Фарьябский дневник - Носатов Виктор Иванович - Страница 12

Глава III

Утро следующего дня было пасмурным. Набрякшие влагой тучи проносились низко, задевая своими лохмами стационарную антенну машины связи. Подняли всех часа в четыре, с тем чтобы в пять двинуться дальше. Предстояло до темноты выйти к лагерю, отмеченному на командирских картах небольшим кружочком, километрах в двух от административного центра провинции Фарьяб, города Маймене. За световой день предстояло пройти более 120 километров, причем почти половина пути приходилась на горные дороги и перевалы. Разведчики предупредили нас, что на перевалах возможны засады и минно-взрывные заграждения.

Не успел начальник ММГ майор Калинин довести приказ на марш, как по радио поступило сообщение о том, что наши вертолеты, направленные на разведку по маршруту движения колонны, обнаружили у перевала, в районе кишлака Ширинтагаб в сотне километрах от Андхоя, хорошо замаскированную засаду. При появлении низко летящих машин душманы первыми открыли огонь, но летчики были начеку и быстро вывели вертолеты из-под обстрела. Зато в следующий свой заход они так обработали их позиции НУРСами, что от засады ничего не осталось.

– Путь свободен, – скромно известили нас летчики, пожелав счастливого пути. На смену отбомбившимся МИ-8 пришли «горбатые» МИ-24. Дождавшись вертолетов прикрытия, колонна двинулась вперед.

Сразу же за андхойскими пригородами непрерывным массивом пошли кишлаки. Дувалы, огораживающие сады, виноградники и пашни, чередовались с глинобитными стенами домов, которые почти вплотную лепились к дороге.

Глядишь на все это и думаешь: а что, если из-за дувала выскочит боевик и с ходу из гранатомета шарахнет? Тогда вряд ли кто-то в этой металлической коробке в живых останется.

Все в десантном отделении это прекрасно понимают и потому, держа палец на спусковом крючке автомата, внимательно наблюдают за обочиной, на Бога, как говорится, надейся, но и сам не плошай. Мы бы, конечно, не сплоховали даже при внезапном нападении на колонну, но с вертолетами прикрытия было как-то надежнее, что ли.

С большими предосторожностями преодолели мост через горную речушку. Покореженные взрывами укрепления на его подступах говорили о том, что батальону десантников здесь пришлось прорываться с боем. Сразу же за мостом перед нами возникло целое кладбище покореженных, наполовину сгоревших машин: наливняков и грузовиков, «КамАЗов», «ЗИЛов» и «фордов». Почерневшие от копоти, покрытые ржавчиной остовы машин на обочине дороги навевали мрачные мысли. После этакого зрелища до меня, наверное, так же как и до остальных, наконец-то дошло, что, оказывается, здесь идет настоящая война, а отнюдь не эпизодические стычки оппозиционных формирований с правительственными войсками, о чем нас уверяли газеты и телевидение.

Первую половину дневного пути мы прошли без каких бы то ни было осложнений.

Даулатабад – группа наиболее крупных и богатых кишлаков провинции Фарьяб – встретил нас зловещей тишиной и безлюдными улицами. Многие дома у дороги зияли мертвыми глазницами окон и внушительными пробоинами. Видно, и здесь досталось десантникам.

«А нас-то здесь не ждут! Скорее напротив! – вновь мелькнула еретическая мысль, но, воспитанный в лучших советских традициях, я быстро отогнал ее от себя. – Видно, душманы припугнули жителей и те от страха перед ними попрятались в домах, – уверял я себя. – Долина густо населенная, и там уже наверняка нас встретят хлебом-солью. Тем более что дехкане, живущие за перевалом, воочию видели, как наши вертушки врагов революции истребляли, от моджахедов их защитили», – думал я, преодолевая на боевой машине подъем.

На перевале нас встретили передовые посты десантников, которым была поставлена задача – сопровождать нашу колонну до Меймене.

