сейф с 1000 лирами!.. Правда, теперь их уже не 1000, а 731, потому что сегодня я потратил целых 269 лир!

Но это оправданная трата, и я всё аккуратно записал в книгу приходов и расходов, которая стоила 1 лиру. На сегодняшний день мои записи выглядят так:

Там есть ещё колонка для «замечаний», но я в неё ничего не записал, потому что единственное замечание, которое пришло мне голову, такое: «Бездарнее всего я потратился на милостыню».

Дело в том, что утром, выйдя из дому, я тут же наткнулся на ступеньках церкви Святого Гаэтано на слепого, который просил милостыню. Я недолго думая сунул руку в карман, вытащил пять лир и бросил ему.

Он удивился, цапнул банкноту, внимательно оглядел её со всех сторон, а потом спросил:

– Случаем, не фальшивка, а, молодой человек?

Тут же подошёл ещё один слепой, тоже повертел банкноту в руках и сказал:

– Это добрейшая душа, не видишь, что ли? Молодой человек, дайте-ка мне тоже!

Справедливости ради я дал 5 лир и ему. Тут резво подбежал хромой, что просил милостыню у дверей церкви, пришлось подать и ему.

И самое интересное: я был так увлечён собственной щедростью, с важным видом вынимая из кармана купюры, что ни на секунду не задумался, как эти двое слепых могут разглядывать деньги, а хромой бегать.

Это я уже потом сообразил. И понял, что подаяние – это, конечно, хорошо, но давать милостыню тоже надо уметь… Чем больше я об этом думал, тем больше злился, что меня так нагло провели. Так что в утешение я отправился в лавку Балестры и потратил ещё 3 лиры на сладости! Пожалуй, я немного злоупотребил своими любимыми цукатами, от которых у меня потом разболелся живот. Но в целом это хорошая трата, и я о ней не жалею.

Куда сложнее дело обстояло с покупкой сейфа. Невероятно, как непросто мальчишке, который заявляется в лавку со своими честными лирами, купить то, что ему хочется!

В первом же магазине, где я спросил сейф, меня подняли на смех, а когда я повторил вопрос, мне сказали:

– Мальчик, проваливай отсюда, нам тут не до твоих шуточек!

Во втором магазине, когда они уже собирались меня прогнать, я рассердился и сказал:

– Вы что думаете, если я ребёнок, у меня и денег нет?

И выудил из кармана охапку купюр.

Тогда приказчик тут же сменил тон и стал ко мне обращаться на «вы».

Но сейф всё равно не продал: он извинился, сказал, что несовершеннолетним у них не продают, и попросил прийти с папой. Ещё чего!

К счастью, в лавке в это время находился юноша, который видел, как я достаю деньги. Он вышел вместе со мной и сказал:

– Вот это да! Оказывается, теперь, если хочешь что-то купить, изволь предъявить свидетельство о рождении…

А потом этот славный юноша спросил меня:

– Что вы хотели купить?

– Сейф, – ответил я, – маленький, но крепкий сейф…

– Сколько вы готовы потратить?

– Ну-у… не знаю. Он должен быть надёжным, понимаете?

Юноша подумал и сказал, пристально глядя на меня:

– 300 лир?

– Э?э?э, дороговато.