Очерки истории российской внешней разведки. Том 1 - Примаков Евгений Максимович - Страница 10

Когда нужно было доставить особо важное, секретное письмо иностранному правителю, собственному послу или воеводе, царь посылал запечатанный пакет не с обычным гонцом, а с одним из подьячих Приказа тайных дел. При этом подьячему давались дополнительные задания разведывательного характера: разузнать стороной то, что интересовало лично царя, собрать сведения о настроении населения, с некоторыми лицами провести доверительные беседы наедине по вопросам, перечисленным в тайном наказе, составленном лично царем. Нередко подьячим предписывалось скрывать свое истинное место службы и выдавать себя за другого, то есть, прибегая к нынешней профессиональной терминологии, действовать «под прикрытием».

Подьячие Приказа тайных дел и посольские дьяки, ведавшие поддержанием связи с царскими представителями в зарубежных странах, нередко прибегали к зашифрованной переписке. Ключ к расшифровке этих посланий не записывался, его заучивали наизусть. Существовали различные варианты секретного письма, и, как положено по правилам конспирации, никто из подьячих не должен был знать все варианты тайнописи.

Как правило, она составлялась по одному из наиболее примитивных способов зашифровки, получившему название «тарабарской грамоты». Иногда она также называлась «литореей» (т. е. «буквенной», от лат. «litera»). Секрет этого способа в том, что одни буквы подменялись другими. Тайное письмо иногда называлось «затейным». Нередко писцы прибегали к написанию фраз в обратном порядке, составляя своеобразные криптограммы, иногда не дописывали буквы — такой шрифт назывался «полусловицей».

Еще в 1633 году отец первого царя из династии Романовых патриарх Филарет, будучи фактическим правителем России, написал «для своих государевых и посольских тайных дел» особую азбуку и «склад затейным письмом». Сохранился наказ русскому дипломатическому представителю в Швеции Дмитрию Андреевичу Францбекову, из которого видно, что он должен был использовать тайнопись при составлении донесений царю Михаилу Федоровичу. Наказ заканчивался такими словами: «Да что он, Дмитрий, будучи в Свее, по сему тайному наказу о тех или иных о наших тайных делах и наших тайных вестей проведает и ему о всем писати ко государю царю и великому князе Михайлу Федоровичу всея Руси к Москве по сему государеву тайному наказу закрытым письмом».

Дошел до нас и черновик этого наказа, в котором слово «затейным» зачеркнуто и заменено «закрытым». Тайнопись в России перестала быть затеей и превратилась в одно из средств сохранения государственных тайн.

Царь Алексей Михайлович в своей личной переписке нередко прибегал к «тарабарской грамоте». Шифром обычно писались инструкции подьячим Приказа тайных дел, выезжавшим за границу. Например, подьячему Григорию Никифорову поручалось передать руководителю русской делегации на переговорах с Польшей, А.Л. Ордин-Нащокину написанное шифром предписание царя. Из инструкции Никифорову, исполненной тоже «тайным письмом», видно, что царь был озабочен вопросом, как укрепиться в Ливонии и на Балтике. Царь требует: «Проведать подлинно, сколько ратных людей и каких в Риге и в иных городах по сей стране…». Это уже настоящее разведывательное задание.

В 1673 году к польскому двору был назначен постоянный московский представитель (резидент, как тогда называлась эта должность) полковник Василий Тяпкин. Он находился в пути, когда в Москву пришла весть о кончине польского короля Михаила Корнбута Вишневецкого. Поскольку у короля не было наследников, то в Варшаве должен был собраться сейм для обсуждения вопроса о престолонаследии. Вопрос очень интересовал Алексея Михайловича, так как сейм уже однажды высказался за избрание королем одного из его сыновей. Царский гонец догнал Тяпкина по дороге в Вильно и вручил ему составленную самим государем тайнопись. Ожидания царя не оправдались, королем избрали воеводу Яна Собеского. Тяпкин же продолжал оставаться при польском дворе и в течение пяти лет посылал в Москву составленные «закрытым письмом» донесения. Сохранилось более шестисот листов донесений первого русского постоянного посланника в Польше к «сберегателю посольских дел» боярину Артамону Сергеевичу Матвееву.

