Злой дух Ямбуя - Федосеев Григорий Анисимович - Страница 72

Поспешаем, да разве по кочкам разгонишься!…

Вот и бугор. На нем глубокие вмятины медвежьих лап. Мы обрываем бег, осторожно выходим наверх.

То, что представилось нам, было настолько неожиданным, что мы забыли и про ружья и про все на свете.

За бугром в широком зыбуне, затянутом сплошным рыжим мхом, барахтался людоед.

Звериным чутьем медведь понял- не уйти от расплаты. Решился перейти зыбун. За ним непролазная чаща старых перелесков, где надежно можно укрыться. Добрался до средины и стал тонуть. Дальше- явная гибель, повернул назад. Страх встречи с человеком отступил перед более реальной опасностью быть заживо погребенным в топком болоте.

Медведь находился не более чем в двадцати метрах от нас. Увидев так близко людей, он оторопел, поднял морду, издал злобный пугающий рев и с дикой решимостью рванулся было к нам. Напрягая все силы, он вытащил из топи передние лапы и, пытаясь найти опору, шлепал ими по растревоженному зыбуну. Напрасно силился вырвать из липкой глины уже погруженный в нее зад. Не помогла и геркулесовская сила. И чем больше бился зверь, тем глубже уходил в разжиженную мерзлоту. Глаза медведя дико блуждали по сторонам. Огромная пасть была широко раскрыта. Зверь продолжал реветь, но это была уже не угроза, а скорее безнадежная ярость, что смерть настигла его раньше, чем он смог свести с нами счеты.

Мы стояли в полном оцепенении, забыв про наступающую ночь, про злого духа, даже чувство мести во мне отступило при виде этой ужасной картины. Чем-то далеким, первобытным веяло от нее.

В эти минуты, кажется, и для медведя не осталось врагов, кроме вязкой, холодной жижи под ним да страха перед нелепой смертью, поймавшей его в зыбуне.

Какой жалкий вид у владыки! Нижняя челюсть отвисла, обнажив заляпанный грязью рот, побелевший язык длинно болтается наружу, и беспомощный рев уже никого не пугает.

Старик поражен. Он де понимает, почему злой дух Харги бездействует? Почему не спасает людоеда,не сбил нас со следа,не посылает на нас грозу, несчастье? Не может или его действительно совсем нет?.

Рев прекратился. Тщетны попытки медведя задержаться на поверхности. Уже скрылась спина. Разжиженная глина сковала и передние лапы. Зыбун, как удав, медленно заглатывал людоеда в свою бездонную утробу. На поверхности еще оставалась голова с открытым ртом и с злобными глазами, по-прежнему обращенная к нам…

Карарбах достает из-за пазухи своего засаленного божка, сжимает его жилистыми пальцами, весь багровеет, дышит тяжело… Решительно подходит к краю зыбуна и, размахнувшись, бросает божка в медведя. Тот ловит его разъяренной пастью. Слышится треск, и от идола остались только щепки.

Старик с жаром стал объяснять мне: если есть Харги- он сейчас покажет свою силу. И эвенк застыл в ожидании. Потом, точно очнувшись, высоко поднял костлявую руку с берданой. Потрясая ею в сторону зверя, он гневно крикнул:

— Я убью тебя, Харги!

И,приложив ложе ружья к плечу, выстрелил в голову медведя. Зверь последний раз глотнул воздух, и над топким зыбуном, поглотившим людоеда,сомкнулся мох. Только широкий шрам на нем еще долго будет напоминать о коварстве дикой природы.

Налетел ворон.Потеряв медведя, он вдруг поднял неистовый гвалт, взметнулся над опустевшим зыбуном и унес свое зловещее «дзин… дзин…» в лиловый сумрак засыпающего нагорья.

Карарбах все еще никак не придет в себя. Столько тревог и волнений он, кажется,не пережил за всю свою долгую жизнь. Разве мог он еще утром, ублажая свое божество,поверить, что вечером отречется от него?! Свершилось страшное, чего он,вероятно, тайно опасался. Но все это, конечно, не сразу началось, не с нашей встречи, а стоило ему многих бессонных ночей, сомнений, тяжких раздумий, бродило в нем подспудно. И только в этот день, столкнувшись с людоедом, старик понял, что человек сильнее Харги. И все, что он так бережно хранил от предков, вдруг рухнуло.

Старик резко повернулся и, не оглядываясь, быстро зашагал назад, к Ямбую. Шел худой, высокий и прямой, как кондовая лиственница.

