Эволюция Кэлпурнии Тейт - Келли Жаклин - Страница 26

Я снова села на стул.

– Закрой глаза и вспоминай.

Я закрыла глаза, но никак не могла успокоиться. Пришлось взять себя в руки. Постепенно я стала вслушиваться в его слова, попыталась дышать ровнее.

– Мы взяли микроскоп. Пошли к заводи.

– Я помню. Дыши глубже. Думай. Мы возвращались с реки.

– Мы возвращались с реки, – повторила я. – Именно. Аякс поймал черепаху – единственный раз, когда ему это удалось. Я её отняла. Вы увели собаку, чтобы я могла выпустить черепаху. Там было что-то ещё, связанное с Аяксом, но я не могу вспомнить.

– Уверен, сейчас вспомнишь, – его голос успокаивал меня.

Аякс и мумутан. Мумутан и Аякс. Горячо, горячо. Они как-то связаны. Но как? Я, словно охотничий пёс, мчалась по тропинкам памяти, стараясь взять потерянный след. Туда, сюда, всё без толку. Что Аякс делал? Что-то, что меня раздражало, но вместе с тем довольно обычное, меня всегда немножко злили его глуповато-игривые манеры. Он сбежал поухаживать за Матильдой. А что потом?

– Не могу сообразить, – простонала я. – Там было что-то… Никак не ухватить, – я стукнула себя по лбу.

– Знаешь, Кэлпурния, утро вечера мудреней. Мы найдём это растение. Мы его найдём. Даже если придётся обыскать каждый зелёный кустик поблизости.

Дедушка с мрачной решимостью поглядел на банку с мумутаном. Он вздохнул, и я знала: он старается меня не винить. Всё равно у меня сердце чуть не разорвалось от этого вздоха. И я приняла решение: пусть придётся ползать на коленках с лупой по всей округе, сколько бы это ни заняло, я своего добьюсь. Мы заперли лабораторию и в молчании вернулись домой. В жизни не была так несчастна.

Думаете, я заснула? Лежала на кровати как мёртвая – не было сил шевелиться. Вопрос для Дневника: как Кэлпурния Вирджиния Тейт могла оказаться такой дурой? Отличный вопрос, ничего не скажешь. Дедушка много раз мне повторял, как важно записывать место, где найден образец, и я всегда записывала. А в самый важный момент опростоволосилась. Ещё вопрос для Дневника: с чего я взяла, что он меня простит? Ещё один отличный вопрос, Кэлпурния. А вдруг он тебя не простит?

Может, он больше не захочет тебя видеть. В таком случае твоя песенка спета.

Утром я встала, под глазами мешки. Мама даже заволновалась. За завтраком я не решалась поднять глаза на дедушку.

В школе я с трудом могла усидеть за партой. Я чуть снова не сцепилась с мисс Харботтл. Мне явно грозило простоять в углу до конца жизни. Она меня вызвала к доске решать задачку на деление в столбик. Конечно, я всё переврала.

– Кэлли, что с тобой творится? – спросила Лула на большой перемене.

– Всё в порядке, Лула, всё в порядке, – рявкнула я. Она так и отпрыгнула и пошла играть с этой противной Дови Медлин. Оставалась только крикнуть вслед: – Лула, прости, не убегай!

Но было уже поздно – мисс Харботтл только что дала звонок.

Я медленно тащилась домой, далеко отстав от братьев, которые уже бросили все попытки меня развеселить. Я не могла выкинуть Аякса из головы. Мне бы отдохнуть, чуть-чуть сосредоточиться. Всё дело в этом глупом псе. Я отняла у него черепаху. Мы отошли от реки. Я держала его за ошейник. Потому что. Потому что. Потому что он тыкался носом в огромную нору.

– Ура! – заорала я так громко, что братья обернулись. Я скакала на одной ножке и вопила: – Ура! Барсук! Барсук! Я знаю, где это! Я найду этот горошек!

Я побежала за Ламаром и Сэмом Хьюстоном и сунула им книжки.

– Отнесите домой, мне надо искать мумутана!

И рванула в заросли, туда, где олени проложили тропу.

– Куда это ты? – кричал мне вслед Ламар. – Кто такой мумутан?

Но я ломилась сквозь заросли, а сердце так и ухало: да! да! да!

Это же была огромная барсучья нора. Я ещё решила, что надо вернуться и хорошенько поисследовать. Дедушка нашёл горошек где-то неподалёку. Я найду его, обязательно найду. Всё будет в порядке. Дедушка перестанет на меня сердиться.

