Воскресный ребёнок - Мебс Гудрун - Страница 2

И вот Карли вдруг входит к нам в комнату, начинает пускать слюни и заикаться. Я удивилась: что ему от меня надо? Этот дурачок так и не смог выговорить, что его прислала сестра Франциска. Но мне всё-таки удалось из него это выудить: я его немножко встряхнула. Ему это ничего, а мне стало как-то странно. Не потому, что трясла Карли, а из-за сестры Франциски. Нас ведь нечасто к ней вызывают. А если вызывают – тогда жди чего-нибудь плохого. Но сегодня ничего плохого не было. Наоборот! Сестра Франциска ласково погладила меня по голове – чего она обычно не делает – и немножко пощекотала под подбородком, а потом застегнула мне кофту и сказала:

– Вот, теперь и у тебя будет к кому пойти в воскресенье. Ты рада?

Сначала я вообще ничего не поняла. Только вдруг стало жарко в застёгнутой кофте. Такой уж она человек, сестра Франциска, – всегда всё выкладывает напрямую, и до тебя только постепенно доходит, что же она имеет в виду.

Так вот, сначала я вообще ничего не поняла, и вид у меня, наверное, был довольно глупый. Она опять спросила:

– Ты рада?

На всякий случай я кивнула. И вот тут до меня стало медленно, очень медленно доходить. Она ведь… Она сказала «будет к кому пойти в воскресенье»? Раз сестра Франциска так говорит, это же значит – воскресные родители? Мои воскресные родители! Я покраснела как рак и начала заикаться, как дурачок Карли:

– У… у… у меня? У меня будут воскресные родители?

Сестра Франциска покачала головой и сказала:

– Нет, не совсем родители. Ко мне приходила одна милая женщина, и она выбрала тебя.

Тут я опять перестала понимать. Выбрала! Как же она могла выбрать, если никогда меня не видела? Ведь когда выбирают воскресного ребёнка, на него же сначала смотрят! А на меня никто не смотрел. Я бы точно заметила. На этой неделе никто не приходил и меня не выбирал!

И тут наконец сестра Франциска объяснила всё как следует. Она рассказала, что к ней приходила одна дама, которой хочется воскресного ребёнка, всё равно, мальчика или девочку, и всё равно, какого возраста, и всё равно, как он выглядит. Она возьмёт любого ребёнка, которого предложит сестра Франциска.

– И я подумала о тебе, – сказала сестра Франциска и застегнула самую верхнюю пуговицу на моей кофте.

Первая мысль у меня была такая: «Хорошо, что она не предложила дурачка Карли». У него ведь тоже нет воскресных родителей, но это совсем не удивительно.

А потом я подумала: «Лучше бы, конечно, двух родителей – и воскресного папу, и воскресную маму».

Но я не стала додумывать эту мысль до конца, потому что это было как-то неблагодарно и ещё потому что я подумала: «Даже хорошо, что эта дама меня не выбирала. Если б она меня увидела, то, очень может быть, я бы ей не понравилась, и тогда она, чего доброго, взяла бы Карли. Меня ведь раньше никто не хотел… А теперь она должна меня взять. Потому что так решила сестра Франциска».

И тогда я начала радоваться. Когда я радуюсь, у меня всегда щекочет в животе. И тут в нём сразу стало щекотно… прямо в кабинете у сестры Франциски. Но я не подала виду, сделала книксен, сказала «большое спасибо» – всё как полагается – и быстро вышла, а сестра Франциска крикнула мне вслед:

– В следующее воскресенье тебя заберут, и я ожидаю, что ты…

Но остального я уже не слышала, потому что неслась вверх по лестнице в нашу комнату. Там я сначала села на свою кровать и положила на колени Зайчика. А кофту опять расстегнула. Мне было ужасно жарко. И не только из-за кофты.

В следующее воскресенье меня заберут! Так же, как других детей! В точности так же! Меня заберёт воскресная мама! Она не настоящая мама, но это ничего. Главное – кто-то меня хочет, и этот кто-то меня заберёт! На всё воскресенье.

И теперь так будет всегда!

