Король-Демон - Банч Кристофер - Страница 132

Дни сменяли друг друга в однообразной простоте. Первым делом надо очнуться от полудремы, в которой прошла ночь. Хорошо бы, если сосед собрал дров и развел костер, тогда можно будет натопить снегу и попить «чаю». А затем бери вещмешок, оружие и иди вперед, с трудом переставляя ноги, снова и снова, жадно глотая ртом воздух, следя за тем, чтобы не упасть. Шаг, другой, еще и еще. А потом привал в сумерках, ужин, состоящий из жалких крошек, которые ты наскреб вместе со своим товарищем, и выданной пайки. И наконец, надо найти место, защищенное от ветра, если повезет – поближе к костру, расстелить одеяло или парусину и опять забыться сном, нарушаемым кошмарами. А когда тебя пнут ногой, ты должен проснуться и нести дежурство или следить за костром, молясь о том, чтобы поскорее наступил рассвет. И так день за днем, снова и снова.

Времени было предостаточно, и я вспоминал прошлое, а затем занялся тем, в чем никогда не чувствовал уверенности: думать. Размышлять о том, кто я, почему я такой, хладнокровно перебирая бесконечную цепочку бедствий, начавшуюся с Каллио и тянущуюся до сих пор, и всевозможных катастроф, не прекращающихся с тех самых пор, как я помог императору Тенедосу захватить трон.

Я не мог поверить, что мы совершили что-то страшное, свергнув немощных дураков из Совета Десяти. Но почему после этого одна трагедия сменяет другую?

В памяти упорно всплывали вопросы, заданные Йонгом перед тем, как он исчез, и я тщетно пытался от них отмахнуться. Но поскольку мысли зацепиться было не за что, кроме как за грязный снег, в котором увязали мои ноги, и за ветер, дующий в спину и проникающий под лохмотья, я помимо своей воли думал над язвительными загадками бывшего трибуна.

И вдруг совершенно внезапно я нашел ответ, ответ, который на самом деле был очевиден. Отдельные части сложились в единое целое. Встали на свои места те факты, о которых Йонг даже не догадывался.

Я начал с той ночи, когда император предложил мне проникнуть в крепость Чардин Шера, разлить там некое снадобье и произнести магические слова, чтобы вызвать из подземной адской геенны страшного демона.

Тенедос сказал, что заклятие сработает, только если близкий ему человек по собственной воле совершит поступок, за который ему, скорее всего, придется заплатить своей жизнью. Разумеется, Тенедос имел в виду меня, и я, естественно, согласился.

Но это было еще не все. Тенедос сказал, что эта «сила» – я был уверен, что он говорил о чудовище, восставшем из-под горы, – потребует также другую плату. Я явственно услышал его слова: «Не спрашивай, какую цену нам придется заплатить, – она просто ужасна. К счастью, расплачиваться нам придется нескоро».

Плата. Жертва. Эти слова неотвязно лезли мне в голову. Меня передернуло от ужаса. В мыслях я изменил стране, которой служил.

Нет, напомнил я себе, ведь первую клятву верности, освещенную поколениями доблестных предков, я принес Нумантии. Да, потом я присягнул императору Тенедосу. Ну и пусть. Значит, я изменил только ему.

Я снова вернулся к вопросам Йонга.

Почему Тенедос тянул так долго, прежде чем сотворить заклятие, превратившее лес под Дабормидой в армию душителей? Почему он выжидал, а тем временем полки тяжелой кавалерии и разведчики Йонга бесполезно проливали свою кровь, снова и снова атакуя позиции каллианцев?

А что, если это заклятие также имело свою цену? Выраженную не в золоте и в поклонении, а в крови? Ну конечно же, с отвращением подумал я. Чем еще может рассчитываться за свои долги человек, во всеуслышание провозглашающий себя верным слугой Сайонджи-Разрушительницы?

Я вспомнил разговор, состоявшийся у меня в Полиситтарии с ученым-прорицателем Аримонди Хами в его тюремной камере. Я отчетливо услышал его голос. Хами, бывший близким другом Микаэла Янтлуса, придворного чародея Чардин Шера, спросил, как, по-моему, сможет ли один человек заплатить такую высокую цену за вызов демона, уничтожившего Янтлуса, Шера и крепость на вершине горы, в которой они укрывались.

