Удивительное путешествие Полисены Пороселло - Питцорно Бьянка - Страница 25

Лукреция и Полисена поспешно устроились в двух других углах салона. Казильда взгромоздилась на люстру. Гусыня, хлопая крыльями, уселась на каминную полку.

С этих позиций, делая вид, что они сражаются друг с другом, все они метили в гостей перекрестной пальбой сухими и залитыми соусом, жесткими и рассыпчатыми, сладкими и пряными блюдами – всем тем, что удавалось стащить со столов.

Рамиро тем временем с лаем носился между ног у постояльцев, и те спотыкались; хватал зубами края скатертей и тянул их за собой под звон битого хрусталя и фарфора.

Замешательство гостей длилось совсем недолго; некоторые наконец решили, что это представление, точнее, игра становится очень даже забавным. Остальным для этого понадобилось всего несколько минут, даже тем, кто вначале чувствовал себя оскорбленным и требовал наказания. И вот дамы и господа, вместо того чтобы отбиваться от выстрелов, скакали во всю прыть, чтобы попасть на их траекторию. В платьях и шляпах, с которых стекал майонез, сползали взбитые сливки, татарский соус, сливочный крем, бешамель с грибами и варенье, все перебегали от стола к столу в поисках чего-нибудь, чем покидаться. Помидоры и мушмула размазывались по шелковой обивке. Сливы, оладьи и тортеллини кашей стекали по бархатным шторам. Орехи звонко отскакивали от окон.

Когда на пороге появилась синьора Кисля, испуганная грохотом, то по залу уже летали стаканы с вилками. Гости сражались друг с другом, укрываясь за диванами и креслами. Все орали, как индейцы-дикари, смеялись до хрипа и хлопали в ладоши на каждый бросок, попавший в цель. Вилка, воткнувшаяся гребешком в прическу синьоры Кисли, была встречена восторженным ревом.

– Господа… – в ужасе залепетала хозяйка гостиницы. – Господа, прошу вас… Моя обивка…

Ей надо было кого-нибудь разорвать на части, и она поискала глазами горничную. Почему эти дурочки не сообщили ей сразу о том, что происходит?

Но в салоне и не пахло горничными, впрочем, не было там и артистов труппы Рамузио.

Если бы синьора Кисля додумалась заглянуть под столы, на которых еще лежали скатерти, то она бы всех их увидела: и артистов, и горничных – они по-братски сидели на полу и уплетали за обе щеки остатки «снарядов», которые удалось спасти. Но синьора слишком боялась стеклянных осколков и ножей, поэтому не сделала ни одного шага в их сторону.

Трясясь от гнева, она прикинула в уме, в какую сумму ей обойдется вся эта разруха. «Проклятые циркачи ответят за это. Это они затеяли суматоху. Позову полицию, пусть их арестуют и повесят».

Она вздрогнула, задев грудью новый звонкий снаряд. Это был полный кошель золотых монет, которую в нее швырнул маркиз в белом.

– Это вам за убытки, дорогая синьора. Почаще бы устраивали такие оживленные и оригинальные праздники, как сегодня. Никогда в жизни так не веселился!

– Конечно, как вам будет угодно, глубокоуважаемый маркиз, – поклонилась синьора Кисля, с жадностью ощупывая крючковатыми пальцами кожаный кошель.

– И не вздумайте наказывать артистов, благодаря которым мы так развлекаемся, – добавил господин, видимо, читая ее мысли. – Имейте в виду: они под моим покровительством!

Глава шестая

В эту ночь подружек разделили. Синьора Кисля не могла позорить гостиницу, положив вместе мальчика и девочку, пусть даже одиннадцатилетних. Тем более не из высших сословий.

Поэтому Лукрецию поместили на чердаке, в спальне для посудомоек и горничных, а «Людвиг» устроился с поварами и подмастерьями, которые жили на первом этаже в комнате, примыкающей к кухне.

Звери ночевали в конюшне. Но Лукреция, которая переживала, что обезьяны простудятся, взяла с собой Казильду, спрятав ее под курткой, а с помощью золотой монеты уговорила повара пустить Ланселота в мужскую спальню. Шимпанзе, наряженный в драную курточку, штаны и фартук, вполне мог сойти за одного из слуг: они были один страшнее другого.

