«Ла»-охотник. В небе Донбасса - Юров (Корд) Роман - Страница 25

За прошедшие сутки линия фронта изменилась кардинально: наши войска ночью отошли обратно за реку, оставив доставшийся такой огромной ценой плацдарм. На местах боев застыли недвижимые коробочки сгоревших танков, темнела разбитая и брошенная техника. Немецкие войска торопливо восстанавливали разрушенные позиции, сверху отлично было видно сотни занятых на этих работах людей. По дорогам кое-где вновь пылили колонны, но теперь они уже отходили в неприятельский тыл. Были ли это отходящие войска или немцы гнали наших пленных, Виктор не знал. Он только сейчас понял, что все уже кончилось. Что дикое напряжение и тяжелые бои последних дней остались позади, и впереди ожидает короткая передышка.

Глава 4

В тылу, на расположенном неподалеку от Зимовников аэродроме, была тишь и благодать. Оставшиеся самолеты распихали по капонирам, замаскировали, выставили охрану. Личный состав стал обживать землянки, заселять уцелевшие флигели и дома. Начался отдых, и он Виктору не понравился. Вместе с отдыхом навалилось странное отупение. Предоставленный сам себе, он слонялся по расположению, не зная, чем заняться. Потом, свалив обязанности комэска на Литвинова, пошел на рыбалку, но удочку так и не забросил, а все сидел на поваленном дереве, на берегу мутноватой речушки и задумчиво ковырял прутком мокрую глину. Сидел долго. В голове роились предположения, возникали гипотезы, строились логические цепочки – он, который уже раз, размышлял о том, кто и зачем запихал его в эту мясорубку. Иногда казалось, что еще немного – и решение будет найдено и все станет простым и понятным. Вот только время шло, а решение не находилось: он до сих пор знал о случившемся не больше, чем в тот ноябрьский день сорок первого года, в день попадания.

Гипотез, разной степени бредовости, были тысячи. Но все они не стоили ровным счетом ничего. Смысл этого безумного эксперимента, где пряником была его удача, а кнутом увечья и гибель ставших близкими ему людей, ускользал. И был ли эксперимент? Может, все эти воспоминания о будущем не более чем бред воспаленного сознания? Ответов не было.

Он сидел и бездумно рисовал на песке кружочки с треугольниками и квадратиками, соединял их линиями в различных комбинациях, так и этак. Фигура не выходила. Солнце уже стало клониться к горизонту, а он все сидел и рисовал. Лишь когда от воды потянуло запахом болота и налетела орда комаров, Виктор бросил свое занятие. Сидеть и гадать было бессмысленно. Он затоптал исписанный схемами берег и, ссутулившись, медленно побрел в расположение. Хотелось напиться, и он не видел ни одной причины, этому препятствующей…

В штабе было душно и накурено. Все полковое начальство, включая комэсков и их замов, набилось как сельди в бочку, занимаясь чистой воды бюрократией. Две недели боев, потери, победы – все это влекло за собой целый вал документации, который теперь нужно было надлежаще, согласно правилам делопроизводства, оформить. Скрипели карандаши, стучала пишмашинка, мозги закипали. Бесчисленные акты, заявки, отчеты. И это все на больную голову. Вчера в полку поминали павших, радовались, что сами остались живы. В итоге перегаром несло практически от всех. Таня, наверное, единственная из присутствующих, кто накануне остался трезвым, стоически терпела и морщила носик. Жаловаться ей было некому – даже Шубин, в распитии не замеченный, имел помятый вид и постоянно хлебал воду, захватив единственный графин в единоличное пользование.

Из-за табачного дыма слезились глаза, строчки расплывались, а буквы скакали перед глазами. Бумажка сменяла бумажку, пальцы уже онемели, а конца и края работе не было видно.

– Чего приуныл, командир? – Литвинов с грохотом поставил точку и отложил очередной документ в сторону. – В бою-то оно проще, да?

Виктор только мрачно усмехнулся.

– Год назад Игорь погиб, – почему-то вспомнил Литвинов, – ты как-то рассказывал. Он же где-то здесь похоронен, неподалеку? Может, как-нибудь съездим?

Виктор смутился. Он считал Игоря своим другом и чуть ли не братом. И помнить, когда тот погиб и о том, что нужно проведать его могилу, должен был он, а не Сашка.

