За спичками. Воскресший из мертвых - Лассила Майю - Страница 4

— Вот о чем я подумал — раз ты все равно идешь к Хювяринену, так уж ты бы тово… поговорил бы заодно насчет его дочки… Поскольку ты стараешься мне ее всучить…

— Поговорить-то, конечно, можно… Да только какой же из меня сват? — уклончиво пообещал Антти.

Юсси тотчас ответил:

— Попытка не пытка, спрос не беда. Сам-то я, конечно, не так уж заинтересован в этом деле, но раз тебе так хочется, то что же делать, ладно, поговори…

Теперь уж Антти перешел к защите. Он возразил:

— Позволь, да я и не думал ничего такого. Просто так, к слову пришлась эта самая дочка Хювяринена. Просто, я говорю, бабы судачили и хвалили ее, как очень старательную работницу.

В общем, они договорились. Юсси протянул другу свой кисет с табаком и сказал:

— Возьми моего табачку.

И когда Антти набил свою трубку, Юсси добавил:

— Ты бы зашел потом сказать, если она согласится. И тогда мы с тобой съездили бы в Йоки купить свадебные подарки и там чего-нибудь такого повкусней.

На это Антти согласился.

— Зайти-то, конечно, можно… Чересседельник у тебя ослаб, — добавил он тотчас, подтягивая отвисший ремень сбруи.

Антти Ихалайнен дошел до проулка, где проживал Хювяринен. И тут он остановился, прислонился к забору и стал подсчитывать стоги ржи, бормоча:

— Никак шесть стогов ржи у этого Хювяринена?

Удостоверившись в этом, он направился к дому.

Во дворе, на стене амбара, висела новая дуга. Антти стал тщательно осматривать ее, приговаривая:

— Трещины на самом сгибе… Должно быть, плохо распарили ее, прежде чем согнуть… Но внутри-то она как будто ничего себе, крепкая…

Тут все окошко избы заполнилось детскими головенками. Дело в том, что на попечении у Хювяринена осталось шесть малых внучат после смерти их отца и матери.

Одна из девочек крикнула:

— Ихалайнен идет!

— Это какой Ихалайнен, из Мурто? — спросил старик Хювяринен, строгавший полозья для саней.

Девочка пояснила:

— Тот, у которого нос большой… как у Юсси Ватанена…

— Ах, так это он идет! — промолвила хозяйка.

Еще раз осмотрев дугу, Антти подошел к лестнице. И тут он вспомнил, какой он значительный гость. Это заставило его выпрямиться. Захотелось даже немного пообчиститься. Он высморкался в пальцы и обтер свои руки о голенище. Затем, слегка почистив сапоги травой, вошел в дом.

Он сел на лавку, откашлялся и почувствовал себя как дома. Потом, вспомнив, что надо поздороваться, спросил Хювяринена:

— Где же ты нашел черемуху для своей дуги?

— Случайно увидел ее на поле у Матикайнена, — ответил хозяин и в свою очередь спросил:

— Ну что новенького у вас в Мурто?

— Ничего особенного, — сказал Антти. — Небольшие дожди прошли…

Хозяйка спросила:

— Как поживает Анна-Лийса, здорова?

Разжигая свою трубку, Антти сказал:

— Особенно она не жаловалась ни на что… Вот собирается лен трепать…

— Ах, уже собирается лен трепать… Много ли снопов у вас в этом году? — спросила хозяйка, и Антти ответил ей:

— Да, пожалуй, на два снопа больше, чем в прошлом году.

— Вот как! На два снопа больше?

— На два.

Помолчали. Хювяринен строгал полозья, Антти же обдумывал, как начать сватовство. Он уже было нашел нужное начало, однако Хювяринен сбил его, сказав:

— Тут в ящичке есть мой табачок. Зачем ты своим набил трубку?

— Неважно, — пробурчал Антти и снова углубился в раздумье — как начать сватовство.

Наступило молчание, еще более продолжительное, чем раньше. Дети шумели. Хозяйка стала унимать их:

— Ребята, сидите тихо, как полагается при гостях.

Потом хозяйка, сев за прялку, пустила ее в ход, и толстая пряжа стала накручиваться на катушку.

Сидели, строгали и пряли. Посасывая свою трубку и отплевываясь, Антти все еще обдумывал, как бы ему начать разговор о сватовстве. Однако не так-то было легко ухватиться за подходящее начало для разговора. И в этом он мысленно обвинял даже Хювяринена, который, так сказать, спутал ему карты.