Когда два новых гостя, взявшись за руки, переступили порог мужской спальни, произошла невероятная вещь. Дряхлый пес, лежавший возле очага, поднял голову, навострил уши и заскулил; потом тяжело поднялся и неспеша направился к «Людвигу». Это было жалкое зрелище – задние лапы у него были парализованы и волочились по полу.

– Эй, пацан, осторожно! Отодвинься от него! – предупредил со своей постели повар. – Улисс, конечно, не побежит за тобой, сам видишь, в каком он состоянии, но если ты встанешь ему поперек дороги, то он вцепится в тебя и растерзает, не успеешь сказать «аминь»! Это так же верно, как то, что меня зовут Лукуллом!

– Бедняга Улисс ненавидит чужаков, – объяснил слуга помоложе. – Он может разорвать кого угодно. Отойди от него!

Но Полисена, подталкиваемая какой-то невидимой силой, наклонилась и протянула руку, давая ее обнюхать незнакомому псу.

– Вмиг откусит! Дурак, отойди от него!

Но Улисс забил хвостом о землю, вновь радостно заскулил и принялся лизать сперва руку Полисены, а потом подбородок и лицо. Его густо покрытые шерстью бока трепетали. Из пасти тянулась нитка слюны, а спустя несколько мгновений он описался от радости.

– Невиданное дело! Обычно этот дряхлый скелет неисправимый чистюля, хоть это и стоит ему огромных трудов! – удивленно промолвил повар. – Никогда еще не видел, чтобы он так встречал кого-нибудь.

Полисена, тронутая такой лаской, опустилась на колени и позволила псу закинуть лапы себе на плечи и всю облизать. Девочке всегда нравились собаки, с самого младенчества, но в Камнелуне Агнесса не разрешала ни ей, ни сестрам держать в доме собаку или подходить близко к псам, жившим в кладовых. А после своего побега она имела дело только с Рамиро, который никого не любил так, как Лукрецию.

– Бедный Улисс! – воскликнула она, поглаживая его по парализованной спине. – Что с ним произошло? Болезнь? Несчастный случай?

– Несчастный случай… Да, мальчик, если это так можно назвать! – ответил повар. – Таинственный случай. Кто-то выстрелил в него. Он чудом остался жив, мы нашли его в луже крови.

У Полисены екнуло сердце.

– Когда же это случилось? – прошептала она.

– Десять лет тому назад. Мы и сами не знаем, кто в него стрелял. Все ушли тогда на мессу в честь открытия новой церкви за холмом. Когда мы вернулись, двери были выломаны, но грабители не унесли ничего, кроме нескольких кур из курятника. А Улисс без чувств лежал перед кухонным очагом. Какой-то негодяй в него выстрелил! Хозяйка приказала прикончить его, чтоб не мучался и не мешал постояльцам своим воем. Но один из слуг спрятал его в погребе и ухаживал за ним, как мог. Потихоньку бедный зверь выздоровел, но никогда уже не стал таким, как раньше.

– Это правда, похитили только несколько куриц? – засомневалась Полисена. – Невозможно. Неужели все остальное было на месте?

– Абсолютно все, – кивнул повар, потом хлопнул себя по бедру. – Постой-ка! Тогда еще пропала дочка Амалии, грудной ребенок. Хозяйка оставила ее в колыбели у очага.

– Кто это – Амалия? – дрожащим от волнения голосом спросила Полисена.

– Лучше спроси, кто она была… Самая грязная и ленивая из посудомоек, которые когда-либо работали в этой гостинице.

– Почему ты говоришь «была»? Она что, умерла?

– Еще как умерла! Она была так глупа, что как-то набрала ядовитых грибов и тайком сварила, чтобы с нами не делиться. Когда же у нее вспучило живот, призналась, но было уже поздно. Она умерла здесь, на кухне, и мы похоронили ее на церковном кладбище. У нее не было ни гроша, и мы поставили на могиле лишь деревянный крест с ее именем.

Каждое слово ножом врезалось в сердце Полисены. Но она не сдавалась.