Померкли дали. В потемневшем зеркале болот ничего не отражается. Нагорье уходит в глухую осеннюю ночь.

Догоняю Карарбаха.Шлепаем со стариком по воде,черной, как ночное небо. Что нам теперь до темноты, до холодной воды в сапогах, до безлюдных пустырей! Живо одно-единственное ощущение,что мы раскрепощены, что и темень, и тишина, и шорохи уже не пугают нас.

Выходим на тропку, где оставались наши котомки.Идем по обмежке болот. Вода в них ночью так густа,так тяжела и так недвижима, что и звезды, отражающиеся в ней, неподвижны.

Карарбах идет спокойным и широким шагом, что-то бормочет себе под нос. Внезапно он отступает назад, хватает меня за руку,прижимает к себе, свободной рукой показывает вперед.

Не понимаю, что встревожило старика. Скосив набок голову, он настороженно смотрит в темноту, явно чего-то ждет. Загря тоже ведет себя странно- навострив уши, громко нюхает воздух. Только я один ничего не понимаю. Хочу спросить старика, в чем дело, но слышу сам, как загремела россыпушка, точно на нее высыпали кучу камней. Затем из этого шума прорвались шаги и стук приближающихся копыт. Карарбах, как всегда, догадался о близости зверя раньше, чем можно было услышать его шаги.

Толкаю старика, изображаю руками рога. Он утвердительно кивает головою. Я сбрасываю с плеча карабин. Загря устремляется в сторону зверя.

Из темных стлаников появляется учаг. На нем- глазам не верю!- Лангара.

Осадив оленя, она легко коснулась ногами земли и, приблизившись к нам, с материнским беспокойством глянула на меня.

— Я думала, тебя поймал амакан, не увижу больше,- сказала она с облегчением.

— Почему ты так решила?

— Мы слышали выстрел из берданы, подумали: почему Карарбах стреляет, а не ты? Он не собирался убивать злого духа. Немного погодя опять услышали выстрел, тоже из берданы. Что бы ты сказал? Не знаешь?! Мы подумали: наверное, Карарбах ранил амакана, потом тот бежал, его догнал старик и убил. Ты не стрелял, что-то с тобою случилось. Разве усидишь на таборе, всяко думается! Вот я и тороплюсь узнать- может, помогать надо.

— Спасибо, Лангара, ты угадала, все именно так и было. Карарбах убил людоеда.

— Убил?- Она роняет на землю поводной ремень, поднимает руки к небу.- Неужели забыл, что в амакане злой дух? Он ничего не прощает людям и тем, кто против него, приносит много горя.- И она повернулась к старику.

— Карарбах хорошо знал все это и все-таки убил Харги, но, как видишь, остался жив!- Я ловлю ее худую, холодную руку,говорю как можно ласковее:- На земле нет ни злых, ни добрых духов, Лангара, все это придумали сами люди. Ты это понимаешь и веришь в духов лишь в силу привычки.

Лангара хмурится, слегка повисает на моей руке, и пальцы ее наливаются тяжестью. Не по душе ей мои слова, и, кривя губы, она говорит убежденно:

— Зачем ты пришел в наше стойбище?…Без тебя мы много лет жили, и не плохо жили,как велели предки, а они знали такое, что скрыто от других.Ты говоришь, что духов нет, что мы слепые, неправильно живем. Но разве не знаешь, что человек без веры все одно что бесплодная женщина, которая не знает материнской радости. Я не видела духов, но знаю: они сильные. Поверить же тебе, лючи,все равно что надсмеяться над своим прошлым, над своею жизнью. Но мы так не можем. Пусть дети живут по-новому, им не нужны наши старые боги…

— Нет! Мне хотелось помочь вам освободиться от ненужного страха перед Харги, чтобы вы больше верили в свои собственные силы.

— Не говори такие слова!- раздраженно перебивает она меня.- Лучше послушай старую Лангару: возьми моего самого сильного учага и скорее уходи из этих мест, уходи! А духи пусть останутся с нами.

— Нет, не останутся! Да их и нет, и Карарбах больше уже не будет носить за пазухой божка.

Лангара ошеломлена. Запускает руку за пазуху старику, ищет деревянного идола.Ощупывает его карманы, котомку и,обратившись ко мне, смотрит испытующе в упор.

«Что ты сделал со стариком?!»- говорят ее глаза. Острыми скрюченными пальцами, как когтями, она впивается в мою телогрейку, яростно трясет меня.