Добро пожаловать в мертвый дом - Стайн Роберт Лоуренс - Страница 4

Он передал Пити Джошу.

Собака сразу свернулась калачиком на коленях брата.

Мы сели в машину, и мистер Дейвз повез нас в свой офис – крошечный белый домик с плоской крышей, расположенный в конце улицы с такими же крошечными административными зданиями.

Пока мы ехали, я все думала о странном поведении Пити. Почему он убежал? Он ведь никогда раньше не убегал. Я погладила песика по голове. Наверное, Пити тоже не хочется переезжать. Он всю жизнь прожил в нашем старом доме. А теперь ему придется покинуть его навсегда. Даже нам с Джошем непросто освоиться на новом месте, а что взять с животного?

Новый дом, новые улицы, все эти новые незнакомые запахи подействовали на Пити одуряюще.

Бедный пес просто запаниковал от такого обилия новых впечатлений. Вот и убежал. В конце концов Джошу тоже захотелось уехать отсюда немедленно, как только он увидел дом.

Так я объяснила себе всю эту суматоху с собакой.

Мистер Дейвз поставил машину на улице, у входа в офис. Они с папой пожали друг другу руки, и мистер Дейвз дал ему свою визитную карточку.

– Можете связаться со мной уже на следующей неделе, – сказал он родителям. – К тому времени я подготовлю все документы. Как только вы подпишете бумаги, дом официально перейдет в ваше владение и вы будете вправе въехать в него в любое время.

Мистер Дейвз улыбнулся нам на прощание и стал вылезать из машины.

– Комптон Дейвз. – Мама заглянула папе через плечо и прочла вслух имя на визитной карточке. – Какое необычное имя – Комптон! Это семейная традиция? У вас в роду были Комптоны?

Мистер Дейвз покачал головой:

– Нет. Я единственный Комптон в роду. Я понятия не имею, откуда мои родители взяли это непонятное имя. Видимо, просто не знали, как произносится имя Чарли.

Он сам рассмеялся своей шутке. Хотя шутка была так себе, совсем не смешная, а скорее даже дурацкая.

Мистер Дейвз вышел из машины, поправил свою черную ковбойскую шляпу, надвинув ее еще ниже на лоб, забрал из багажника свой пиджак и скрылся за дверью крошечного белого домика, в котором располагался его офис.

Папа перебрался за руль, отодвинув сиденье подальше, освобождая место для своего брюшка. Мама пересела на переднее сиденье, и мы поехали домой.

– Сегодня у вас с Пити было настоящее приключение, – обернулась мама к Джошу, одновременно закрывая окно, потому что папа включил кондиционер.

– Да уж, – безо всякого энтузиазма протянул Джош. Пити тихонько посапывал у него на коленях.

– Тебе понравится твоя комната, – сказала я брату. – Дом вообще классный. Правда.

Джош задумчиво поглядел на меня, но ничего не сказал.

Я легонько ткнула его локтем в бок.

– Ну хоть ответь что-нибудь. Ты вообще слышал, что я сказала?

Но Джош только молча смотрел на меня. Мне даже стало не по себе от этого его напряженного взгляда.

После той нашей поездки прошло две недели.

Все это время папа с мамой только и делали что обсуждали переезд. А я как потерянная слонялась по дому. В голову лезли унылые мысли. Никогда больше я не увижу свою комнату. Эту комнату. Никогда не буду завтракать на этой кухне. Никогда не буду смотреть телевизор в этой гостиной. Настроение было отвратным.

А когда к нам заявилась бригада рабочих из фирмы грузовых перевозок с кучей ящиков и картонных коробок, у меня внутри все оборвалось.

Пришло время упаковывать вещи. Может быть, лишь теперь я окончательно осознала, что мы действительно переезжаем. Я ушла к себе в комнату и легла на кровать. Нет, я не плакала. Я просто тупо глядела в потолок. Я пролежала так больше часа. В голове у меня проносились обрывки мыслей, совершенно не связанных между собой. Так бывает во сне, когда картины быстро сменяют друг друга, так что не успеваешь уловить их смысл. Только сейчас это было наяву.

Впрочем, не одна я нервничала из-за переезда. Родители были взвинчены до предела и набрасывались друг на друга по всяким пустякам. Однажды утром они едва не схватились врукопашную, когда принялись выяснять, пережарен бекон или нет. Они разругались вдрызг и потом полдня друг с другом не разговаривали.

