Жажда странствий (ЛП) - Френч Китти - Страница 2

– Я буду скучать по тебе, – мягко сказал Форд, но в его голосе больше не слышались привычные смешинки. – Поехали со мной, Руб.

Форд положил пальцы на ее ладонь.

– Посмотрим мир.

– Ты же знаешь, я не могу. Я нужна Фиби.

– Рубин, ей четырнадцать. Разве она не достаточно взрослая, чтобы жить без тебя?

Но они оба знали ответ. Хотя Фиби официально жила с бабушкой и дедушкой, она нуждалась в Руби как в единственной связи с прошлым, ведь их родители погибли в автокатастрофе десять лет назад. В нежном одиннадцатилетнем возрасте Руби быстро превратилась из сводной сестры в замену матери для четырёхлетней сестренки. Они были неразлучны как ночь и луна. Фиби приезжала к сестре каждые выходные. И Руби не могла ее оставить, это было все равно что бросить собственного ребенка.

– Ты это не серьезно, – мягко упрекнула она, зная, что он обожает ее долговязую сестренку почти так же, как она сама.

Задумчивый взгляд Форда ответил, что «да», он понимает, и «нет», он не серьезно, но – боже! – как бы ему хотелось, чтобы все сложилось по-другому.

Решение Руби остаться основывалось на обязательствах, а решение Форда уехать – на отсутствии таковых. Его родители прожигали жизнь в компании бутылки виски и даже не заметят, что он уехал. Он рос в маленькой неблагополучной семье с глубоким взаимным неуважением друг к другу, и Форд отчаянно пытался сбежать от них как можно дальше. Единственно настоящую семью он обрел лишь среди дружного студенческого потока и теперь, когда учеба подошла к концу, он был вынужден отправиться на поиски новой звезды.

– Но, да! – она с трудом сглотнула и встретилась с ним взглядом. – Ответ на твой вопрос: «да». Я буду скучать по тебе, Форд.

Он тяжело вздохнул и прикрыл глаза, а Руби восхитились, насколько же длинные у него ресницы на фоне загорелой щеки.

И когда он распахнул их и встретился с ней взглядом, у Руби перехватило дыхание. Он никогда раньше не смотрел на нее так, трезвый или пьяный.

– Руби, я скажу лишь раз. Я до охренения люблю тебя.

Форд забрал из ее руки стаканчик и поставил на столик. Руби была не против, поскольку с гигантской вероятностью тот мог просто выскользнуть из внезапно задрожавших пальцев.

– И раз я утром уезжаю и никогда больше тебя не увижу, мне необходимо сделать это.

Форд наклонился, пока Руби не вжалась в спинку стула, и обхватил ее лицо своими теплыми ладонями.

– Я не прошу тебя о поцелуе. А говорю, что собираюсь тебя поцеловать.

И поцеловал ее с силой трех долгих лет ожидания. Они с первой встречи кружили друг возле друга, слишком молодые, чтобы в семнадцать лет понять тонкую грань между дружбой и романтическим увлечением. Только сейчас они осознали, что давно обожали друг друга. Любили, но никогда не нарушали границ дозволенного, и если бы Руби неспешно все обдумала, то поняла бы, что все барьеры установила она сама, а не Форд. Она держала его на расстоянии вытянутой руки, поскольку чувства к нему пугали ее глупышку.

Форд коснулся её подбородка, заставляя приподнять голову, и скользнул языком по приоткрытым губам. Он ощутил виски, страсть и сладчайшее томление, столь опьяняющее и сильное сочетание, что Руби могла лишь цепляться за него и отвечать на поцелуй.

За те несколько драгоценных секунд, которые они себе позволили, их жизни кардинально изменились. Скольжение языка по ее губам. Движение ее рук по его плечам. Соприкосновение тел. Бьющиеся в унисон сердца. О таком поцелуе слагали романтические баллады, часто показывали в кино и именно он заставлял всех женщин в мире вздыхать от зависти.

– Руб, ты хочешь, чтобы я остался? – хриплым голосом спросил Форд, изучая ее лицо.

Не существовало слов, чтобы выразить, насколько она хотела сказать «да», но Руби не хотела удерживать его там, где он быть не хочет. Иначе бы она словно обрезала крылья орлу.

