Уличный кот по имени Боб. Как человек и кот обрели надежду на улицах Лондона - Боуэн Джеймс - Страница 22

Я едва успел взять в руки гитару, как возле нас затормозил фургон транспортной полиции. Трое полицейских выскочили из машины и направились прямиком ко мне.

— Чего это они? — спросил Дилан.

— Понятия не имею. Наверное, как обычно, попросят убраться, — пожал я плечами, уверенный, что все пройдет по стандартной схеме: полицейские скажут, что здесь играть нельзя, я попрошу прощения и пообещаю уйти, после чего они уедут.

Но я ошибался.

— Так, ты едешь с нами, — сказал один из полицейских, указывая на меня.

— Зачем это? — опешил я.

— Мы арестовываем тебя по подозрению в нарушении общественного порядка.

— Что? Какое нарушение, вы о чем вообще…

Они схватили меня прежде, чем я успел закончить предложение. Один зачитал мои права, другой защелкнул наручники.

— В участке объясним. Давай забирайся в машину, а то хуже будет, — пригрозили мне.

— Но как же мой кот? — в отчаянии спросил я, кивая на Боба.

— Ничего, у нас есть несколько собачьих будок, посидит в одной из них, — зловеще улыбнулся полицейский. — Если, конечно, кто-нибудь не позаботится о нем, пока ты будешь в участке.

У меня голова пошла кругом от происходящего. Я не знал, что делать. А потом вспомнил про Дилана. Он держался в стороне и всем своим видом показывал, что проблемы с полицией ему сейчас нужны меньше всего.

— Дилан, ты присмотришь за Бобом? — крикнул я. — Отведи его домой. Ключи у меня в рюкзаке.

Он кивнул и пошел за котом. Я видел, как он взял рыжего на руки и принялся успокаивать. Я заметил, что Боб жутко напуган — он не понимал, что происходит с его хозяином. Через закрытое решеткой окно фургона я смотрел на Дилана и Боба, пока мы не свернули за угол.

Меня везли в полицейский участок. Я понятия не имел, что со мной будет.

Через некоторое время мы прибыли на место. Я выложил все вещи из карманов, ответил на кучу вопросов, после чего меня отвели в камеру и приказали ждать, пока не придет офицер. Я сидел, тоскливо разглядывая решетку и исписанные граффити стены; от пола несло застарелой мочой, и этот запах возвращал к жизни не самые приятные воспоминания. Я не в первый раз оказывался в руках полиции: раньше меня арестовывали за мелкое воровство. Если вы живете на улице или сидите на игле (ну или и то и другое сразу, как в моем случае), вы, как правило, пытаетесь найти легкий способ заработать. Скажу вам честно, нет ничего легче, чем красть в магазинах. Я специализировался на мясе. Стейки. Ножки ягненка. Окорока. Никакой курицы — она слишком дешево стоит. Я крал только самое дорогое мясо. И продавал за полцены. Это максимум, на что вы можете рассчитывать в барах (те нередко скупают краденые товары, и все об этом знают).

Я начал воровать в 2001 или 2002 году; до этого я в основном просил милостыню. А до этого проходил курс лечения метадоном. Я почти избавился от зависимости, но снова сел на иглу, потому что у меня наступила черная полоса: я жил в каком-то ужасном месте, где все принимали наркотики, что, конечно, способствовало возвращению к дурным привычкам.

До сих пор помню, как меня арестовали в первый раз. Это случилось в супермаркете Marks & Spencer в районе Айлингтон. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, я старался одеваться как можно опрятнее и даже завязывал волосы в хвост; мне казалось, что я похож на почтальона, который заглянул в магазин по пути с работы, чтобы купить себе что-нибудь ужин или бутылку молока. Когда речь заходит о мелком воровстве, внешность решает все. Тут главное с умом подойти к делу. Если бы я зашел в супермаркет с рюкзаком или большим пакетом, у меня не было бы никаких шансов. Я же приходил с узнаваемой красной сумкой с желтой полосой, на которой было написано: «Королевская почта». Сейчас-то все иначе, но в то время люди доверяли почтальонам. Или тем, кто выдавал себя за них.

Но в конце концов меня все равно поймали. И в красной сумке нашли мяса на сто двадцать фунтов.

