Я клянусь тебе в вечной верности - Сакрытина Мария - Страница 3

Тогда я надолго уяснил, что встречи с небожителями хорошо для простых людей не заканчиваются – как в общем-то и встречи с лордами.

Беседка была огромной и занимала всю лужайку вокруг фонтана в виде какой-то полураздетой девицы, сжимающей в объятиях обалдевшую рыбину с выпученными глазами и распахнутым ртом. Вода звенящими струями стекала изо рта рыбины в медную чашу, украшенную по бокам финтифлюшками в виде тех загогулин, что я всё ещё тащил на подносе.

У фонтана на плетёных стульях-качалках сидели два лорда в шикарных одеждах с таким количеством всяких блестящих штук, что девушки бы, наверное, от зависти удавились. Лорды спорили: тот, что постарше, всё качал головой и повторял одну и ту же фразу на высоком мальтийском, а тот, что помоложе, увлечённо что-то доказывал и так яростно улыбался, будто хотел улыбкой прибить собеседника на месте. И откуда-то доносились музыка и трещание местных высокомерных птиц.

Но стоило нам появиться у входа, как словно по команде наступила тишина – музыкант замолчал, птицы замолчали и даже спорщики замолчали и дружно повернулись к нам. Только фонтан продолжал радостно журчать, подкидывая серебристые струи к увитому виноградом потолку беседки.

–?Лизетта? – выдохнул наконец тот, что помладше, изумлённо глядя на небожительницу. – Что случилось?

Девочка упрямо подтащила меня поближе и, обличительно ткнув пальцем и попав в поднос, который я выставил на манер щита, заявила: «А он не верит, что ты хороший».

На мгновение снова настала тишина, пока тот, что постарше – граф, очевидно, – не рассмеялся, переводя взгляд с меня на девочку.

Принц, вскинув брови, тоже улыбнулся и поманил девочку к себе.

–?Лизетта, милая. Почему ты с… ним, а не с леди Брижит и Анетт?

–?Потому что я хочу играть с ним! – объявила небожительница, умоляюще глядя на принца и всё ещё не отпуская моей руки. – Он добрый, хороший, а они…

«Они» не нашли ничего лучше, как явиться именно сейчас в компании решительно настроенных горничных и ключницы. И, завидев меня, тут же заревели:

–?Это он! Он! Папа-а-а-а! Накажите его! Он наши платья испортил! Выпорите его-о-о!

Помню, лорды смеялись – что граф, глядя на красных от гнева барышень, что принц, поймавший небожительницу и пытавшийся ей сквозь смех что-то шептать на ухо.

Небожительница вырывалась, глядя, как меня волокут прочь с лужайки. Её синие жалостливые глаза я помнил потом ещё долго.

После того случая в саду я долго не вставал. Тяжёлая рука оказалась у ключницы, хлеще, чем у нашей хозяйки, хотя та уж бабища была до того мощная, что как вдарит – мало не покажется. Но ей нас до полусмерти бить было не выгодно, а тут – нанимательница, разве что штраф заплатит, для неё, видать, не большой.

Я бредил то ли от боли, то ли от голода. У нас же как: кто не работает, тот не ест. А много я лёжа наработаю? Вот и сидел на голодном пайке. Плохо было.

В бреду образ девочки-небожительницы окончательно перешёл в разряд «того, чего не было и быть не могло», ибо в моей обычной жизни такое и впрямь не случалось. Так глоток воды в жару: раз – и опять пить хочется, и всё равно нестерпимо жарко.

Болел я долго. Считать тогда ещё не умел, так что… долго. Помню, ко мне даже хозяйка приходила, лапищу свою на лоб клала, щупала. Это она не от доброты душевной, нет – просто смотрела, выживу или окочурюсь. А может, лучше мне помочь? Окочуриться. Мне страшно было – жуть. Кто станет держать бесполезного сиротку? Да никто. Убивать-то тоже не станут – вынесут в подворотню, а там я в лучшем случае от холода загнусь. И довольно быстро.

Может, от страха я и поправился. А ещё Малыш Жак таскал мне свою порцию еды украдкой, чтобы хозяйка и её две дылды-дочери не заметили. Жак сам рисковал в подворотне оказаться, но меня кормил: должок за ним был. Малыш отлично понимал, что, если меня не будет, никто его от старшей своры не защитит и не спрячет. Кому он нужен – угловатый, тощий, вечно с текущим носом, ниже всех нас на голову? Вот и били все, кому не лень. А у меня рука на такую козявку не поднималась, зато у десятилетки Ника – очень даже. Я как-то и вступился, просто чтобы Нику в морду дать. Ну а Жак тогда, видно, решил, что мы с ним теперь друзья, и носил мне потом мокрые тряпки на лоб и перевязки. Заботился. И моё угрюмое бурчание его не спугнуло, так что друзьями мы и впрямь, можно сказать, стали. Точнее, он за мной как хвостик бегал, ну а вместе нас почти не трогали.