Три часа спустя, умирая от жажды, вся расцарапанная, стерев ноги, я наступила прямо в вышеупомянутую нору и чуть не поломала лодыжку. И барсука разбудила. Он раздражённо зашипел и зашевелился в норе. Пришлось, забыв про боль, со страшной скоростью выдёргивать ногу.

Оставалось мало времени. Скоро стемнеет, и к тому же барсук рано или поздно вылезет наружу и отправится наводить ужас на местных кротов и сусликов. Не очень-то охота встречаться с раздражённым барсуком. Я, прихрамывая, отошла на пару шагов и задумалась. Мы шли от реки. В сторону дома. Значит, у нас была такая траектория… вот сюда… Я похромала дальше, не сводя глаз с земли. И вот – прямо тут – маленький кустик. Он? Горошек? Я упала на колени, молясь только о том, чтобы это был он. Ну пусть это будет он, ну пожалуйста. Я разрывала сухую твёрдую землю ногтями, разрыхляла её, чтобы вытянуть корни неповреждёнными. Почему я сдуру не захватила лопатку и бутылку воды?

После добрых пяти минут работы я, пыхтя от напряжения, вытащила растеньице из земли. Корень почти не повреждён. Присела на корточки, выдохнула, стараясь не обращать внимания на боль в лодыжке. Мне бы отдохнуть подольше, но кто это так громко сопит прямо рядом со мной? И чудовищный запах. Я повернулась и увидела барсука.

Для девочки с больной ногой, несущей бесценное сокровище, я побила все рекорды бега.

Когда я домчалась до дома, Виола как раз вышла на веранду и звонила в колокольчик – ужин готов. У меня будут неприятности: мало того что опаздываю к ужину, ещё вся извозюкалась в земле. Опоздать к ужину – немалое преступление в нашем доме, но, если пойти в столовую не переодевшись, придётся объясняться и всё равно переодеваться, умываться и всё такое прочее. А горошек надо сразу же поставить в воду. Я нырнула обратно под деревья, обежала дом – и в лабораторию. Теперь точно опоздаю, от объяснений и наказаний не отвертеться.

В лаборатории было темно. Я нашла пустую банку и кувшин с водой. Наполнила банку, сунула туда горошек, от всей души надеясь: это он, тот, что нужно. Если не он, жить незачем. Может, сбегу из дома. Я вышла, стараясь припомнить, сколько денег у меня в жестянке под кроватью. Когда я последний раз считала, было двадцать семь центов – копила на ярмарку. На двадцать семь центов далеко не убежишь. Не поддавайся унынию, Кэлпурния. Это он, точно он.

Я открыла кухонную дверь. Виола как раз вынимала жаркое из печки. Сан-Хуана стояла наготове, чтобы отнести блюдо в столовую.

– Опоздала, – сказала Виола. – Мойся уж тут.

– Прости. Мама рассердилась?

– А то.

Я умылась в кухне под краном, стараясь щёткой оттереть землю из-под ногтей.

– Прости.

– Это ты уже говорила.

Я оглядела порванный, заляпанный грязью передник.

– Снимай, – скомандовала Виола. – Ничего не поделаешь. Ну, иди уж.

Я сняла передник и повесила его на крючок рядом с раковиной. Похромала в столовую, прячась за спиной у Сан-Хуаны. Я, кажется, даже постаралась хромать чуть-чуть сильней. Разговор за столом прекратился. Я, не поднимая глаз, пробормотала «простите» и села на место. Братья переводили взгляд с мамы на меня, с меня на маму – сейчас начнётся.

– Кэлпурния, ты опоздала. И почему хромаешь?

– Я провалилась в самую большую в мире барсучью нору. Похоже, повредила ногу. Простите за опоздание. Пожалуйста, простите. Еле-еле доковыляла, так болит.

– Поговорим после ужина.

Старшие братья занялись едой – теперь нет надежды на то, что мне хорошенько достанется у всех на глазах. Только Джим Боуи сказал:

– Привет, Кэлли, где ты пропадала? Я по тебе соскучился.

– Собирала растения, Джей Би, – я говорила так громко и весело, что и мама, и дедушка подняли головы. – А потом провалилась в барсучью нору. Может, даже сломала лодыжку.

– Дашь посмотреть? Я никогда не видел сломанной лодыжки.

– Потом, – пробормотала я.

Мама принялась за еду, но дедушка по-прежнему не сводил с меня глаз. Я чуть не расхохоталась.

– Джей Би, – обратилась я к братишке, – я нашла такое особое, совершенно особое растение. Да-да, особое. Оно теперь в лаборатории. Я тебе его потом покажу, если захочешь. И перестань играть с горошинами, когда ешь.