Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения и поэмы

Колас Якуб Михайлович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения и поэмы - Колас Якуб Михайлович - Страница 114

114

Изменить размер шрифта:

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Прощай, мой долгий труд.

Довольно! Дорога будь тебе легка.

Как наша родина, привольно

Живи ты, «Хата рыбака».

С тобою долго и упорно

Я шел, и думал, и мечтал,

С тобой я мирной жизни зерна

На нивы новые бросал.

И дни не уставали мчаться,

Года с тобой неслись, текли

За необъятный край земли.

И жаль мне с ними расставаться.

И грустно мне, моя поэма,

Ступить с тобой на тот порог,

Где исчерпается вся тема,

Где мне с тобою нет дорог.

В согласье жили мы с тобою,

И в суете походных дней

Всегда вдвоем, как брат с сестрою,

Немало мы прошли путей.

И вот подходит час разлуки,

Недолгий путь остался нам,

Пойду я по другим путям,

Пока не смолкнут сердца стуки.

Былые я припомнил встречи,

Припомнил дни своей весны,

Веселье, детство, тихий вечер,

Костер свой около сосны.

Притихла ночь меж сосен старых,

Костер погаснуть уж готов,

И шустрый ветер жатву жара

Сбирает с ярких угольков.

Последний уголь догорает,

Один, как будто сирота.

И слышу я, как пустота

Мне сердце в сумрак погружает.

Итак, последнее сказанье…

Приветствую тебя, мой край!

Победу празднуй! Ликованьем

Отважных воинов встречай.

Они идут, как волны моря,

И в ширь и в даль дорог твоих,

Пред ними отступает горе…

А сколько техники у них!

Глянь! Пушки их мощней дубовых

Тяжелых вековых стволов!

Когда же видел ты бойцов

Таких веселых и здоровых?

Идут не с запада — с востока!

Идут не с тем, чтоб в рабство взять!

Идут стремительным потоком,

Идут народу счастье дать

И возвестить освобожденье

От издевательства и слез,

Поставить крест на всех мученьях,

Каких он много перенес.

У командира и солдата

В душе живет наказ один:

Земли советской верный сын,

За правду в бой и в бой за брата!

И ту любовь к несчастным людям,

Что наш боец песет с собой,

Народ вовеки не забудет,

Ему доверясь всей душой.

И всюду, по лесам и селам,

Народ наш праздничной толпой

Выходит, светлый и веселый,

С улыбкой счастья молодой.

И всюду, зеленью увиты,

Воздвиглись арки в честь бойцов,

Народ спешит со всех концов

В объятья их принять открыто.

И все, кого носили ноги,

И стар и млад, бегут из хат;

Как мак на поле, у дороги

Толпятся тысячи девчат.

Как солнцем, радостью согреты,

Встречая новой жизни дни,

Они несут цветов букеты,

Таких же свежих, как они.

Проходят танки, и танкисты

Букеты ловят на ходу.

«Спасибо, девушка! Приду!..» —

И танк несется с шумом, свистом.

И вот где праздник был богатый

И небывалый — в Петрушах!

Когда советские солдаты

Остановились в их местах.

«Сынки мои вы! — торжествуя,

Встречает дед родных гостей,

Танкиста крепко он целует,

Прижав его к груди своей. —

Братки! Голубчики! Вы с нами!

Мы поджидали вас давно,

Чтоб к солнцу распахнуть окно!

Намучились мы тут с панами!»

Идут танкисты в окруженье

Мужчин, и женщин, и ребят,

И каждый в искреннем волненье

Их на руках носить был рад,

Таких родных и долгожданных, —

Иль мало думали о них?

Стол под скатеркой домотканой

Откуда-то явился вмиг.

Рыбак, он больше всех хлопочет:

«Браточки! Дайте хоть взгляну

На вас минуточку одну!»

И усадить за стол их хочет.

«Ну что за хлопцы! Молодчины!

Все как один! Как на подбор!

А ваши танки и машины?

Везде дорога им, простор!

Гляди какой! — И дед Кутейка

Постукал по броне. — Не тронь!

Нет! Это, брат, не самосейка!

Вот он какой, советский конь!

Паны ж кричали: «Из фанеры

Настроил танков большевик!»

Ты прикуси-ка, пан, язык!

Советских сил узнал ты меру!»

Танкисты в шлемах, в блузах синих

Им улыбаются в ответ.

Один, другой словечко кинет,

И в каждом ласковый привет.

Марина, сына взяв на плечи,

Стоит задумчиво одна.

И вся картина этой встречи

Волнует душу ей до дна —

Ну, просто б глаз не оторвала!..

Вдруг чей-то возглас: «Эй, Игнат!

Потешь молодок и девчат,

Чтоб Беларусь затанцевала!»

И в этот круг живой и тесный

Выходит смуглый, удалой

Танкист и песельник известный,

Лицом пригожий, молодой.

Через плечо ремень форсисто

Накинут ловкою рукой.

И на девчат глядят танкисты

И в пляс зовут их круговой.

И гармонист развел бывалый

Гармонь, прошелся по басам,

По самым тонким голосам —

И все запело, заплясало.

Такого праздника, признаться,

Давненько не бывало тут.

Танцуют пары, веселятся,

Ногами к небу пыль метут.

Сымон Латушка в такт баяну

Прищелкивает языком

И вдруг какому-нибудь пану

Грозится молча кулаком.