Примечательно, что эта переписка вызвала у Яна Собеского подозрение, что Тяпкин настраивает против него московские власти. Когда Алексей Михайлович умер и Тяпкин со своей свитой явился в королевский замок в черном «жалобном» платье, Собес-кий гневно высказал ему свое недовольство, упрекая в том, что он писал «ссорные и затейные письма к покойному царю, от которых до сих пор войска наши не соединились и взаимная между нами дружба не могла утвердиться».

Можно предположить, что польским спецслужбам удалось перлюстрировать (т. е. тайно вскрыть) и прочесть секретные письма русского резидента. Нельзя также исключить, что информация о содержании писем Тяпкина дошла до поляков через агентурные каналы — ведь среди русской верхушечной знати были сторонники сближения с Польшей, представлявшие для польских разведчиков определенную «питательную среду».

Алексей Михайлович вступил на престол, когда в Европе подходила к концу Тридцатилетняя война (1618–1648 гг.), разделившая страны континента на два противоборствующих лагеря. Каждое из втянутых в этот конфликт государств стремилось в той или иной мере развивать дружественные отношения с Россией, преследуя при этом свои конкретные цели: обеспечение тыла с востока, перераспределение сфер влияния и завоевание новых земель, расширение выгодных условий торговли. Россия, со своей стороны, была заинтересована в росте своего международного престижа. Все чаще в Москву приезжали иностранные представители, а русские послы и купцы, в свою очередь, направлялись в различные зарубежные страны.

Первые шаги были неуклюжими, полными курьезов. Одна из причин этого — отсутствие надежной информации о событиях за рубежом. С этой целью в Москве (уже с 1621 г.) издавались «Куранты» (нем. «couranten» — «текущие известия») — рукописный бюллетень Посольского приказа в количестве двадцати номеров в год. Цель издания — информировать правительство о заграничных событиях. Источником служили в основном польские, немецкие и голландские газеты, другие издания, письма русских людей из-за границы. Об оперативности поступавшей в Посольский приказ информации можно судить хотя бы по такому случаю. В 1656 году стольник И.И. Чемоданов был послан в Италию. Прибыв на место, он вдруг с удивлением обнаружил, что герцог Франциск, которому были адресованы его верительные грамоты, имел уже… третьего преемника. Можно представить себе состояние и посла Потемкина, который рассчитывал на встречу с испанским королем Филиппом IV, но тот не смог принять его, так как… умер два года назад.

Эти первые посланцы были по большей части новички, совсем не знавшие ни обычаев, ни традиций тех стран, которые они посещали, но старавшиеся ввести там чисто «кремлевский ритуал». Во Флоренции стольник Чемоданов и его помощник, дьяк Постников, падают ниц перед государем, целуют ему ноги, после чего они считают себя обиженными, когда, при произнесении имени царя, герцог не отвечает никаким жестом, который свидетельствовал бы об уважении к российскому государю.

Беря с собою, как правило, пышную свиту, многие послы затем попадали в затруднительное положение, не зная, как ее содержать. Дело в том, что на Руси в то время было принято обеспечивать иностранные посольства продовольствием («кормом»), и царские эмиссары, попадая за границу, рассчитывали на взаимность, но часто ошибались. Правда, они брали с собой товары и долю выручки от их продажи тратили на содержание посольства. Это удавалось, хотя и не всегда. «В Ливорно, — пишет К.Валишевский, — Чемоданов выкрутился, продав выгодно шестьдесят окороков! Но потом покупатели заупрямились, так как флорентийцам пришлись не по вкусу произведения «veramente bruttissime» (итал. «ужасно грубые») иноземного колбасника, ввиду чего Чемоданову пришлось выпрашивать у герцога милостыню в 100 дукатов, которые были ему даны с обязательством воздерживаться от нового выпрашивания на итальянской территории».