Мне, конечно, не нравилось, что они ссорятся. Но, с другой стороны, было забавно за ними наблюдать. Они вели себя, точно капризные и упрямые дети. Джош же вообще ходил мрачнее тучи и ни с кем не разговаривал. Пити тоже хандрил. Когда за завтраком я хотела ему дать колбасы, он даже не соизволил ко мне подойти.

Но труднее всего было прощаться с подругами. Расставание – это всегда очень больно. Кэрол и Эми уже уехали в летний лагерь, так что им я написала письма. Но Кэти – моя лучшая подруга, разлуку с которой я переживала сильнее всего, – оставалась в городе.

Наверное, многие из тех, кто знает нас с Кэти, удивляются нашей дружбе. Мы с ней очень разные. Даже внешне. Я высокая, худущая, смуглая и темноволосая, а она – белокожая «пышечка» с длинными светлыми волосами. Но мы с ней дружим еще с детского сада, а с четвертого класса вообще неразлучны.

Она зашла ко мне вечером накануне отъезда. Мы обе чувствовали себя скованно и неловко.

– Кэти, чего ты так расстраиваешься? – сказала ей я. – Можно подумать, что уезжаю не я, а ты!

– Ничего я не расстраиваюсь, – отозвалась она, яростно жуя жвачку. – И потом, ты же не в Китай уезжаешь и не в Австралию. До Темных Порогов всего четыре часа езды. Мы будем часто видеться.

– Конечно, – кивнула я.

Но если честно, я в это не верила. Что четыре часа езды, что Китай, что Австралия – для меня это было почти одно и то же.

– И будем звонить друг другу, – уныло добавила я.

Она выдула большой зеленый пузырь из жвачки и тут же втянула его снова в рот.

– Конечно! – Она изо всех сил делала вид, что ей вовсе не грустно. – И вообще, знаешь, тебе повезло. Уехать из этого убогого маленького квартальчика в огромный дом…

– И вовсе это не убогий квартальчик.

Я и сама не знала, почему я вдруг бросилась защищать наш старый квартал. Обычно мы с Кэти ругали наш скучный маленький городок и жалели о том, что не родились где-нибудь в другом месте.

– В школе я без тебя пропаду, – вздохнула Кэти. – Кто мне теперь будет подсказывать по математике?

Я рассмеялась.

– Но я же вечно подсказывала тебе неправильно.

– Главное, подсказывала. – Кэти на секунду задумалась. – Интересно, а там у вас средние классы вместе со старшими или с младшими? Или для каждых отдельная школа?

Я поморщилась.

– Там все в одном здании. Это же маленький городок. Там нет отдельных школ. Во всяком случае, я не видела.

– Жуть! – заключила Кэти. Жуть – это точно.

Мы проболтали с ней несколько часов, пока не позвонила мама Кэти и не сказала, что ей пора домой.

Мы обнялись. Я заранее решила, что плакать не буду, но глаза все равно защипало от слез. Я честно пыталась их удержать, но они потекли в три ручья.

– Я так несчастна, – всхлипнула я.

Я собиралась вести себя по-взрослому. Без рёва. Но ведь Кэти была моей лучшей подругой.

Мы договорились обязательно приезжать друг к другу на дни рождения – каждый год, чего бы нам это ни стоило.

Мы снова обнялись, и Кэти сказала:

– Не огорчайся. Мы будем часто видеться. Правда.

У нее в глазах тоже стояли слезы.

Она отвернулась и побежала к двери. Я не пошла ее провожать. Дверь за Кэти захлопнулась, а я еще долго стояла в темной прихожей. Потом пришел Пити, стуча лапами по линолеуму, и принялся лизать мне руку.

На следующий день – день переезда – с утра зарядил дождь. Не ливень. Не гроза с громом и молниями. Обычный нудный дождь. Было ветрено и противно, и ехать пришлось медленно.

Когда мы въехали на нашу новую улицу, небо совсем потемнело, как будто наступил вечер. Густые деревья затеняли и без того тусклый свет пасмурного дня.

– Сбавь скорость, Джек, – встревожилась мама. – Смотри, какая скользкая дорога.

Но папа хотел добраться до дома раньше грузовика, на котором везли наши вещи.

– За ними глаз нужен. Иначе они побросают все как попало, потом не разберешься, – объяснил он.