Месяц Аркашон - Тургенев Андрей - Страница 18

— Кхм! Мы только что услышали совершенно неожиданное предложение. Невозможно отреагировать на него сразу, без внимательного изучения обстоятельств, но, как знать, в нем, может статься, и сыщется рациональное, так сказать, зерно… Спасибо уважаемому оратору за неравнодушие! На этом позвольте…

Я не позволил. С криком «Вот турист! Турист интересуется устрицей!» я длинными высокими прыжками — сущий Нуриев в роли Носферату — подскакал к памятнику. И стал картинно осматривать устрицу со всех сторон. Сверху, вытягивая шею, снизу, садясь на корточки, сбоку, переламываясь в пояснице. И не забывал покрикивать «опа! опа!». «Э-э!» — это все, что смог доверить микрофону мэр. Публика безмолвствовала. Потом ко мне двинулись двое полицейских, но не слишком уверенной поступью. Один флик был черный. Вообще первый черный, которого я увидел в Аркашоне! Не считая пары манекенов в ателье на рю Легалез. Цветных на Юге Франции не шибко культивируют. Точно: и про этого флика я уже слышал, от Рыбака. Рыбак кривился: в Аркашоне появился черный жандарм! На мой осторожный вопрос, не имеет ли он чего-нибудь против черных, Рыбак ответил, что не хочет, чтобы они контролировали его, коренного Рыбака. Не дожидаясь более тесного знакомства со стражами порядка, я оставил в покое ухо-гриб и пошел вниз, к заливу.

Утром я узнал от слуги, что Хозяйка уехала «примерно на два дня». По-моему, это свинство. В смысле не уехать, а так вот — передать через слугу. Могла бы позвонить. Подавить немножко пальцем на кнопки. Не отвалился б небось. Какая строгая Хозяйка. Дождя не было, ветра тоже, но все небо — в серых рыхлых облаках.

До полудня я мерил расстояния. От виллы «Эдельвейс» до ворот парка Казино 90 шагов, до кромки океана (в отлив) 900, до перекрестка Отрицания — 970. На перекрестке Отрицания я спугнул выводок мелких детей, попрыгав на одной ноге и поухав на манер перевозбужденного оран-гутана. От перекрестка Отрицания до океана — 367. В «Монопри» я купил полдюжины «Дэсперадос». В магазине бравурная стенгазета: поздравляем сборную «Монопри» с победой в турнире по картингу. От «Монопри» до виллы — 444. Я вновь был в костюме Мертвого Мужа. По дороге из «Монопри» я обнаружил, что на пиджаке не хватает одной пуговицы. Огромной пуговицы со вставками из темного камня. А была. Найти замену такой эксклюзивной пуговице невозможно. Муж бы не потерял.

Вернувшись домой, я решил составить список известных мне по видео его жестов. В моих комнатах бумаги-карандаша не оказалось. Заказчица рассудила, что из канцелярских изделий мне достаточно компьютера. Я открыл 2 бутылки пива и пошел в кабинет. Кресло, в отличие от костюма, встретило меня как родного. Я закинул ноги на стол а-ля ковбой «Мальборо», принялся сосать пиво и глазеть по сторонам. Выпил первую бутылку — закурил и принялся за вторую, что твой Ниро Вульф. И тут в трех точках комнаты — в дальнем левом углу, справа от стола, на книжной полке, и чуть дальше, тоже на книжной полке, — произошли вспышки. Даже не вспышки… Знаете, как в кино показывают сверкание брильянта. На долю секунды, на мельчайшую долю он разряжается нереально длинными лучами. Может, и не было сверкания, может, причудилось.

Сначала я прошел в дальний левый угол. Там, на низеньком столике, я обнаружил коробку со старыми открытками. Та, которую я вытащил первой, 1904 года рождения, рекламировала курорт Аркашон. По диагонали летит голубой экспресс, ниже кривляется на фоне залива группа женщинок в купальниках и кондитерской завивке. «От Парижа 9 часов, от Бордо — 1 час». От Парижа за 100 лет стали ездить вдвое быстрее, а от Бордо — по-прежнему час. Рядом с коробкой — несколько листов фамильной бумаги: плотной, шероховатой, с вензелем. Мне показалось забавным делать записи на этой реликтовой бумаге, я решил забрать один лист.

Там, где вспыхнул второй брильянт, исчезла с полки книжка. Вот здесь стояла, между этими двумя, которые теперь неловко сдвинулись. Отпечаток пальца в пыли! Интересно, можно ли его оттуда скопировать? Нагнувшись, я чихнул, и папилляры исчезли — вместе с пылью.

