Последний танец вдвоем - Крэнц Джудит - Страница 15

В считанные секунды Билли облачилась в темно-зеленый бархатный комбинезон и высокие замшевые сапоги на низком каблуке. Потом она просунула руки в двубортную норковую шубку, которая плотно облегала ее до талии и широко распахивалась внизу, доходя до середины икры, и застегнула пуговицы, сделанные из старинных золотых монет. Схватив сумочку и часы, она машинально вдела в уши серьги с крупными изумрудами, обточенными в форме кабошона, которые всегда надевала, когда шла к Сэму, потому что не-огранённые камни не отражали свет, и их легко было принять за подделку.

Вот только куда идти?… Меньше чем за минуту Билли спустилась вниз, пролетела через холл и пересекла улицу Ля-Пэ. Там, по другую сторону от Вандомской площади, находился магазин «Ван Клиф энд Арпелз». Она быстро вошла. В магазине было пусто, и ей навстречу сразу шагнул продавец.

– Добрый день, мадам. Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Да-да, я хочу посмотреть… – Билли запнулась. Она не могла придумать, что посмотреть, ей только хотелось чем-нибудь себя занять – все равно чем, но прямо сейчас, как он не понимает? Билли с досадой посмотрела на продавца. «Идиот, – подумала она, – круглый идиот!»

– Что-нибудь для подарка, мадам?

– Нет-нет, себе – что-нибудь необычное, особенное…

– Бриллианты, мадам? Нет? Сапфиры? Изумруды? Рубины?

– Да! – поспешно воскликнула Билли, чувствуя, что он готов продолжать до бесконечности. – Да, рубины, бирманские рубины.

– Самые редкие камни, – отозвался продавец, взглядом оценивая ее серьги. – Но, к счастью, мы как раз получили несколько великолепных экземпляров к Рождеству. Мадам пришла вовремя…

– Так принесите их! – оборвала его Билли. Ее свирепый взгляд мигом сказал ему пять самых желанных для ювелира слов. Богатая. Женщина. Американка. Импульсивная. Купит.

Проводив Билли в небольшое уютное помещение, отделанное серым бархатом и золотом, ювелир удалился на поиски вновь поступивших изделий с редкими бирманскими рубинами. В комнате было так тихо, словно она имела звукоизоляцию. Это была комната для солидных клиентов, комната, в которую не проникала городская суета. Капризно постукивая ногой, Билли ждала возвращения ювелира. В круглом зеркале, стоящем на столике рядом с черной бархатной подушечкой, на которой, по-видимому, клиентам демонстрировались драгоценности, она вдруг поймала собственный взгляд и, ошеломленная, подалась вперед. Всемогущий боже, неужели она так выглядит? От какой-то безумной жадности, которая светилась в ее глазах, она опешила. Меж бровей пролегла борозда, о существовании которой она прежде и не догадывалась, а губы были сжаты в гримасе нетерпения, как если бы она сдерживала желание наброситься на кусок сырого мяса. Выражение алчности сделало ее лицо уродливым. Казалось, она задыхается от нетерпения, которое в сочетании со смертельным страхом и необоснованными надеждами грозило удушить ее. И эту угрозу она пыталась сейчас прогнать, примеряя и рассматривая драгоценности, подобно тому как в средние века больных спасали от лихорадки кровопусканием…

Нет! Билли вскочила на ноги и в одну секунду оказалась на улице. «Я сошла с ума», – сказала она себе, глубоко вдохнув морозный воздух, и почти бегом устремилась к Сене. Это безумие – покупать драгоценности, которые тебе не нужны, только затем, чтобы вернуть себе душевное равновесие. Настоящее безумие!

Неужели она и вправду думает, что драгоценности стоимостью в несколько сот тысяч долларов помогут ей снова взять судьбу в свои руки? Неужели этим можно вернуть себе силы? Если так, то она действительно не более чем сумма приобретенных ею за долгие годы покупок. Черт побери, она должна быть выше этих шикарных вещей и сверкающих побрякушек, которые навешивает на себя в самых дорогих магазинах! Она – не просто дорогая упаковка из белого атласа и бриллиантов, какой ее увидел Сэм тогда в Опере. Она – не просто женщина, которая с нетерпением ждет очередного приобретения, какой она предстала только что перед этим ювелиром в «Ван Клифе».