– Можно, конечно. А чего это ты вспомнил?

– А как я забуду? – грустно усмехнулся Литвинов. – Когда он мне надежду подарил своим письмом, что можно без ног летать. Я уже думал, жизнь окончилась… а тут такое. Это я уже потом про Сорокина услышал да тут про Кузьмина узнал…

– Отставить разговорчики! – Шубин проявил командирскую бдительность. – Работать надо, а не языками чесать. Бабки тута, базарные…

…Вылетели они на другой день. Шубин не стал отказывать просьбе, и ближе к обеду «У-2» устремился на юг, чтобы через час с небольшим приземлиться на бывшем аэродроме, вновь обратившемся в луг.

Место оказалось обжитым. Там, где раньше жил летный состав, теперь белели выгоревшие на солнце палатки, выделялись горбыли землянок. Сверху был хорошо виден вытоптанный прямоугольник плаца, накатанные дороги, сеть тропинок. О том, что здесь когда-то стоял авиационный полк, не напоминало уже ничего. Через когда-то летное поле теперь пролегала одна из дорог, а бывшая роща уменьшилась едва ли не втрое.

Могила Игоря заросла бурьяном и осела, оставив едва видимый бугорок, фанерная пирамида со звездой была кем-то повалена и сломана. Могилы остальных, погибших при штурмовке аэродрома, выглядели ничуть не лучше. Пришлось возвращаться к самолету за специально захваченными инструментами, отсыпать холмики, ремонтировать. Виктор срезал дерн лопатой, а самого душила злоба – если бы они не прилетели, то через несколько лет от этих захоронений не осталось бы и следа. Остатки какой-нибудь колхоз распахал бы по весне, и все.

Справились быстро, приведя могилы в порядок. После уселись неподалеку, и Саблин достал из кармана трофейную флягу с водкой. Солнце стало клониться к горизонту, тень от рощи уже достигла кладбища, пахло пылью, примятой травой и землей. Они сидели молча, лишь передавали друг другу флягу. Настроение у Виктора от выпивки испортилось: напала черная меланхолия, в голове были каша и сумбур, в душе пустота.

– Вить, – спросил вдруг Литвинов, – а ты чем после войны заниматься будешь?

– После войны? – удивился Саблин. – А чего это тебя так заинтересовало?

– Просто. Настроение такое.

Виктор выплюнул изжеванную травинку, задумался.

– Не знаю, – наконец ответил он. – Я как-то и не думал даже. Есть мнение, что я до конца не доживу, так что трахаться со всем этим придется вам.

– Почему это не доживешь? – удивился Сашка. – Ты вроде раньше фаталистом не был. И почему это сразу… трахаться?

– Этой войны еще на пару лет хватит. А выжить для меня слишком роскошно. Да и незачем.

– Как незачем, – оторопел Сашка, – а жену повидать не хочешь?

Виктор промолчал. Молчал довольно долго, потом потянулся за папиросами. В пустом желудке плескалась водка, но настроения отнюдь не улучшала, табачный дым щекотал горло, а в голове по-прежнему была каша. Он пожевал губами, посмотрел вдаль. В небе, высматривая добычу, парил орел, ветер шелестел травами, все было как обычно. Можно было рассказывать Литвинову про будущее, можно и не рассказывать. В этой степи от этого ничего бы не изменилось.

– Надоело все, – буркнул он наконец. – Тебе легче, ты в светлое будущее веришь. А я… надоело… – Он замолчал.

На дороге появилось пыльное облако, послышался топот сапог, и показалась воинская колонна. Видимо, обитатели близрасположенного лагеря возвращались с учений: все красноармейцы были с оружием и в походной амуниции. Саблин с Литвиновым молча наблюдали за ползущей в каком-то десятке метров человеческой гусеницей. Бойцов было много, они шли и шли, равнодушно поглядывая на сидящих летчиков. Виктор начал закипать.

– Хоть бы одна сука, – закричал он, – могилу поправила. Каждый день тут ходите.

Красноармейцы удивленно на него косились, но ничего не отвечали. Колонна невозмутимо пылила мимо.

– Вы так же лежать будете, – добавил он в неуемном бешенстве, – по воронкам, блядь.