Там, где вспыхнул третий брильянт, я обнаружил коробку сигар. «Три лилии» — странное для сигар название. Но где-то я уже такие видел. Так где видел: у Рыбака! Размышляя над совпадением, я вернулся к себе, открыл третье пиво и занес над бумагой грифель. И передумал составлять список. Воля к системности покинула меня. Да и вообще я не поклонник письма. Да и на кой ляд нужен задуманный документ? Повторять все его ходы перед зеркалом от первого к последнему, а потом в обратном порядке? Не слишком ли дебильно я буду выглядеть со стороны? То есть никто чужой меня со стороны не увидит, но я ведь и сам в состоянии оценить нелепость сцены.

Несколько упражнений я все же перед зеркалом протанцевал, сжег в пепельнице фамильный лист и пошел гулять. Проведал памятник Устрице. На нее уже успели прилепить наклейку от детской жвачки. Заглянул в библиотеку. Фиолетовые Букли подшивали книгу. Я успел заметить, как они спрятали под книгу голубую тетрадку. Мне обрадовались или сделали вид.

— Вы, мсье, прекрасно прыгали вокруг фонтана, — сказали Букли, — ни дать ни взять — малярийный комар. Удивительно экстравагантно…

Я сел изучать вчерашний номер «Новостей». Что там такого вычитала Женщина-страус, что у нее разыгралась мигрень? Темой дня числился, конечно, несчастный памятник. На первой странице интервью со скульптором, на счету которого, оказывается, есть уже одна устрица — в каком-то испанском городишке вниз отсюда по карте. Выше скульптора пиарили только Бывшего Мэра, который, оказывается, не должен был присутствовать на открытии, поскольку участвовал в ветеранской гонке на яхтах. Но из-за угрозы тайфуна заплыв отменили, и Бывший успел на праздник. Его необычно звали: Луи Луи. Имя совпадало с фамилией.

— А что, ваш Бывший Мэр — заядлый яхтсмен?

— И альпинист, и дельтапланерист, — сообщили Букли. — И собственноручно отреставрировал первый аркашонский автомобиль! Он здесь стоит, в гараже мэрии… Буду рада вас проводить… Помимо прочих заслуг, Луи Луи автор лучшей книги по истории Аркашона. Буду рада вам показать…

— Патриот, значит?

— Мы, аркашонцы, все патриоты, — заявила старушка с несколько избыточной гордостью.

— А вам понравился Памятник Устрице?

— Отнюдь. Заурядное произведение. Ни полета фантазии, ни творческой свободы, ни тяги к эксперименту… Слишком предсказуемо. Но памятник, по счастью, компактный. Не выпячивается.

— Это меня тоже с ним примиряет, — согласился я. — А Луи Луи долго был мэром?

— Двенадцать лет. Два срока. Но он и теперь, можно сказать, у власти. Занимает пост почетного председателя городского совета. Новый мэр — преданный Луи Луи человек.

— Он бизнесмен — ваш отважный Луй?

— Да. Не Луй, а Луи. Луи Луи. Он главный в устричном бизнесе. Также ему казино принадлежит — не ваше, верхнее, а то, что на берегу. Газета «Курьер» ему принадлежит…

«Курьер» — та газета, которая кусала Идеального Самца в связи с финансированием Дюны.

— Луи Луи, наверное, мог бы мне многое рассказать об Идеальном Самце?

Я, конечно, назвал своего героя настоящими фамилией-именем.

— Луи Луи, к моему глубочайшему сожалению, находится в напряженных отношениях с… с виллой «Эдельвейс». Он вам ничего хорошего не расскажет об Идеальном Самце.

— Почему?

— Древняя история. Я вам налью чаю? Вы обещали выпить… Он восхитителен!

— С удовольствием.

— А почему вы заинтересовались Луи?

— Ну как же, такой видный человек…

— Луи Луи был близким другом Отца вашего героя. Не разлей вода — с самых детских лет. В скаутские лагеря они ездили вместе. Вместе занимались бизнесом. Отец помогал Луи в избирательной кампании…

— В связке работали, — кивнул я.

— Сказано очень точно, мсье. Сразу видно хорошего журналиста! Удивительно сильная была связка. Всех заставили себя уважать, и не говорите. Но после смерти Отца с «Эдельвейсом» Луи, увы, повздорил. Луи Луи на Библии клянется, что старый хозяин «Эдельвейса», в свою очередь, поклялся завещать большую часть собственности Аркашону. И дети об этом знали. Внезапная смерть воспрепятствовала изменению завещания. Однако Луи Луи, взывая не к закону, но к чести, продолжал требовать от наследников, чтобы они поделились имуществом с городом. Если это произойдет, на самой вилле «Эдельвейс» Луи Луи предполагает устроить городской музей.