Я также вспомнил, что, когда попытался заговорить с императором о предположении Хами, тот запретил мне упоминать эту тему. Да, была цена, которую Тенедос не мог обсуждать, по крайней мере, с человеком, считавшим его своим другом.

Цена... Я вспомнил, как беспокоился император, пытаясь оттянуть начало войны, а затем неизвестно откуда на Гермонассу обрушилась эпидемия чумы, забрала полмиллиона жизней и исчезла так же странно, как и появилась.

Кровь. Может ли кровь – много крови – насытить демона, заставить его делать то, что просит у него вызвавший его человек? Не в этом ли состоит величайшая тайна Лейша Тенедоса, которую он узнал во время своих дальних странствий, изучая черную магию?

Если его заклятия требуют крови, следует ли из этого, что император готов ради победы пожертвовать всем, в том числе и своей армией, чтобы напоить кровью огромного демона, восставшего из-под горы? Или чтобы напоить саму Сайонджи?

Неужели император должен постоянно приносить кровавые жертвы Разрушительнице, чтобы поддерживать свою власть, как магическую, так и земную?

Я вспомнил, что говорил мне Йонг, после того как Тенедос отверг наше предложение освободить майсирских крестьян.

Но почему же, в таком случае, одна катастрофа сменяет другую? Разве после стольких кровавых побоищ, после смерти и разрушений, принесенных в Майсир, богиня недовольна своим преданным слугой?

И снова из памяти всплыл голос Йонга, утверждавшего, что, когда Тенедос отказался освободить крестьян, натравив их на бывших господ, Сайонджи отвернулась от него. Разумеется, она с благодарностью принимала кровь убитых солдат. Но точно так же, как пьяница, сначала чувствующий признательность за угощение, вскоре начинает искренне верить, что его должны поить даром, богине разрушения захотелось большего: полного хаоса, братоубийственной войны.

А сейчас Тенедос пытается из последних сил вернуть расположение богини. Или все уже зашло слишком далеко и теперь его могущество основывается исключительно на крови и страданиях?

Но ведь я дал клятву помогать этому человеку во всех его начинаниях, насмешливо подсказывала мне память. Неужели из этого следует, что я должен помочь Тенедосу уничтожить Нумантию, если он того пожелает?

Хвала Ирису, ко мне обратился домициус Биканер с проблемой, требующей неотложного решения, и мне не пришлось отвечать на этот вопрос.

Пока не пришлось.

Теперь, поскольку мы спускались вниз, мы двигались гораздо быстрее. Клянусь, я уже чувствовал в воздухе благодатное тепло Нумантии. Но почти треть из тех, кто вышел со мной из Осви, погибли.

Я смотрел вниз на огромный храм и раскинувшуюся у его подножия деревушку, где в свое время нас накормили, где нам предоставили кров и дали выносливых зебу. Я вспомнил молодого Оратора, загадавшего мне загадку. Также я вспомнил страх и ненависть Йонга, думая о том, какие демонические заклятия могут встретить нас, шестьсот человек, которых, конечно же, никто здесь не ждет.

Но выбора у нас не было, и я отправился вперед в сопровождении Свальбарда и Курти, ломая голову над тем, какие слова помогут нам безопасно миновать эти места.

Однако, как оказалось, в словах не было необходимости. Если в первый раз храм предстал перед нами темным и зловещим, то сейчас он был расцвечен яркими огнями, и из него доносилась приятная музыка. Широкая каменная лестница, украшенная изваяниями сказочных чудовищ, вела вверх, к каменным воротам. После резкого замечания Йонга, сказавшего, что он ненавидит этих крестьян, храм и в особенности тех, кто, услышав «нашептывания какого-то оловянного божка, возомнили, что их приняли в его ублюдочную семью», я должен бы испытывать страх и благоговейный трепет. Я также вспомнил рассказ кейтянина про то, как его с тремя товарищами, раненных, не пустил в деревню отец нынешнего Оратора.

При моем приближении ворота распахнулись, и я понял, что они сделаны не из камня, так как в этом случае они не могли бы двигаться так плавно и легко. Мне навстречу вышел мужчина, рослый и широкоплечий, но уже в годах, с бородой и волосами по пояс, еще не тронутыми сединой, развевающимися на ветру подобно черному шелку. Его лицо показалось мне знакомым, но я прогнал эту мысль как невозможную.