Чары колдуньи - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 7

— Матушка наша, кормилица! — гомонили бабы и лезли, отталкивая друг друга, поцеловать край ее завески, прикоснуться к руке, чтобы унести домой благословение самой Лады и поделиться с близкими, со своей семьей, скотиной и пахотными делянками. — Услышали боги мольбы наши!

А княгиня радостно улыбалась, приветливыми кивками отвечала на поклоны, окликала людей по именам, спрашивала, как дoма идут дела, и иные старухи даже прослезились от умиления, любуясь ею. Беременности под расшитой завеской было пока почти не заметно, угадывали ее лишь взоры опытных женщин-большух, и княгиня казалась по-прежнему легкой и стройной. А сегодня, в праздничном наряде, в сорочке, отделанной полосками красного византийского самита с золотым шитьем, с белым шелковым убрусом и серебряными кольцами-заушницами, она сияла, будто само солнце, богиня Солонь, земным воплощением которой являлась. Поистине, князю Аскольду повезло с третьей женой!

Казалось бы, живи да радуйся. Но князь Аскольд, вместо того чтобы гордиться своей княгиней, с самого утра был недоволен и когда она вернулась после переговоров со старейшинами, взялся с ней спорить. И о чем — о том, что составляло самую суть женской плодоносящей ворожбы и во что ему, мужчине, по уму говоря, вообще не стоило вмешиваться.

— Ну, хотя бы сегодня ты мог бы потерпеть! — почти в отчаянии взывала к нему княгиня Дивомила, уже и не надеясь, что хотя бы в честь самой земли-матушки ее упрямый супруг смирит свой нрав и сделает то, чего от него ждут боги, родная земля и племя полян.

В конце концов, необязательно на самом деле предаваться любви на вспаханном поле, если ему так уж не хочется, но хотя бы сделать вид! Ну, обнимет он жену и полежит вместе с ней немного на пашне — его ведь не убудет, да и рубаху потом не его стирать заставят!

— Я не стану этого делать, — почти спокойно, но с непреклонной решимостью отвечал князь Аскольд. — И не собираюсь об этом говорить.

— Но это твоя земля!

— При чем здесь это? Бог позаботится о полях и без того, чтобы я наяривал свою жену на глазах у всего народа!

Княгиня Дивомила горестно оглянулась на старую воеводшу Елинь Святославну, но старушка тоже могла лишь развести руками. Она-то знала своего упрямого сестрича с рождения и понимала, что убедить его не удастся. Мудрая женщина, воеводша догадывалась, в чем тут дело. Хотя была полностью согласна с молодой княгиней в том, что ради праздника Вешнее Макошье князюшка мог бы и потерпеть.

— Но пойми, этим обрядам три тысячи лет! Со Сварожьего веку так ведется! — убеждала его Дивомила. — А может, и поболее того. Кто мы такие, чтобы Свароговы установления ломать? Как на тебя народ посмотрит?! Скажут опять, что ты богов не чтишь, обычаи не уважаешь! Гнева богов начнут бояться и нас попрекать. Только-только все наладилось, слава Макоши. Ну, что тебе мешает?

— Я не собираюсь в этом участвовать. Земля давно вспахана и засеяна, всходы показались, что вам еще надо? Что посеяно, то и взойдет! Все эти старые глупости не по мне! Земля и без того родит. А я не собираюсь этим заниматься посреди чиста поля на глазах у всей толпы, средь бела дня!

— Но все же делают! — изумилась Дивляна, знавшая, что обряд зарода совершается каждой парой, мужем и женой, на их собственном поле, и так происходит уже не первую тысячу лет.

— Это только здесь. Да если бы я рассказал об этом в Корсуне, меня бы застыдили и обсмеяли!

— Ты правишь не в Корсуне, а в Киеве! Ты — князь, отец племени, ты должен отдавать богам и земле полную дань уважения, если не хочешь погубить и народ, и самого себя!

— Христианские народы не делают ничего подобного, и я не собираюсь! Христианские народы знают, что лишь единый Бог наделяет землю плодородием и вручает князю право на власть, и никому, кроме Бога, он ничем не обязан!

— Но здесь-то не у христианского народа!

