Имперский колдун - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 57

Впрочем, после долгого размышления решил – а чем люди отличаются от однорогов? Они-то что делают? Едят, спят, размножаются. Не все люди делают только это? Тогда пусть покажут тех, кто этого не делает! Создают инструменты, одежду, обувь, пишут научные труды? А зачем? Чтобы есть, спать, размножаться было удобнее. И тогда как можно упрекать однорогов, что они занимаются тем же самым, только не создавая орудий труда? Чем они хуже или глупее людей?

Илар уснул уже под утро, как и Анара, разгоряченная «прощанием». Никогда еще их любовные ласки не были такими нежными и… приятными. Видимо, понимание того, что этих ласк может не быть вовсе, придало им особый вкус, вкус расставания, вкус ожидания утраты.

Впрочем, Илар, при своей юношеской самонадеянности, не верил, что все может закончиться трагически. Это было бы глупо, решил он. Но потом задумался: «А глупо ли?»

Для умудренных опытом, рассудительных людей – глупо. А для молодых, горячих, тех, кто готов броситься за друга в огонь и воду? Увы, после достижения определенного возраста многие люди начинают понимать, что дружба и любовь преходящи, а главным в мире являются деньги, власть, а еще – ты сам, любимый, главный на свете. Любить себя – что может быть правильнее? И только немного жаль себя потерянного, того, что хотел изменить мир и верил, что друг – навсегда друг…

Их взяли ранним утром, когда солнце еще не поднялось над горизонтом и в лесу было темно, как ночью.

Первым поднял тревогу Быстрик – он трубно заревел, опуская к земле острый, как пика, рог, взрыл землю мощными когтистыми лапами и встал перед Иларом и Анарой, защищая их грудью, не позволяя приблизиться на расстояние десяти шагов. Он бросался на всех, кто пытался подойти ближе, мелькая, как серебристая молния, уворачиваясь от копий, и только когда в него вонзились две стрелы, пронзив загривок и лапу, да после приказа Илара, однорог перескочил через нападавших, сделав немыслимый прыжок, и умчался в джунгли, оставив за спиной четырех покалеченных бойцов в порванных доспехах и стольких же, оглушенных ментальным ударом.

Биргаз продержался меньшее время – он отбивался своим огромным мечом, свалил двух и ранил трех, в конце концов получил удар копьем в бедро, упал на колено, и на него набросили сеть. Через пять минут он был связан так, что не мог и шевельнуться.

Даран успел запустить снаряд из пращи, свалил одного нападавшего, прежде чем его оглушили кулаком и, связав руки, забросили на лошадь.

Легана не сопротивлялась, она спокойно дала себя связать и во время сражения тихо стояла, мрачно глядя, как вяжут Илара.

Анару не тронули, к ней подошел молодой представитель древней расы, и, после того как они перебросились несколькими словами, Анара пошла следом за ним в середине процессии, состоявшей из Илара, Биргаза, Леганы и пяти десятков бойцов разного возраста и пола. В империи хоть и не возражали против того, чтобы женщина становилась воином, но это и не приветствовалось. На государственную службу, например в стражники, женщин не брали. Нанимали их частным образом в качестве шпионок и агентов.

Устаму погрузили на лошадь, и, как все эти дни, она ехала безмолвным мешком, тихая, будто мертвая, исхудавшая за время путешествия. Ее с самого начала везли закутанной в сеть, прикрывая от солнца легкой тканью, – к телу должен проходить воздух…

Илар тоже не сопротивлялся. Ему связали руки и повели со всеми пленниками, впереди Биргаза и позади Леганы. Весь путь до места Илар смотрел в спину шаманке, и ему казалось, что даже спина Леганы выражает неодобрение его действиям. Завел всех в западню…

Как чувствовал себя Илар в качестве пленника? Ну как может чувствовать себя человек, у которого связаны руки, а с боков идут люди с копьями и мечами? Неприятно ему было. И больно. Негодники связали руки слишком крепко, и у Илара болели запястья. Оставалось только надеяться, что идти до поселения не очень далеко и за это время руки не распухнут. А если распухнут – их вылечат. Анара вылечит.