В центре кишлака Ширинтагаб, на утрамбованной глиняной площадке у гробницы афганского святого (на это указывало каменное надгробие и унизанное разноцветными тряпицами дерево), собралась большая толпа афганцев. Скрестив на груди руки, мужчины, одетые в большинстве своем в белые домотканые одежды, молча провожали нас глазами. Поравнявшись с толпой, я увидел обернутые в белую материю тела убитых. Подогреваемый любопытством, я, подтянувшись, уселся на броню, чтобы с высоты получше рассмотреть, что же там творится. В тот же миг наткнулся на ненавидящие взгляды афганцев.

Больше из люка до самого конца долины я не высовывался.

У второго перевала нас встретили афганские сарбозы, солдаты вооруженных сил ДРА. От холода они кутались в просторные мышиного цвета шинели. Расположившись по гребню близлежащих сопок, усердно махали руками, то ли приветствуя нас, то ли таким образом разогреваясь. Черные, словно высеченные из камня, неулыбчивые лица сарбозов говорили о том, что если их и заставили приветствовать союзные войска, то все это им не по душе. Правда, во весь рот улыбался джагран (майор), командир батальона, вышедший навстречу нашей головной машине. Первым принял дружественный рапорт старший лейтенант Саша Сапегин, командир разведвзвода. Потом подошли офицеры ОГ и ММГ. После первых приветственных слов джагран неожиданно взмолился о помощи. У него, видите ли, кончилось горючее и не на чем отправлять в казармы солдат. Через несколько минут десяток афганских «ГАЗ-66» подъехали к топливозаправщику и надолго к нему присосались.

После этой непредвиденной остановки поступила команда продолжать движение, но не тут-то было. Где-то в середине серпантина дороги, круто вьющейся к перевалу, забарахлил «КрАЗ»-топливозаправщик. Пришлось впрягать боевую машину пехоты, которая с трудом вытащила эту груду железа на перевал, застопорив движение колонны как минимум часа на два. Затором на перевале чудом не воспользовались боевики, тем паче что вертушки, барражировавшие над нами целый день, к вечеру ушли на базу.

Пока мы занимались «КрАЗом», афганцы, привлеченные невиданным зрелищем, начали спускаться вниз. Возле нашего бронетранспортера расположился офицер, судя по зеленым погонам с двумя планками и звездой, это был туран (капитан). Среднего роста, пухленький, с лощеным лицом и грозным взглядом, он чем-то напоминал нашего, так знакомого по историческим фильмам русского барина. Сходство это усилилось, когда к нему, то и дело кланяясь, подошли два денщика. Один держал в руках деревянное кресло, которое по указке начальника установил в тени тутового дерева, другой с легкостью профессионального официанта вскрыл бутылочку с кока-колой и, доверху наполнив напитком стакан, подал его уже устроившемуся в кресле командиру. Эта картина, откровенно говоря, покоробила не только меня, но и моих солдат, которые, высунувшись из люков машины, с любопытством рассматривали своих товарищей по оружию. Но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезь. Эти и множество других наблюдений, сделанных позже, сильно поколебали наше восторженное отношение к событиям, происходящим в Афганистане. Ведь их революцию первое время мы рассматривали через призму нашего представления об Октябре 1917 г., впитанного каждым советским человеком с молоком матери. Кое-что в наших представлениях сходилось с афганской действительностью, например, частенько попадались сарбозы, крест-накрест перепоясанные пулеметными лентами, вооруженные к тому же трехлинейками с трехгранными штыками. Но на этом сходство и заканчивалось. В армии и народной милиции (царандой), по сути дела, оставались шахские порядки. Это и понятно, ведь большая часть офицеров присягала шаху Дауду Онито и перенесли многие свои привычки и традиции в Вооруженные силы ДРА.

В памятке советскому воину-патриоту, интернационалисту говорилось, что в Программе действий НДПА[5] красной нитью проходит идея, что «современные афганские Вооруженные силы – это армия нового типа, она защищает революцию и рожденную ею народную власть».