Христианство в Китае: история и современность - Дацышен Владимир Григорьевич - Страница 6

Одним из самых выдающихся иезуитских миссионеров, чья деятельность пришлась на период правления знаменитого китайского императора Канси, был фламандец Фердинанд Вербист [124]. Он прибыл в Китай в 1658 году, после непродолжительного пребывания в тюрьме победил в конкурсе на составление календаря [125]. Вербист преподавал китайскому императору астрономию, математику, философию и музыку, принимал активное участие в составлении карт Китая, написал для китайцев учебник по географии и истории Европы («Куньюй тушо мулу»), помог наладить производство новых легких пушек[126]. Миссионер переводил на китайский язык Аристотеля, надеясь, что император включит западную философию в экзамены. Представленная им в 1683 г. работа называлась «Цюн ли сюэ» («Учение об исчерпании принципов»). Но Канси отверг это предложение и приказал уничтожить тексты. Через несколько дней после смерти Ф. Вербиста в Пекин прибыл иезуитский миссионер Жербийон[127], который занял место и продолжил дело своего выдающегося предшественника[128]. Подтверждением успешной деятельности миссионеров при Пекинском дворе явился так называемый императорский эдикт о веротерпимости 1692 года, разрешавший китайцам принимать христианство[129].

Несмотря на то, что китайцев интересовали только научные знания, а их власти допускали в Китай лишь тех миссионеров, кому находилась определенная должность, почти все иезуиты уделяли внимание и собственно миссионерской деятельности[130]. Переводами большого числа богословской литературы на китайской язык и установлением в Пекине праздника, связанного с почитанием Святого Сердца Иисуса Христа, известен картограф и историк француз Ж. — Ф. Майя[131]. Вопросами истории распространения христианства в Китае занимался немец–иезуит Штумпф[132]. Получил известность католический катехизис («Тяньшэн хуй кэ» — «Беседы в собрании Ангелов»), написанный для китайцев итальянским иезуитом Ф. Бранкати[133].

В XVII‑XVIII веках миссионеры перевели на китайский язык и издали в Пекине 67 европейских книг. Они познакомили китайцев с европейской нотной грамотой, европейской военной наукой, устройством механических часов и технологией изготовления современного огнестрельного оружия. Иезуиты во главе с Режи[134] в XVIII веке участвовали в составлении большой карты Китайской империи, изданной в 1719 году. По приказу императора в 1705 г. миссионерами был составлен точный план Пекина и его окрестностей. Даже в области изобразительного искусства миссионеры смогли оставить заметный след, создать новые стили, соединяющие европейский реализм с китайской традицией. Например, Джузеппе Кастильоне (Лан Шинин), проживший в Пекине с 1715 по 1766 год, пользовался большим авторитетом как художник и у китайских императоров, и у китайских живописцев, которым давал уроки[135]. В качестве придворного художника в Пекин был отправлен и знаменитый итальянский миссионер Маттео Рипа.

Наставником императора Цяньлуна по вопросам европейской науки был француз–иезуит Жан–Жозеф–Мари Амио[136], прибывший в Пекин в 1751 году. Через его переводы европейцы познакомились с «Уставом шаманской службы маньчжур», литературными трудами китайских императоров, работами Сунь–цзы и др.

Цинский двор активно привлекал миссионеров к международным делам [137], латинский язык выполнял функцию языка дипломатии на Дальнем Востоке. Четверо живших в Пекине иезуитов (Шалль, Буглио, Магалхэнс, Валеа) оказались в центре дипломатических интриг, когда в 1656 г. в Пекин прибыли русское и голландское посольства[138]. Доверенным переводчиком на переговорах 1676 г. с Н. Г. Спафарием был сам Ф. Вербист. Иезуиты и в 70–х годах XVII века симпатизировали России, сообщали о планах китайцев силой решить спорные вопросы на Амуре[139]. Российско–китайские переговоры об урегулировании конфликта на Амуре велись с участием иезуитов. В качестве главного советника и переводчика китайского правительства на переговорах с Российским государством был португалец Томас Перейра[140], с 1673 г. и до конца своей жизни живший в Пекине. Основной текст Нерчинского договора 1689 г. был составлен на латинском языке. Непременным участником всех китайско–российских переговоров во времена Канси был француз–иезуит Паррени. Переводчиком на переговорах с Л. В. Измайловым был будущий президент Математического трибунала и вице–президент Палаты церемоний немец–иезуит Кеглер[141]. Латинский язык использовался при составлении документов во время работ по пограничному размежеванию в 1727 году. Одной из первых книг, привезенных из Китая в Петербург, был латинско–китайский словарь, купленный у католических миссионеров. Функции переводчика при ведении официальной переписки цинского двора с Россией во второй половине XVIII века выполнял преподаватель астрономии в Пекине француз–иезуит Дольер[142].

В XVI‑XVIII веках иезуиты выступали в роли толкователей конфуцианства, что представлялось в Китае основой учености. Во многом именно они «подняли на щит» Конфуция, сделав его «создателем» учения, получившего на Западе название «конфуцианство»[143]. Иезуиты полагали, что первоначальный монотеизм шел от «дарователя Закона» Фуси. Конфуций представлялся мудрецом, попытавшимся очистить от ересей и язычества истинное «конфуцианство», «Древний Закон», якобы сохранившийся в виде символов в «И цзине». Миссионеры противопоставляли конфуцианство «ложным сектам» — даосизму и буддизму. В среде иезуитов сформировалась оригинальная по степени своей радикальности школа «фигуралистов» [144]. Основателем школы стал Жоакен Бувэ [145], наиболее известными деятелями были Джозеф де Премар [146] и Жан Франсуа Фукэ [147]. Французские иезуиты в доказательство тезиса об изначальном знакомстве китайцев с Божественным Откровением, нашли в китайских классических текстах «фигуры» библейских патриархов и событий [148]. Фигуралисты считали китайские иероглифы чистыми образцами подлинных идей [149]. Подобные взгляды пропагандировались и китайцами–христианами, находившими христианские догмы в «И цзине», в других древних книгах и мифах. Китайские ученые связывали разрыв западной и китайской научно–религиозных традиций отчасти с сожжением книг в III веке до н. э. императором Цинь Шихуанди. По мнению китайцевхристиан, «сон императора Минди» [150] был связан не с буддизмом, а с проповедью Евангелия апостола Фомы в Индии. «Протофигуралист» Шао Фучжун доказывал, что в основе католицизма лежал канон «И цзин». Католик Ли Цзубай в XVII веке в своей работе «Очерк передачи Небесного учения» пришел к выводу, что китайцы являются потомками выходцев из Иудеи, которых на новую землю привел вождь Фуси.