Теперь он мне жизнь спасал, и я был благодарен – впору Великой Матери молиться, что наделила меня, хм, милосердием, которое сторицей вернулось. Правда, не как храмовники рассказывают в своих проповедях, ну да у нас, черни, всё не так.

Когда я смог стоять – но не настолько, чтобы не держаться за стены, – хозяйка отрядила меня дочкам в помощь для уборки. Остальных приютских на день-два обычно нанимали – кого в конюшни, кого в трактир, кого к мастерам для чёрных работ. Детский труд стоил гроши, так что недостатка в нанимателях обычно не было. Но полуживого меня вряд ли бы кто взял, потому хозяйка и предлагать не стала. Однако считала, что деньги лорда де Триста, которому принадлежал приют, мы все должны отрабатывать. Честно говоря, уверен, отрабатывали мы даже с процентами, пусть и платили нам гроши. Хотя не думаю, что сиятельный лорд сильно на нас обогатился. Просто среди благородных модно было давать деньги на благотворительность. А уж если они что-то взамен получали – так это не считалось.

Барак у нас был большой – по крайней мере, мне тогда казался большим. Дочки хозяйкины, как обычно, скинули на меня основную работу – уборка всегда наказание, так что скинуть её было на кого. В тот раз, вот, мне не повезло.

Мытьё полов – ещё ничего, ползать я мог. Колени, правда, до крови стёр – так и ну их, не впервой. И руки окоченели, но их я старался беречь, знал уже, как с тряпкой управиться, чтобы мозолей лишних не посадить. А то как потом работать больными руками?

Но подметание двора стало подлинной пыткой – меня заносило вместе с метлой в обнимку как пьяного. И если на моей физиономии ещё осталось свободное от синяков место, ручка метлы доделала то, что не успела ключница.

Под конец сволочная метла и вовсе улетела куда-то, где я её и не видел – перед глазами и так всё расплывалось. Но поплёлся-пополз поднимать – если всю работу не сделаю, еды мне сегодня не видать. А если есть не буду, фиг поправлюсь.

Ручка метлы наконец ткнулась в руку, я её сжал – пальцы нещадно дрожали. И только тогда разобрал сквозь шум в ушах недовольный голос:

–?Охренел, идиот малолетний, ты куда лезешь?! Жить надоело?!

И тяжёлые копыта, которые я как-то умудрился не заметить, опустились в локте от меня.

Прижимая норовящую вырваться, жутко мешающую метлу, я пополз (слишком медленно) в сторону, когда чья-то кожаная перчатка с богатой золотой вышивкой схватила меня за подбородок.

–?Это кто тебя так отделал? – поинтересовался тот же голос, а рука в перчатке потянула вверх.

Метлу я снова выронил, но встал, покачиваясь. Больше всего было жаль, что снова придётся эту мерзкую дуру ловить, а её ещё и найти в тумане надо…

–?Что у тебя с глазами? – неожиданно спросил голос, а перчатка принялась ощупывать левую сторону моего лица.

Я глотнул морозный воздух.

–?Не знаю, м’лорд.

–?И за что тебя так? – перчатка всё не отпускала, а я чувствовал, что ещё чуть-чуть и грохнусь «м’лорду» прямо под ноги. Точнее, под копыта его лошади. Да, а сапоги у господина, наверное, дорогие, из кожи с бахромой – как у принца с графом…

Он ждал, и я прохрипел, старательно выговаривая слова:

–?Я плохо себя вёл, м’лорд, – лорды не любят, когда с ними общаются на языке черни, хотя и ждут этого от нас.

Мой подбородок принялись вертеть, так что туман перед глазами заколебался, плывя то туда, то сюда.

–?Плохо, говоришь? И что же ты сделал? Вазу разбил? Хотя какие тут, бездна забери, вазы…

Держась из последних сил, я пожал плечами. Не, нет у нас этих, ваз – кстати, что это? И чего он ко мне прицепился? Сейчас меня стошнит на его прекрасные сапоги, и будет мне новая порка.