Меня отвезли в участок и сразу обязали выплатить штраф восемь фунтов за мелкое воровство. Мне повезло, что я попался в первый раз. Конечно, после этого я не остановился. Я был наркоманом, помните? Я сидел на героине, иногда перебивался крэком. Мне необходимо было воровать. Когда не можешь жить без наркотиков, приходится рисковать. У тебя нет выбора.

Да, паршиво сидеть за решеткой. Начинаешь жалеть себя, но ничего в своей жизни менять не собираешься. Чтобы вернуться на свободу, начинаешь врать, но тебе никто не верит. Кивают, иногда даже плечами сочувственно пожимают, но не верят. Такова цена за то, что ты оказался в самом низу.

Вот почему я так ценил возможность играть на улице. Это был почти законный способ зарабатывать на жизнь. Благодаря гитаре я держался на плаву. И все равно снова угодил за решетку. Это был настоящий удар под дых.

Я просидел в камере примерно полчаса, когда дверь внезапно открылась, и полицейский в белой рубашке приказал мне выйти.

— Давай, давай, — торопил он.

— Куда вы меня ведете? — спросил я.

— Сейчас узнаешь.

Меня привели в комнату с голыми стенами, посреди которой стояли стол и несколько пластиковых стульев. На них уже сидели несколько полицейских. Честно говоря, вид у них был откровенно скучающий. И тем не менее один из них принялся задавать мне вопросы:

— Где вы были вчера вечером, примерно в половине седьмого?

— Играл на гитаре на Ковент-Гарден.

— Где именно?

— На углу Джеймс-стрит, напротив выхода из метро, — честно ответил я.

— Вы заходили в метро в тот вечер? — хмуро спросил полицейский.

— Нет, я никогда туда не захожу, — сказал я. — я езжу на автобусе.

— Тогда почему по меньшей мере два человека утверждают, что видели вас на территории станции, где вы оскорбили кассира и плюнули в нее?

— Понятия не имею! — ошеломленно воскликнул я.

— Эти люди видели, как вы поднялись на эскалаторе и попытались пройти через турникет без билета.

— Как я и сказал, это не мог быть я, — я продолжал настаивать на своем.

— И когда вас попытались остановить, вы принялись оскорблять служащую метро, — не унимался полицейский.

У меня хватило сил лишь на то, чтобы обескураженно покачать головой. Казалось, будто мне снится дурной сон.

— После этого вас отвели к кассе и попросили купить билет, — продолжал офицер. — Вы сделали это — против вашей воли, естественно, — и после этого плюнули в окошко кассы.

Все, с меня довольно!

— Послушайте, это чушь, — сказал я. — Я сказал, что вчера вечером не заходил в метро. Я никогда там не бываю. Я не пользуюсь метро. Мы с котом ездим на автобусе.

Полицейские посмотрели на меня так, будто большей бессмыслицы они в жизни не слышали. После этого они спросили, не хочу ли я написать заявление. Я написал, что весь вечер играл на гитаре у метро. Я знал, что записи камеры наблюдения могут это подтвердить. Но где-то в глубине сознания уже начинали шевелиться параноидальные мысли. А что, если все это подстроено? Что, если полицейские уже успели подделать записи или вообще их уничтожили? Что, если дело дойдет до суда, и тогда против меня будут свидетельствовать честные труженики лондонского метро, и мое слово ничего не будет стоить?

Как ни странно, в этой ситуации больше всего меня волновало, что будет с Бобом. Кто присмотрит за ним, если я окажусь в тюрьме? Приживется ли он у новых хозяев или вернется на улицу? И что случится с ним там? От этих мыслей становилось только хуже, но я ничего не мог с собой поделать…

Понятия не имею, сколько меня продержали в участке. Наверное, несколько часов — я потерял счет времени, а окон в камере не было, так что я даже не знал, день на дворе или ночь. В конце концов ко мне зашла женщина-полицейский в сопровождении угрюмого коллеги.

— Я должна сделать ДНК-тест, — сказала она.

Ее спутник тем временем стоял в углу, сложив руки на груди и не сводя с меня тяжелого взгляда.

— Хорошо, — ответил я, стараясь не обращать на него внимания. Терять мне все равно нечего. — Что я должен делать? — спросил я у женщины.