Воскресная мама только для меня одной! Я тихо сказала себе: «Воскресная мама» и прижала к щеке Зайчика. Он – мой советчик. И всегда им был. Вот кто умеет слушать своими обтрёпанными ушами! Он везде со мной. В школу и на гимнастику я его, конечно, не беру, но так – почти везде. У него штанишки в сине-белую клетку и глаза-пуговки – тёмно-карие, очень большие и умные. Вот бы мне такие! У меня-то глаза просто зелёно-серо-голубые, такие смешанные. Но тут уж ничего не поделаешь… Зайчика мне подарила медсестра в больнице, когда я родилась. Так мне рассказывали. И ещё – что я всегда отказывалась засыпать, если Зайчик не лежал рядом на подушке. Это и сейчас так.

Я ещё много-много раз повторила Зайчику: «Воскресная мама, воскресная мама». Он внимательно смотрел глазками-пуговками, и вдруг меня осенило: я же забыла спросить, как мою воскресную маму зовут по-настоящему! Но ведь сестра Франциска и сама могла это сказать! Наверное, она забыла… Но ещё раз бежать вниз, стучаться в дверь, спрашивать… На это у меня духу не хватит. К тому же в следующее воскресенье я и так всё узнаю.

Я забралась с Зайчиком под одеяло, немножко покусала его за ухо и всё время тихонько бормотала: «Воскресная мама, воскресная мама, воскресная мама». Как хорошо это звучит! И я стала придумывать, чем же мы займёмся вместе с воскресной мамой. Значит, так: сначала я хочу в зоопарк и мороженого – много мороженого! Малинового, бананового, клубничного, шоколадного… Но, может быть, мороженое ещё не продают, на улице сейчас довольно холодно. Ладно, тогда торт, но только чтобы большой! Мой любимый – ореховый, со взбитыми сливками.

А потом мы пойдём к обезьянам и будем кормить их арахисом.

А потом пойдём к змеям. По-моему, они очень красивые, такие безумно длинные, и умеют сворачиваться кольцами, и мышей заглатывают прямо целиком!

Потом мы сядем в машину и поедем в лес. Но вот есть ли у неё машина? Наверняка. Машины есть почти у всех. И у неё, конечно, самая лучшая!

А потом мы пойдём гулять и устроим пикник. Замечательный пикник! Нет, лучше так – пойдём в кафе и возьмём там сосиски, много-много, а салат я есть не буду. А потом пойдём к ней домой. Интересно, где она живёт? У неё наверняка суперский дом с большим садом и бассейном. В доме масса комнат, и всё для неё одной, а ещё – камин, перед которым лежит медвежья шкура. Такое я как-то видела по телевизору. Мне понравилось! Мы уютно устроимся на медвежьей шкуре и будем что-нибудь грызть. Чипсы с паприкой, они самые вкусные. Здесь нам их никогда не дают, только раз в год, в декабре, когда приходит Николаус раздавать подарки. В общем, будем грызть чипсы и всякие другие вкусности, и… Ну, в общем, ясно.

А вечером она отвезёт меня в интернат. Наверное, нас повезёт шофёр… Ведь может же у неё быть шофёр, такой настоящий, в форме и фуражке. И он откроет мне дверь, когда надо будет выходить из машины, и все ребята в интернате будет смотреть и завидовать, а потом… Потом я, кажется, заснула. Под одеялом было темно, хотя, конечно, не так, как ночью. Что-то громко хлопает, и я просыпаюсь. Это Андреа. Она влетает в комнату, бросает на мою кровать пальто и шапку и кричит:

– Соня! Соня! Ха-ха, она дрыхнет! – И тут же начинает верещать: – Проснись немедленно! Что со мной было сегодня – ты не представляешь!

Конечно, не представляю, и мне совершенно всё равно, что же с ней сегодня было, потому что скоро со мной тоже будет ТАКОЕ! И гораздо, гораздо лучше, чем у неё, я уверена. Но Андреа не даёт мне и слова сказать! На меня обрушивается рассказ обо всём, что с ней сегодня произошло.

Про ну о?о?очень долгую прогулку по лесу, про просто обалденный обед за обалденно накрытым столом. Они ели гуляш, а потом рисовый пудинг, а потом играли в «Змеи и лестницы», и тоже ну о?о?очень долго. Волшебное было воскресенье!

Вот всегда она так преувеличивает. «Змеи и лестницы» – вот скучища! Гуляш и пудинг – не смешите меня! Но ведь Андреа ничего ещё не знает…

Я вылезаю из постели, оставив Зайчика под одеялом. Не нужно, чтобы Андреа его видела, она и так всё время над ним потешается. Я встаю перед Андреа и говорю всего три слова. Просто говорю:

– Ну и что?

– А?

Она явно сбита с толку и недоумённо смотрит на меня.