Баян замолк. И к баянисту

Подходит дед: «Скажи, родной,

Кто ты? Где край родимый твой?

Играешь больно голосисто!..»

И музыкант-танкист, краснея,

Лицо улыбкой осветил:

«Здесь родина моя! Хоть с нею

Знаком я только в детстве был.

Отец и мать перед войною

Скончались. Старшая сестра

Делила горюшко со мною —

Мы с ней остались без двора.

Как будто через паутину,

Я вижу беженский обоз,

С собою дядя нас повез,

Да взял в лесу одних и кинул».

Марина в трепетном волненье

К танкисту ближе подошла.

Рассказ о страшном том мгновенье

Пронзил ей сердце, как стрела.

«Скажите, — говорит несмело, —

Сестру-то вашу как же звать?…».

Спешит в танкисте загорелом

Черты родные распознать.

Танкист весь замер. И былое

Вернулось вдруг из забытья:

«Марина! Ты! Сестра моя!» —

Он вспомнил имя дорогое.

Марина слез не удержала:

«Так это ж он! Мой милый брат! —

На грудь ему лицом упала: —

Игнатка! Братик мой, Игнат!»

Немеет тут поэта слово…

Раскрылся людям новый мир,

И в честь его, всем дорогого,

Общественный начался пир.

Когда ж танкисты уезжали,

Их провожало все село,

Бесследно горюшко ушло:

Ведь все в них братьев повстречали!

Один пан Богут смотрит криво,

Как волк, уткнувшись в частокол,

С одною думою тоскливой:

Расплаты грозный час пришел!

Уж пан хозяйничать не будет!

Свой срок он прожил — и под мост!

Пойдет он — так народ присудит, —

Как говорится, псу под хвост.

А тут еще панам несчастье,

Других тяжеле во сто крат:

Не хочет воевать солдат!

Домой, коль нет уж панской власти!

Уже неделя, как пан Богут

Не смеет дом покинуть свой,

Лишь иногда он на дорогу

Пройдет вечернею порой.

И лишь дорога, хоть безгласно,

Ему все новости несет.

Посмотрит на нее — и ясно,

Каков военных дней исход.

Стоит пан Богут, притаился.

Вдруг видит: путник! Кто? Жолнер?

Бездельник! Негодяй! Позор!

Наверно, он от фронта скрылся!

К забору пан тесней пригнулся,

И сразу вздрогнул он, как лист.

Ужели он не обманулся?

Нет! Это… это… коммунист!

Он вспомнил ночь и шелестенье

Под крышу сунутых бумаг,

Как к хате он прокрался тенью,

Свой каждый вздох, свой каждый шаг.

Дыханье пану захватило:

Измучен путник, истомлен,

Лицо худое. Это он!

Идет возмездье — Смык Данила!..

Идет, шагает мерно, гордо,

Несет на палке узелок.

Идет с какой-то думой твердой…

И сразу пана страх обжег.

На двор осадника, на пашни

Бросает Смык холодный взгляд,

Как будто молвит: «Пан продажный,

Теперь за все ответишь, гад!»

Он взор отводит от усадьбы.

Ему скорей бы в Петруши!

Давно не знал родной души.

Скорей, скорей своих обнять бы!

Свернул он в сторону с дороги,

Идет, шагает напрямик,

Глядит на милые пороги,

К которым с детства он привык.

И все же в сердце нет покоя!

Увидит ли жену, сынка?

И вот несмелою рукою

Ворота он толкнул слегка.

Все тот же дворик с той же хатой,

Где каждый камешек знаком,

Куда ни поглядишь кругом,

Но тишиною все объято.

Щеколда брякнула на двери,

И он вошел в знакомый дом.

Глядит: Марина и Валерик

Сидят, как прежде, за столом.

Жена, его не узнавая,

Встает, тревогу затая.

И он, объятья раскрывая,

Кричит: «Маринка! Это я!»

О, сколько ж радости, утехи

Тут было всем! Примчался дед,

Соседи прибежали вслед,

И счастью не было помехи!

Все на Данилу, как на диво,

Спешат взглянуть, и каждый рад

Сказать привет семье счастливой:

Теперь их жизнь пойдет на лад!

Авген, кивая на Марину,

Сказал: «Ну что? Не прав я был?

Нашелся брат, и муж не сгинул,

А пан, вишь, лыжи навострил».

«Теперь уж мы с тобой, Данила, —

Воскликнул радостно рыбак, —

Построим дом свой. Так ведь? Так!

А пану Богуту — могила!»

«А как же вышли вы на волю? —

Спросил Сымон. — Пустили вас?»

«Нет дед! Злодеев своеволью

Пришел конец в заветный час, —

Данила отвечал, лелея

Сыночка на своих руках. —

Услышав про войну, скорее

Все разузнали, что и как.

Хозяева тюрьмы удрали,

Оставив старых сторожей.

Запоры сбили мы с дверей,

А часовых в подвал загнали.

Мы вышли из тюрьмы гурьбою,

Высоких помыслов полны.

Идем рядами, словно к бою,

И удивлялись нам паны:

«Полковник, гляньте: смело,

гордо Шагает штатский наш народ.

В строю, без суматохи, твердо

Рядами стройными идет».

«Да, — говорит полковник, — чисто

Идут, но дураком не будь!

Идут вперед, расправив грудь,

Не наши, пан, а коммунисты!»