Дивляна знала, что ее муж много лет назад дал клятвы верности богу чужих земель — Иисусу Христу, так его звали. Об этом боге она слышала и раньше: в Ладоге, где она выросла, нередко встречались христиане, варяги из разных земель, крестившиеся в основном ради удобства ведения своих торговых дел в христианских странах — Бретланде, Стране Франков, Стране Фризов. А князь Аскольд познакомился с греческой верой еще в юности, когда, потеряв отца, в возрасте пятнадцати лет остался князем и главой целого племени. Тогда ему потребовалось подтвердить договор, заключенный князем Диром незадолго до смерти, и в ходе переговоров он согласился признать греческого бога, чтобы приобрести дружбу и поддержку греков. От народа это держали в тайне: никакое племя не потерпит князя, отрекшегося от древних богов. Особенно тяжело пришлось бы Аскольду, сыну пришлого русина, который добился власти путем брака с Придиславой Святославной, младшей дочерью последнего полянского князя Святослава Всеволодовича. Поэтому он исполнял все нужные обряды, приносил жертвы и устраивал пиры, но сам тайком молился другому богу, доставая иногда из кошеля на поясе маленький золотой оберег в виде креста, украшенного красными лалами и жемчугом. Дивляна, впервые об этом узнав, была потрясена до глубины души и даже заплакала от страха. На какую защиту богов может рассчитывать племя, в котором князь отрекся от них?! Но поделать ничего было нельзя: Аскольд, с юных лет помня, что он здесь чужой, не чувствовал родства с богами полян, но не ближе были ему и древние боги северной родины отца, которую он никогда не видел. И что ему оставалось, кроме как выбрать своим покровителем греческого Иисуса? Тот ведь жалует своих приверженцев только за любовь и преданность к нему, не глядя на то, в какой стране они родились и к какому роду-племени принадлежат.

— Но ведь и отец твой, князь Дир, обряд зародный творил, — вставила Елинь Святославна.

— Да уж я знаю! Батюшка любезный щедро свое семя сеял, а я теперь урожай собирай! — Аскольд бросил взгляд на Ведицу — плод последнего Дирова «посева», родившуюся на свет в год его смерти; женив сына, Дир и сам не собирался уходить на покой.

А теперь Аскольд злился на отца, разнообразными подвигами которого его попрекали в собственном доме! Почти с тоской он вспоминал своих прежних жен, бесцветную Собигневу, которой ни до чего не было дела, и вздорную настырную Негораду. Они не требовали, чтобы он наделял землю плодородием, предаваясь с ними супружеской любви прямо посреди поля, на свежих ростках. И тогда он мог не опасаться, что княгиня, воплощение самой земли в глазах народа, однажды и вовсе оттеснит его от власти, потому что он станет лишним и для нее, и для народа! Даже как воевода он ей почти не нужен — для этого есть Белотур, его двоюродный брат, с которым у нее, как Аскольд давно подозревал, сложились не только родственные отношения!

— А если люди в твоей силе усомнятся? — Дивляна всплеснула руками в досаде на его упрямство. — Скажут, покинула ярь князюшку нашего… А какой же тогда князь!

— Одна у тебя ярь на уме! — гневно крикнул Аскольд. — Будто кобыла — где жеребец заржет, ты туда вприпрыжку! Тяжела уже, второе дитя носишь — а все тебе яри мало! А что до болтунов, то я… Я — князь полянский и сам решаю, что мне делать! Если бы эти люди лучше молились Богу, то им бы не понадобилось наяривать жен на полях, будто это им заменит пахоту!

Бледный от гнева Аскольд вышел. Дивляна опустилась на лавку и, не сдержавшись, заплакала. Дорожа домашним ладом, она старалась уклоняться от ссор с мужем, но теперь отступать ей было некуда, и нынешнее столкновение показало, как непримиримо настроен Аскольд, как мало он готов считаться и с ней, и со всем племенем, и с богами. Прежние случаи их несогласия она относила на счет его усталости или плохого настроения, но нынешний был слишком важным для причуд. Сейчас она со всей режущей ясностью осознала: ее муж живет в каком-то другом мире, где, похоже, никого больше нет, кроме него самого. Ведь она просит не для себя, а для всех полян, но Аскольд упрямится, отмахивается от того, что для нее и людей так важно. А значит… Ей казалось, земляной пол под ногами шатается, весь ее домашний мир готов рухнуть. Четыре года она выстраивала этот мир, зная: иной судьбы не дано и с этим человеком ей жить до самой смерти, и вот получалось, все напрасно, в руках одни обломки. И что впереди?