Проходя мимо «Картье», Билли мысленно представила себе все ювелирные магазины, расположенные по соседству с «Ритцем». Если бесчисленные футляры со сверкающими изделиями сложить в одну кучу, получится гора высотой с Вандомскую колонну, выкованную из бронзы двух тысяч пушек, которые были захвачены в битве при Аустерлице. А какой высоты была бы груда ее собственных драгоценностей – всех этих фамильных бриллиантов Айкхорнов, цветных кусочков редких минералов, которые люди принимают за истинные ценности? Но что в этих камнях? Какие слова могут они произнести, что могут сделать, что могут чувствовать? Все эти осколки света гроша ломаного не будут стоить холодной ночью, когда согреть ее сможет только тепло другого человека или пламя костра…

Билли вышла на огромную площадь Согласия, которая нетленным благородством своих пропорций делала ничтожно малым и незначительным оживленное движение транспорта. Затем она прошла вдоль греческих фасадов павильонов Же-де-Пом и Оранжереи, по мосту Согласия перешла на левый берег, пробираясь почти бегом сквозь праздную толпу, наслаждающуюся неожиданно ясным днем. Никакой цели у нее не было, и ей нечем было занять себя – только продолжать двигаться, пока не настанет тот час, который она назначила себе для звонка в отель, где ее наверняка будет ждать сообщение от Сэма. Оказавшись на тихом левом берегу, она пошла медленнее вдоль массивного здания дворца Бурбонов, пока не очутилась в маленьком скверике сразу за дворцом, где располагался ее любимый цветочный магазин.

Перед Мули-Савар, покрывая улицу и выплескиваясь на площадь, располагался сверкающий, разноцветный, удивительный рождественский сад, весь в цветущих растениях. Билли непроизвольно остановилась, не в силах отвести взгляд от поразительно веселой картины, расцветшей на фоне серого камня. Затем, не колеблясь, она обошла сквер по периметру и оказалась на другой его стороне. Ей не хотелось сейчас поддаваться искушению и покупать хотя бы даже просто амариллис в горшке.

«Ничего аморального в том, чтобы покупать какие-то вещи, нет», – убеждала она себя, продолжая идти. Покупать – это в природе человека. Люди в оазисах издавна с нетерпением ждали каждый караван, везущий товары, и даже пещерные люди, наверное, устраивали какой-нибудь обмен. Да и было ли вообще в истории время, когда покупать не считалось бы нормальным человеческим занятием?… Но только не для нее! И не сегодня. Сегодня она не должна прибегать к прежним приемам психотерапии в ожидании известия от Сэма. Билли сама не понимала почему, но так она для себя решила. Она чувствовала, что это не нужно – по крайней мере, ей, и особенно сегодня. Может быть, она просто поддалась суеверию? Решила устроить себе своеобразное испытание? Если она не станет ничего покупать, то, может, Сэм через пятнадцать минут позвонит в «Ритц»?

Нет, загадывать желания – это ребячество. Неужели она в самом деле верит, что если она будет думать только о том, как Сэм прочтет ее письмо и сразу ринется к телефону, то так оно и произойдет?

Пройдя мимо кафе, Билли замедлила шаг. В конце концов, многие считают, что мысли и в самом деле передаются на расстояние. Ведь она столько раз звонила кому-то из друзей и слышала от них, что и они только что собирались ей позвонить. Она вбежала в кафе и купила телефонный жетон, но тут ее терпению пришлось выдержать очередное испытание: невозможно было дождаться, когда тощий подросток поведает своей подружке сюжет фильма, виденного накануне, изображая Жерара Депардье. «Нужен специальный закон, – подумала Билли, – закон, дающий женщине, которой надо позвонить, преимущество перед любым мужчиной. И это они называют цивилизованной страной?» Ей пришлось несколько раз пихнуть этого противного типа локтем в бок и громко попросить его поторопиться, прежде чем он закончил свою болтовню.

Консьерж в «Ритце» ответил, что ей никто ничего не передавал. Но ведь еще нет и четырех, еще продолжается то благословенное для всякого поклонника искусства время между обедом и чаем, когда все устремляются на новые выставки. «Конечно, еще слишком рано», – сказала себе Билли, выйдя из кафе, и зашагала быстрее, как будто быстрая ходьба могла избавить ее от смятения, подавить страх, поднимающийся со дна желудка, впустить в ее мрачные мысли луч света.