Наконец он таки нашел нужное начало. Затянувшись и сплюнув, он сказал:

— Говорят, что у Макконена свинья опоросилась.

— Уже опоросилась? — переспросил Хювяринен.

— Уже… В пятницу она опоросилась…

— Сколько же она принесла? — полюбопытствовал Хювяринен.

— Десять штук… Круглое число принесла…

Остановив свою прялку, хозяйка спросила:

— А что, все свинки?

— Это поросята-то Макконена?

— Да.

— Говорят, пять свинок, ну, а остальные, значит, выходит, что боровки.

— Пять свинок и пять боровков. Вон сколько у них поросят! — с удивлением воскликнула хозяйка.

— Да, немало у них поросят, — согласился Антти.

А Хювяринен сказал:

— Свинья-то у них из хорошей породы Кохонена.

— Ах, вот она из какой породы, — пробормотал Антти.

Хозяйка заметила:

— Надо бы и нам достать одну такую свинку, пускай бы росла. У ребят хватит времени ее кормить.

Тут Антти снова приблизился к своему делу, сказав:

— Кроме того, у Юсси Ватанена отелилась черная корова.

— Это та самая, что куплена у Воутилайнена?

— Та самая…

— Ах, уж отелилась! Что, телку принесла? — расспрашивала хозяйка.

— Телку.

Снова помолчали. Собравшись с духом, Антти продолжал начатый разговор:

— Хватает скота у этого Юсси… Пятнадцать дойных коров машут хвостами… Можно залиться молоком в его доме…

Дочь Хювяринена, по имени Анна-Кайса, подрубавшая подол рубашки, взглянула теперь на Антти, как бы что-то предчувствуя.

Хювяринен сказал:

— Что толковать, крепкое хозяйство у Юсси… Давеча он говорил, что в том году он десять пудов масла продал.

Антти обрадовался поддержке. Дело, казалось, шло хорошо. Однако он решил подбавить ходу:

— Этот Юсси всегда был очень старательный мужик… И, главное, ни разу не ссорился со своей покойной женой…

Тут уж и сама хозяйка навострила уши. А Анна-Кайса еще более углубилась в работу. Хозяйка, не утерпев, спросила:

— А что, Юсси, вероятно, снова собирается жениться, раз уж померла его Ловииса?

Теперь Антти уже стал гордиться сделанным делом. Нет, он больше не намерен слишком хлопотать или там упрашивать за Юсси. Не без заносчивости он сказал:

— Да, но только вряд ли Юсси обратит внимание на каждую, ведь много желающих войти в такой дом.

Антти вытряхнул пепел из своей трубки, и Хювяринен на этот раз счел нужным сказать:

— Здесь в ступке есть свеженарубленный табачок.

Антти стал набивать трубку, говоря при этом:

— Ничего, сошел бы и свой табачок.

— Так ведь для этого и хозяйский табак здесь находится, — убеждал Хювяринен.

Хозяйка, между тем, сказала дочери:

— Ты бы, Анна-Кайса, поставила на огонь кофейник, раз у нас в доме такие дальние гости.

Посидели еще. Анна-Кайса суетилась, приготовляя кофе. Антти продолжал бахвалиться:

— У этого Юсси теперь отличная беговая кобыла, которую он выменял у Кеттунена.

Ему показалось, что он сказал недостаточно сильно, и поэтому он подбавил пару:

— И он уже отучил эту свою кобылу хвостом махать. Ее можно вожжами ударить, и то она не тряхнет хвостом.

— Вот как он ее приучил!

— Еще бы! Он хороший лошадник, наш Юсси. Всегда ласково обращается со своей лошадью и со своей прочей живой тварью. И даже своего сердитого мерина он променял — ему жалко было кнутом его стегать, — уверял Антти.

— Сердечный человек этот Юсси, — согласилась хозяйка.

— Он мягкий человек… У него одинаковое отношение как к лошади, так и к своей женке, — бубнил Антти, радуясь тому, что дело пошло так хорошо.

С пылающими щеками Анна-Кайса суетилась у очага.

Теперь, казалось, Юсси был в достаточной мере расхвален. Кофе дымилось на столе.

Когда Антти допивал вторую чашку, он напрямик, без всяких обиняков, сказал: