Моя последняя война (Афганистан без советских войск) - Гареев Махмут Ахметович - Страница 15

Не раз проявляло недовольство действиями в Афганистане и политическое руководство. На заседании Политбюро ЦК КПСС 13.11.1986 г. М. С. Горбачев заявил: «В Афганистане мы воюем уже шесть лет. Если не менять подходов, то будем воевать еще 20–30 лет… Надо сказать и нашим военным, что они плохо учатся на этой войне. Что, может нет простора для того, чтобы развернуться нашему Генштабу? В общем, мы не подобрали ключей к решению этой проблемы. Мы что, будем бесконечно воевать, расписываясь в том, что наши войска не смогут справиться с ситуацией?».[46].

Судя по упомянутой выше книге Б. В. Громова, не очень стремилось к активным боевым действиям и командование 40-й армии. Говоря о том, что многие операции в Афганистане предпринимались после настоятельных обращений к советскому руководству со стороны афганских лидеров, он пишет: «Мы прекрасно знали, где берут начало все эти московские распоряжения. Нередко нам приходилось идти даже на обман, но это был святой обман для того, чтобы исключить гибель наших военнослужащих… Под всевозможными предлогами, идя на различные ухищрения, мы делали все, что было в наших силах, только для того, чтобы лишь обозначить боевые действия и отчитаться перед Москвой. Мы провели в таком-то районе то, что нам было приказано».[47] Об этом пишет и генерал-полковник В. А. Меримский, работавший в Афганистане в составе оперативной группы Министерства обороны. В частности, он описывает один эпизод из боевых действий 70-й отдельной мотострелковой бригады по разгрому банды юго-западнее Кандагара. Как он пишет, к исходу дня боевых действий к нему обратился командир батальона «с просьбой разрешить до наступления темноты отвести подразделения в исходное положение. Это меня удивило. Ведь задача не была выполнена. Бой продолжался и стало очевидно, что его придется вести и ночью, зачем же тогда отходить? Выяснилось, что сия «тактика» спущена сверху и призвана якобы способствовать снижению потерь личного состава. После возвращения в штаб армии у меня состоялся серьезный разговор с автором этой «челночной операции»…[48] Подобная «тактика» в ряде случаев осуществлялась и в других формах. «Ограниченный контингент» и стремился «ограниченно» воевать.

Не случайно ведь и то обстоятельство, что впервые в истории в действующей армии появились заместитель командующего 40-й армии, заместители командиров дивизий и полков «по боевым действиям». Трудно себе представить такую должность во время Великой Отечественной войны. Ибо организация и ведение боевых действий — это не только главная, но и всепоглощающая обязанность командиров и штабов. Практически в Афганистане командиры и штабы непосредственно занимались организацией боевых действий. И введение дополнительных заместителей было связано в основном с тем, что дивизиям, и иногда и полкам приходилось выполнять одновременно несколько боевых задач в различных районах. Но с введением новых замов «по боевым действиям» им больше всего пришлось участвовать в управлении войсками в зоне боевых действий.

Как не странно, но с самого начала ввода войск и до конца их пребывания в Афганистане не было четкой линии воевать нашим войскам в этой стране или нет. Поэтому порою шло скрытое сопротивление попыткам заставить войска воевать. И некоторые важнейшие операции предпринимались лишь по просьбе афганского руководства и нажимом советского руководства.

Теперь, когда после ухода советских войск из Афганистана прошло более 6 лет, некоторые военные деятели, участвовавшие в афганских событиях, подчеркивают свои заслуги в том, что они всячески стремились сберегать наши войска, по возможности не вовлекать их в активные боевые действия, исходя прежде всего из того, чтобы не допустить потерь среди личного состава.

Разумеется, сбережение людей, недопущение потерь — дело благородное и непременная обязанность каждого военачальника и командира. И если в прошлом в российской и советской армиях это всеми признаваемое на словах требование на деле далеко не всегда удавалось осуществлять, то тем более отрадно, что новое поколение генералов и офицеров начинает глубже задумываться над этой острой извечной проблемой военного дела. Но ее нельзя и упрощать. Применительно к Афганистану будущим историкам предстоит еще объективно исследовать, что было более рациональным: периодическое ведение боевых действий по мере накопления мятежниками крупных сил в определенных районах, предоставляя им для этого время и возможности, или более решительные боевые действия и операции по заранее намеченному стратегическому замыслу с целью последовательного разгрома группировок мятежников в важнейших районах, не давая им возможности для восстановления своих сил. Если бы мы во время прошлой войны придерживались первого из этих подходов, то, видимо, мы еще до сих пор, не освободили свои земли от фашистов.

Во всяком случае по опыту Великой Отечественной войны в ходе проведения активных военных действий и хорошо подготовленных операций с нашей стороны достигались значительно лучше оперативно-стратегические результаты и при меньших потерях, чем в проводимых периодически бесплодных частных операциях и боевых действиях.

Ввиду отсутствия у высшего военного командования и Генерального штаба долгосрочных планов ведения военных действий в Афганистане, вся деятельность советских войск строилась на основе ежемесячных планов, которые утверждались обычно Министром обороны. Их разработка осуществлялась командующим войсками Туркестанского военного округа совместно с главным военным советником в афганской армии под общим руководством Оперативной группы Министерства обороны, находившейся в Кабуле. Рассмотрение и утверждение этих планов, особенно в бытность Министра обороны Д. Ф. Устинова, носили весьма затяжной и мучительный характер. Иногда пока утверждались планы разгрома тех или иных группировок моджахедов, обстановка существенно менялась и по ходу развития событий приходилось изменять и планы. Для того, чтобы понять истоки такой системы управления, нужен небольшой экскурс в историю.

Громоздкая, недостаточно поворотливая, бюрократическая система управления в той или иной мере всегда давала о себе знать в русской армии. Об этом писал еще Ф. Энгельс после Крымской войны 1853–1856 гг. Эти явления дали о себе знать в русско-турецкую 1877–1878 гг., в русско-японскую и первую мировую войны. Не удалось избавиться от этого порока и в Советской Армии. Например, одной из причин первоначальных неудачных действий в районе озера Хасан в 1938 г., да и в районе Халхин-Гола (до вступления в командование Г. К. Жукова) явились именно запутанность и искусственное усложнение системы управления. Так, в районе озера Хасан с управлением сравнительно небольшим количеством войск могли бы справиться командир корпуса и командующий войсками Дальневосточного военного округа с оперативной группой. Но спешка и требование высших властей немедленно уничтожить вторгшие японские части привели к вмешательству в боевое управление многочисленных инстанций, которые не давали возможности друг другу нормально работать. Непосредственно управлял боевыми действиями командир 39-го стрелкового корпуса В. Н. Сергеев, над ним был командующий 1-й армией К. П. Подлас.

В их дела непрерывно вмешивались и пытались отдавать распоряжения соединениям и частям, находившимся в районе боевых действий начальник штаба Дальневосточного военного округа Г. М. Штерн (с опергруппой), а также прибывший из Москвы (тоже с оперативной группой) армейский комиссар Л. З. Мехлис. Управление осуществлял также командующий войсками округа В. К. Блюхер со своим штабом, которых непрерывно теребили запросами об обстановке и указаниями народный комиссар обороны К. Е. Ворошилов, Генштаб, Главное политическое управление и другие органы. Такая система управления ничего, кроме бестолковщины и неорганизованности порождать не могла. После этого была советско-финская война.