– Не мешкай, Кот в сапогах. Отправляйся в путь и найди улицы, вымощенные золотом.

На бесконечно долгие минуты Форд прижался губами к ее лбу, и его аромат отпечатался в на сердце Руби.

– Я пришлю тебе открытку.

ГЛАВА 2

Открытки он так и не прислал.

Форд уехал в Европу и словно исчез с лица земли. Ни открытки, ни письма, ни звонка. У Руби щемило сердце от мысли, что он живет своей мечтой и даже не думает возвращаться в Англию. По сути, он ни разу не связался с ней за все это время, хотя она все надеялась получить от него весточку. Их поцелуй превратил дружбу во что-то большее... незавершенное дело, и, тем не менее, он бросил ее, помахав ручкой их студенческим годам и дружбе ради поиска радужных горизонтов. По фоткам в сети можно было наблюдать за образом его жизни.

Приехать в новое место. Привязать к себе людей. А затем резко уехать, прежде чем остепениться.

Он оставил Руби в Англии. А кого же он бросил в Таиланде, Барселоне, Калифорнии? Форд жил жизнью настоящего моряка, которого ждало по женщине в каждом порту. И вот теперь он прилетает, чтобы на время бросить якорь у английского причала? А Руби ждет его? За эти годы она ходила на свидания, даже пару раз завязывала серьезные отношения, но не на йоту так и не приблизилась к тому единственному прощальному поцелую. Он стал эфемерной грезой.

Форда любили все. Так любят теплое летнее утро и вишневый пирог с мороженым. Всех очаровала его неподражаемая улыбка, убийственно-черные кудри и ямочки на загорелых щеках, почти создававшие образ пай-мальчика. Почти. Стоило только заглянуть в его глаза цвета моря – в них читается обещание порока, секса, еще секса и море секса, на тот случай, если вы не заметили сразу.

Руби покосилась на часы и прикинула через сколько он может приехать. Они больше не подростки. Она ни за что не позволит ему во второй раз разбить ей сердце.

Форд бросил рюкзак в багажник арендованной в аэропорту машины и запрыгнул на водительское сидение, спасаясь от холода.

«Англия. Холодрыга!»

На родном Барбадосе перед вылетом было около тридцати градусов по Цельсию, и порывистый ветер обжигал кожу. Поэтому Форд не подумал взять теплые зимние вещи и околел, пока добрался от аэропорта до автомагистрали.

Чтобы не скучно было ехать, Форд включил радио, но сразу же вырубил, из раздолбанных динамиков заиграло «Белое Рождество». Его Рождество последние пару лет было залито солнцем, оказалось непривычно вернуться на праздники в сильные морозы. По крайней мере, он пропустил сам праздник. Форд почти отказался от поездки: он уехал слишком давно, чтобы по возвращении ждать теплого приема. Но как только пришло приглашение, давшее повод вернутся домой, мысль засела в голове и не отпускала. Хоть официальный отказ и улетел, он все равно совершил перелет, чтобы попасть на свадьбу Нила и Эмми. К Руби.

Руби наверняка будет: они с Эм были не разлей вода в университете.

Форд провел рукой по подбородку. Интересно, она сильно изменилась? Будут ли ее глаза цвета лесного ореха лучиться едва сдерживаемым смехом, а темные локоны спадать на плечи волнистым каскадом? Она всегда была такой хохотушкой. По-прежнему ли Руби согревает комнату одним лишь своим присутствием?

Расставание с ней оказалось самой трудным решением в его жизни. Форд никогда не целовал ее, потому что знал: один поцелуй сведет его с ума, и жизнь превратится в череду разочарований. Ни одни другие губы не были слаще меда, а Форд встречался со многими за эти годы.

Он множество раз пытался написать ей, накопил целую кучу открыток, которые так и не смог отправить. Это превратилось в терапию и ритуал – выбирать беззаботную картинку, куда бы он ни приезжал, и писать пару строк. Иногда он даже покупал марки. Но так и не смог отправить ни одной, потому что это продлило бы боль Руби. Он видел агонию в ее глазах, попробовал в поцелуе и понял, что другого выхода нет – он должен был уйти. Форд не мог остаться, а Руби не могла уехать. Вероятно, сейчас она ненавидит его, если вообще вспоминает.