Больно, плохо, страшно… а в голове ликующий голос – не нужно теперь красться за Анарой! Не нужно ее обманывать! Он идет с ней! И все будет хорошо! Потому что по-другому быть не может! Он же хороший, а с хорошими не может случиться ничего плохого… наверное.

Быстрика жалко. Как он теперь? Раненый, с торчащими стрелами… хорошо, что послушался и удрал. Могучий, быстрый…

Все бойцы, напавшие на них, – обычные люди. Сильные, упитанные, хорошо вооруженные. Исполнительные – до смешного. Стоит представителю древней расы только кивнуть – боец бежит, будто его шилом в зад кольнули, чуть не падает от усердия, словно мальчишка, польщенный просьбой очень уважаемого человека.

Лица спокойные, безмятежные… счастливые. Нет никаких попыток отомстить за ранение и гибель товарищей. Да и товарищей ли? Между собой не разговаривают, следят, чтобы пленники не убежали. Зорко следят: стоило забыться и сделать шаг с тропы, тут же толчок древком копья – не больно, но чувствительно. Все чем-то похожи друг на друга, хотя среди них и темнокожие, и светловолосые. Они… одинаковые. Пустые. И даже аура у них какая-то необычная – желтоватая, как гной.

Город, если так можно назвать поселение древних, открылся сразу, после того как караван прошел через узкое ущелье, похожее на разрез в толстом пироге.

Илар заметил, что наверху, на площадках, выдолбленных в стенах ущелья, стоят наблюдатели – вероятно лучники. Прикинул – при желании небольшой отряд лучников мог закупорить каменную щель, забив ее трупами. А ведь кроме стрел были еще и камни, уложенные на краю площадок, – каждый из них мог убить два-три человека за раз, прокатившись через строй, – укрыться негде. И везде стоят только люди. Среди бойцов нет ни одного существа древней расы. Не дело великих стоять на страже с луком в руках…

Илар вначале не понял, что это город, хотя городом в привычном понимании слова назвать это поселение было трудно, – оно походило на рощу, в которой деревья являлись домами.

Здесь росли в основном огромные деревья. Их соединили между собой дорогами, сплетающими зеленые гиганты в единое целое. Впрочем, были и обычные хижины – у подножия деревьев, но их было немного, домов семьдесят, не больше. Кто в них жил, догадаться несложно – обитатели хижин сновали туда-сюда, что-то перевозили на тележках. Что именно перевозили, издалека рассмотреть было трудно, а когда подошли поближе, стало не до тележек. Все мысли заняли дома-деревья, уходящие вверх так высоко, что верхушки Илар рассмотреть не мог, как ни старался.

Их не повели наверх, караван продолжил движение среди неохватных стволов, и через некоторое время пленники вышли на большую площадку – на что-то вроде луга, покрытого изумрудной травой. По краям площадки благоухали цветы, самые красивые из всех цветов, что видел в своей жизни Илар. Алые, белые, желтые, разноцветные – от них рябило в глазах, а запах был таков, что на секунду показалось, будто попал в лавку, торгующую дорогими притираниями и благовониями для богатых дам столицы. Запах пьянил, ударял в голову, как хорошее старое вино, и колдуну пришлось собрать все свои силы, чтобы противиться дурманящему аромату. Илар даже подумал о том, что цветы здесь именно для того, чтобы успокоить пришедших, воздействовать на их сознание, с тем чтобы обитателям лесного города было легче поработить волю пришельцев.

У самого края луга, или поляны, протянулся пруд, в котором тоже росли цветы, – водяные. Вероятно, и они пахли, но пруд находился слишком далеко, чтобы ощутить запах. Вид этих цветов поражал – в огромных венчиках мог уместиться ребенок чуть поменьше Дарана, листья водных растений, такие же громадные, вольготно лежали на прозрачной воде, в которой мелькали разноцветные рыбы. Рыбы высовывали жадные толстогубые рты в воздух и чмокали, будто жаждали поцелуя от тех, кто стоял и сидел на берегу.

Но сидящие на берегу в резных креслах, так же как и стоящие у воды, не обращали внимания ни на красоту вокруг, ни на рыб, всплескивающих радужными хвостами. Их внимание было приковано к каравану, появившемуся на краю поляны.